Пусть умрёт - Юрий Григ

      «Посмотрим, Петроний Секунд, уважаемый префект, не навлек ли ты несчастья на свою голову?» –  пронеслось в голове у тайного советника.  Вслух же он сказал, обращаясь к преторианцу и все еще пытаясь перехватить ускользающую из рук инициативу:

      - Мы весьма благодарны за бдительность, префект, и не замедлим проверить твою версию.

      Но Секунд не был бы префектом претория, если бы позволил врагу так легко завладеть театром военных действий.   Не удостоив вниманием последние слова Луция, он обратился к императору:

      - Позволь преподнести тебе скромный подарок, государь?

      И с поклоном, недостаточно низким, чтобы быть истолкованным как свидетельство обожествления, но достаточно низким для того, чтобы не лишиться головы, он выставил перед императором уже знакомый футляр, который загодя внесли рабы.

      - Не сочти за труд, взгляни на этот клинок, – произнес он, откинув бронзовые защелки и открывая почти черную крышку. – Я думаю, он создан для такого великого воина, как ты. Посмотри, футляр изготовлен из дерева хавним, того, что привозят нубийцы. Произрастает оно далеко за пустыней Сиртой. Говорят, все предметы, имеющие магическую силу, чтобы не растерять ее, должны храниться в шкатулках из этого дерева.

      Лесть префекта попала в цель. К тому же император подарки любил. Детство, проведенное в нужде, давало о себе знать, хотя  после трех десятков лет правления династии он стал несказанно богат.

      В оружии император разбирался и сразу понял, что перед ним шедевр оружейного искусства. Помимо идеального клинка поражал размерами огромный синий камень, увенчивающий рукоять. Такие камни привозили из далекой земли Маурьев. Но столь крупного он, пожалуй, еще не встречал.

      - Ты прав, Петроний, работа действительно прекрасная, – промолвил, спустя минуту, Домициан. – Но скажи нам, как попал к тебе этот замечательный клинок?

      - Божественный цезарь позволит, чтобы это осталось моей маленькой тайной? – ответил Секунд вопросом на вопрос, почтительно склонив голову.

      - Хм… Что-то сегодня слишком много тайн. Ты не находишь, Луций? Что ж, пусть будет так... Но я вижу, что им уже сражались. Так ли это?

      - Ты наблюдателен, государь. Но это видно только по рукояти.  На лезвии ты не найдешь ни малейшей зазубрины.

      - Действительно, нет ни царапины.

      - Будь осторожен – лезвие остро, как бритва.

      - Не беспокойся, Петроний, я еще не разучился обращаться с оружием.

      - Открою тебе тайну, государь, – продолжил Секунд. – Меч сей изготовлен из волшебного железа – по твердости ему нет равных в мире. Выковали его в киликийской земле, в горах. Но кто мастер, к сожалению, неизвестно. Ты можешь испытать меч. Прикажи принести щит легионера.

      Когда принесли щит, Секунд распорядился, чтобы два раба поставили его на пол и удерживали в вертикальном положении. Затем попросил у императора меч.

      Меч прошел сквозь щит, словно он был сделан из воска. Тут удивился не только император, но и Луций, внимательно следивший за происходящим.

      Но что-то все же беспокоило старого лиса. Непонятно что именно, но он мог поклясться – что-то не так! Какая-то неуловимая фальшь чувствовалась во всем. У него возникло смутное предчувствие, что перед ним и императором разыгрывается спектакль. Но надо отдать должное режиссеру, кем бы он ни был – поставлен он был мастерски.

      Между тем император, все больше и больше увлекаясь, обсуждал с префектом достоинства меча.

      Луций отогнал тревожные мысли и снова прислушался к разговору:

      – Такого меча нет ни у кого в мире, и я был бы счастлив узнать, что гладиус сей удостоился чести занять место в твоей коллекции. – говоря, Секунд сделал жест рукой в сторону стены, сплошь увешанной оружием. – Это было бы лучшей наградой для меня.

      Его слова еще больше встревожили Луция. Казалось бы, в них не было ничего особенного, но он отметил, что префект незаметно взглянул на него, будто проверяя – расслышал ли он сказанное.

      Через два часа после того, как префект претория покинул императорский дворец, Луций доложил императору о том, что спальный раб его двоюродного брата исчез при загадочных обстоятельствах. Но, как это всегда бывает с людьми, которые верят в то, во что хотят верить, император наотрез отказался прислушаться к сомнениям своего доверенного лица.

