Изгнанник - Аллан Фолсом

В этот момент отворилась тяжелая дубовая дверь, и в бар вошли двое членов управляющего совета. Обменявшись с лордом Престбери приветственными кивками, они направились к барной стойке. Престбери подождал, пока они отойдут, а затем вновь посмотрел на Мартена и спросил:

— Вы дерете мою дочь?

Господи Иисусе! Мартен уставился в свой стакан. Вот уж действительно, «прямой и откровенный вопрос»! Старик и впрямь все знает и теперь требует подтверждения.

— Я…

— Мистер Мартен, мужчина точно знает, дерет он ту или иную бабу или нет, поэтому ответ должен быть очень простой: да или нет.

— Я… — Николас залпом осушил стакан.

— Вы знакомы с ней уже восемь месяцев. Именно благодаря ей вы оказались в университете, правильно?

— Да, но…

Лорд Престбери вновь наполнил стаканы.

— Господи, молодой человек, я же знаю, как все это у вас произошло. Вы познакомились в «Бэлморе», куда вы поместили на лечение свою сестру. Раньше вы получили ранения в результате несчастного случая и не могли сообразить, как строить свою жизнь дальше. Заниматься ландшафтами было вашей давнишней мечтой, и, поощряемый Клементиной, вы решили осуществить ее.

— Это она вам рассказала? — Он не предполагал, что Клем так откровенна с отцом.

— Нет, сэр, я сам это придумал, — съязвил пожилой джентльмен. — Конечно, она рассказала!

Неожиданно лорд Престбери приподнялся, протянул через стол руку и ухватил Мартена за локоть.

— Я не намерен причинять вам какой-нибудь вред, мистер Мартен. Просто я очень переживаю за свою дочь. Да, мы с ней не часто видимся, и, конечно, мне следовало бы уделять ей больше внимания. Но ведь ей уже почти тридцать лет. Она одевается, как старая дева середины прошлого века. Мне гораздо лучше, чем вам, известны университетские правила: никаких сексуальных связей между студентами и преподавателями. Хорошее правило. Нужное. Но, во имя Всевышнего, она говорит о вас как о своем лучшем друге, и именно это меня тревожит. Именно поэтому я должен знать, дерете вы ее или нет.

— Нет, сэр. — У него не было ни малейшего желания угодить в западню, приготовленную для него стариком. Вызывает его на откровенность, а потом размажет по стенке.

— Нет?

— Нет.

— О господи! — Лорд отпустил руку Мартена, сел на стул, но почти тотчас же снова подался вперед.

— Но почему нет? Скажите мне ради всего святого! — хрипло прошептал он. — Вы считаете ее непривлекательной?

— Она чрезвычайно привлекательна.

— Так в чем же тогда дело? В таком возрасте она бы должна быть матерью как минимум двоих детей! — Лорд Престбери взял стакан и сделал еще один большой глоток, а потом, словно придя к какому-то решению, спросил: — Хорошо, если это не вы, то, может, скажете мне кто?

— Этого я не знаю, сэр, и при всем уважении к вам мне очень сложно продолжать этот разговор. Поэтому с вашего позволения… — Он начал подниматься со стула.

— Сядьте, сэр!

Стоявшие возле стойки бара посетители обернулись, и Николас медленно опустился на стул, а затем, боязливо глядя на собеседника, поднес к губам стакан и сделал хороший глоток обжигающей жидкости.

— Вы не понимаете, мистер Мартен. — Отец его любовницы был явно расстроен. — Как я уже сказал, мне не удается проводить с дочерью достаточное количество времени, но за все прожитые в Манчестере годы она лишь дважды приводила в дом мужчину, и каждый раз — нового. Моей супруги вот уже тридцать лет как нет в живых, леди Клементина — мой единственный ребенок. И я серьезно опасаюсь, что, несмотря на орден Подвязки, палату лордов, благородную кровь, славных предков… что я вырастил… — Он еще ближе пододвинулся к Мартену и прошептал: — Лесли.

— Кого?

— Лесли.

— Я не понимаю. — Мартен сделал еще один глоток и задержал виски во рту, ожидая продолжения.

— Ну, лесбиянку.

От неожиданности он поперхнулся и едва не забрызгал сидящего напротив лорда, но вовремя успел прикрыть рот ладонью, а затем закашлялся, поскольку жгучий напиток попал в дыхательное горло.

