Чужие дороги - Галина Дмитриевна Гончарова

я не откупаюсь, а просто — купи себе ленту. Или еще что...

Миранда решительно вышла из комнаты и направилась в родительские покои.

Родительские...

Пока была мама, отец исправно ночевал дома. А сейчас мама пропала, и что? И отцу просто больно сюда заходить. Мири видит, какое у него делается лицо...

Так!

Не думать о плохом!

Мама обязательно найдется, иначе и быть не может! Она это знает...

Мири прошла в родительскую спальню.

Нанук лежал на ковре у кровати, с той стороны, с которой обычно спала Лилиан Иртон. Уткнул нос в ее домашние туфли, и лежал.

И глаза у него были такие...

Кто сказал, что собаки не переживают?

Миранда и сама не поняла, как оказалась на коврике рядом с псом.

— Ну что ты, маленький...

«Маленький» был едва ли не длиннее виконтессы, но на такие мелочи девочка и внимания не обратила.

— Ты мой хороший, ты чудо мое пушистое...

Нанук даже не шевельнуть ухом.

— А ну, смотреть на меня! — разозлилась Миранда. И как следует потянула за то самое ухо.

Ноль внимания.

Ага, вирманские собаки — милые животные. Чтобы они тебя заметили, их надо поленом промеж ушей лупить, иначе и не поморщатся. Полена, увы, не было, вариантом была кочерга, но Миранда решила не перегибать палку.

— Нанук, она вернется. Обещаю.

Молчание. И даже глаза не двигаются.

Миранда махнула рукой, вытянулась на ковре и обняла пса за шею. Прижалась покрепче...

— Нанук, миленький, мама жива,. И обязательно вернется. Надо просто немножко подождать, и она придет, и опять вы будете с ней гулять... ты у нас умничка, ты вовремя прибежал в Тараль, иначе ее не хватились бы до вечера, ты замечательный, ты поднял тревогу, а сейчас тебе надо кушать и выздоравливать. И дождаться маму, обязательно дождаться. Папа ее вернет, он у меня сильный и умный, а гада Лофрейна мы с тобой сами покусаем. Я по-–

кусаю, а ты загрызешь, ты ведь можешь его загрызть? У тебя вон какие клыки, и когти есть, и ты сильнее меня...

Миранда шептала какую-то чушь, и не сразу поняла, что плачет.

А потом осознала и другое.

Нанук повернул здоровущую морду, и смотрит на нее, серьезно и вдумчиво. Как бы спрашивает — правда?

Конечно, правда! Только живи! А там уж разберемся с любыми врагами! Обещаю!

Мокрый язык прошелся по лицу девочки, убирая слезы. Нанук тоже подбадривал малышку на свой лад... в конце концов, это — щенок его хозяйки. Пока хозяйки нет, он позаботится о девочке, а дальше будет видно...

Не плачь, маленькая, мы всех врагов загрызем, обязательно...

Миранда подвинула кобелю миску с водой и умиленно наблюдала, как он пьет, а потом в два укуса расправляется с большим куском мяса. Только кость на зубах хрустнула.

— Представь себе, что это Лофрейн, — шепнула Мири. Кость хрустнула еще раз. Очень выразительно.

Девочка зарылась пальцами в густую шерсть.

— Вр-р-р-р, — с другой стороны ее подперла Ляля.

— Держитесь, ребята. Нам надо просто дождаться.

Миранда верила в свои слова. Но как же тяжело у нее было на сердце. Как же тоскливо...

Мама, где же ты?

■ф      *      *      *

Раскроить и сшить. Что тут сложного?

Ничего.

Особенно если у тебя есть весь портняжный набор. Метр, иголки, ножницы (нормальные!), мел, чтобы начертить что надо по ткани, удобный стол...

Когда половины из этого набора нет, а стол шатается в такт чертову кораблю...

Кругом одни сволочи!

* Через два часа работы Лиля была в этом уверена на сто процентов.

Штанины оказались разной длины. Кое-как Лиля их подколола и принялась подшивать, матерясь, периодически попадая иголкой в палец и вспоминая с тоской швейную машинку. Даже старенькую, с ножным приводом, которая стояла у них дома.

Она бы сейчас на что угодно согласилась

Ручками, дамочка, ручками...

Но штаны были нужны, так что Лиля шила и материлась, материлась и шила.

От важного занятия ее отвлек приход барона Лоф- рейна.

— Ваше сиятельство...

Лиля злобно посмотрела на барона, но того было не смутить.

— Я пришел сопроводить вас на завтрак.

Лиля молча поднялась из-за стола.

— Как вам спалось?

— Замечательно, — не покривила душой женщина. — Под утро мне приснилось, что вас повесили.

— Значит, буду жить сто лет, — парировал Тони.

— Не будете. Я постараюсь об этом позаботиться.

— Ваше сиятельство, стоит ли так меня ненавидеть? Поверьте, через пару лет вы будете даже благодарны мне. Все забудется... его величество Энтор по достоинству ценит и красоту и ум...

Лиля мысленно покривилась.

Понятно, начата обработка. Если она, представ перед его величеством, обматерит его со всем пылом души, Энтони не поздоровится. Надо настроить ее соответ–ствующим образом. Чтобы смирилась, успокоилась, не переживала, а привыкала к роли «переходящего кубка». Что ж...

Окажись на месте Лилиан приличная средневековая барышня — проблем бы не было. Здесь дамы смирные, им смирение с детства проповедуют, да и привыкли они переходить из рук в руки.

Женщины, земли...

Лиля читала в свое время — у нее волосы дыбом становились. Как так можно?

Жила с одним мужем, пришли завоеватели, всех перерезали, мадам изнасиловали, половину ее детей поубивали... начала жить со вторым. Смирилась, успокоилась...

Объективная реальность.

Здесь так и поступали.

Жаль, Лиля была человеком из двадцать первого века. Смирения в ней не было ни на грош.

Тебя ударили по одной щеке?

Подставь вторую. А потом нырни под удар и пробей противнику прямой в печень.

Какой он, к чертям, ближний, если себе такое позволяет? А если не ближний, то и церемониться с ним нечего!

Лиле намного проще было принять другую философию, по которой зло надо было наказывать еще на земле. Не откладывая на время, и не перекладывая свою работу на Альдоная.

Тот далеко, у него важные дела, поэтому надо заботиться ц справедливости самостоятельно.

Опять же...

Вот, тебя оскорбили. А ты простил. Что случится дальше? Да об тебя еще и ноги вытрут. И будут втаптывать в грязь, пока не затопчут окончательно. Таким образом, ты совершаешь два греха. Первый — провоцируешь человека на большую жестокость, подлость, то есть человек–легко впадет в грех. Возможно — непрощаемый. Опять же, ты-то ему простил, а кто-то и не простит. И ответит жестко, так что нарвется твой обидчик по самое дальше некуда.

А второй грех, который ты совершаешь — подводишь своих близких. Ведь если о тебя будут вытирать ноги, кто защитит