      Участь Флавия Клемента была предопределена.

      Этой ночью впервые за последние три месяца император заснул в своей опочивальне безмятежным сном. Государыня Домиция Лонгина, негромко посапывая, спала рядом. Он больше не подозревал ее в заговоре против своего величества.

 «Как все складно сложилось с Флавием Клементом, о, боги! И на этот раз вы отвратили от меня смертельную опасность, –размышлял, засыпая, Домициан. – Но как же я не догадался раньше... Надо будет наградить префекта преторианцев за его верность и бдительность. А еще – издать буллу об оскорблении величества. Что-то совсем распустились подданные... Как хочется спать...»

      Эти мысли убаюкивали императора. Он взглянул на меч, который он приказал повесить на стену напротив ложа, и ему показалось, что внутри синего кристалла сверкнула багряная вспышка. Пляшущий по лезвию клинка отблеск лампад окончательно сморил его. Император провалился в сон и перестал существовать, проспав, как ребенок, до самого утра...

      Долго ворочался в постели Луций Тигеллин, младший сын Гая Софония Тигеллина, когда-то состоявшего начальником преторианской гвардии на службе у Нерона. Что-то не давало ему покоя. Что-то настораживало в визите Секунда. Но он не мог понять – что именно. Внезапно его осенило... Меч! Конечно же – меч с сапфиром! Как же он сразу не догадался! Так выглядел во сне, недавно рассказанном ему императором, меч, торчащий в его горле. Не слишком ли точно для простого совпадения?!

 Луций не колебался более в выборе пути.

      «Это знамение свыше, – вползла в его засыпающий мозг вялая мысль. – В конце концов, император обречен, и не мне, простому смертному, пытаться противиться воле бессмертных богов». Найдя таким простым образом оправдание своему будущему предательству, он смежил очи и погрузился в сон.

      Крепко спал Тит  Петроний Секунд, не оставлявший в покое Луция даже во сне.  Засыпая, он так же, как и император, подумал о том, как все удачно сложилось с Флавием Клементом. К этому человеку, честно говоря, он не питал особо недобрых чувств, как, впрочем, и добрых тоже. Но так уж повелось – кто-то должен жертвовать собой во имя процветания Империи. А то, что жертва эта  была принесена во благо Рима, Секунд не сомневался ни на мгновение.

      Спал безмятежным сном и Агриппа, получив от своего старшего друга и единомышленника весть о том, что задуманный маневр блестяще осуществлен, и оружие возмездия ждет своего часа во дворце. Две юные наложницы, согревали молодого сенатора своими упругими телами. Сегодня выдался хороший день, и сон его был особенно крепок.

      Спокойно спалось в ту ночь остальным жителям миллионного города. После нескольких дней необычайной жары неожиданно выдалась на удивление прохладная ночь, а вечером с запада налетел сильный ветер и принес с собой долгожданный, хотя и недолгий ливень, дав горожанам кратковременную передышку.

      Спал и Флавий Клемент, ничтожный человек, возомнивший себя отцом будущего императора. Он поплатился за свои мечты собственной головой и спал сном вечным – сном, которому никогда не суждено прерваться.

      Его зарезали прямо на улице. Правосудие в самом справедливом государстве мира вершилось в те времена весьма проворно. Император не захотел даже встретиться с ним. Жену Клемента, свою собственную племянницу, Домициан приказал сослать на Пандатерию.

      Но какое, скажите, это имело значение, если в ту ночь никто из горожан не мог быть уверенным – суждено ли ему проснуться наутро?

      Но были в Вечном городе по крайней мере два человека, которые так и не сомкнули глаз в ту ночь…

 Глава XV МОСКВА-НЬЮ-ЙОРК С ПЕРЕСАДКОЙ В ПАРИЖЕ

Одинокий странник сам себе попутчик.

Бауржан Тайшибеков

      Москва, как обычно, провожала дрянной погодой и поневоле  возникал вопрос: почему у нас такой климат? Вопрос этот еще больше обострился в Париже, в Орли, где была промежуточная посадка перед заключительным броском через океан.

      Погода во французской столице стояла великолепная. Максимов потратил отпущенный час, прохаживаясь под нежарким солнцем вдоль смотровой «палубы» аэропорта, размышляя о том, как несправедливо устроен мир.

       «С климатом не везет, зато с полезными ископаемыми повезло», – возразил бы ему Боря Квинт.