— Умоляю вас, сэр, скажите мне, что она не такая!

Каким бы ни оказался ответ Николаса Мартена, его так и не последовало, потому что в этот момент во всех помещениях Уитуорт-холла сработала пожарная сигнализация.

19

Мартен лежал в темноте и смотрел на спящую Клем. Как всегда, когда они оставались на ночь вдвоем, она была обнаженной, и ее грудь равномерно поднималась и опускалась в такт дыханию, а кожа светилась в ночи молочной белизной.

Единственная дочь лорда Престбери, она действительно одевалась и зачастую вела себя как старая дева, но это был своеобразный способ самозащиты.

У лорда Престбери не имелось никаких оснований беспокоиться по поводу сексуальной ориентации дочери, хотя, будь она лесбиянкой, поклонницы бы выстроились в очередь. Клем была умна, сексуальна, красива, а в этот момент выражение ее лица казалось невинным, как у ребенка, который спит с плюшевым мишкой в обнимку.

Невинным?

В случае необходимости леди Клементина Симпсон, дочь графа Престбери, могла превращаться в абсолютно беспринципное, беспредельно хитрое и начисто лишенное совести существо. Менее чем шесть часов назад она вместе с отцом и прочими выдающимися персонами стояла возле Уитуорт-холла, укрываясь под зонтиком от проливного дождя и наблюдая за тем, как к зданию с завыванием сирен подъезжают пожарные машины. После того как полицейские оттеснили зевак, пожарные, надевая защитные маски и дыхательные аппараты, отважно ринулись внутрь, рассчитывая дать сражение огненным валам и удушливому дыму. Однако вместо огненной стихии они обнаружили лишь брошенные впопыхах, но вполне мирные остатки чаепития. Как выяснилось, кто-то решил отметить вступление в должность нового президента оригинальным образом и врубил в его честь пожарную сигнализацию.

Кто-то?

Леди Клем, кто же еще!

Призналась она в этом весьма своеобразно: едва заметно подмигнула, когда первые пожарные ворвались в здание. Желая избавить любовника от неприятного разговора с отцом, Клем использовала первое, что попалось под руку, а именно кнопку пожарной сигнализации.

После представления с пожарными она с невинным видом сидела за обеденным столом напротив отца, епископа Манчестерского и лорда-мэра, причем до конца вечера их разговор вертелся вокруг единственной темы: злокозненного террористического акта с ложной тревогой.

Затем они вернулись в квартиру Мартена с окнами на Эруэлл, и Клем стала медленно раздеваться, изображая некое подобие стриптиза, заодно допрашивая о разговоре с ее отцом. После того как Николас подробно пересказал ей их диалог, причем сохранив лексику лорда Престбери, реакция Клем была на удивление спокойной.

— Бедный папа! Палата лордов и все такое, а жизни до сих пор не знает.

Произнеся это, женщина, уже полностью обнаженная, оказалась прямо перед Мартеном, стянула с него всю одежду, и остаток ночи прошел так же, как и всегда, когда они оказывались в одной постели. Иногда Клем кричала так громко, что Николасу казалось, что ее слышат прохожие, идущие по улице четырьмя этажами ниже.

— Трахай меня! Трахай меня! Трахай меня!

Господи святый! И это — профессор университета, дочь кавалера ордена Подвязки, представительница высшего класса, особа титулованная и богатая сверх всякого разумения!

Мартен улыбнулся. Вот ведь как случается в жизни. В свои двадцать семь лет он стал студентом, собирается получить ученую степень в области ландшафтного дизайна и крутит роман с аристократкой.

Произошла в его жизни и еще одна перемена. Внутри его постепенно перестала биться мысль о Реймонде. Что случилось с сочиненными им электронными посланиями, так никто и не узнал. Либо он изначально блефовал, и этих писем никогда не существовало, либо они действительно были отправлены, но не дошли до адресатов и безвозвратно затерялись где-то в Сети. Как бы то ни было, сейчас это уже не имело значения, поскольку послания эти так нигде и не материализовались — по крайней мере, в течение последних восьми месяцев.

Лос-Анджелес и происходившие там события казались далеким сном. Здесь, в Манчестере, небо которого постоянно сочилось холодным дождем, Мартен превратился в человека, который наслаждается каждым днем своей новой жизни, наполненной занятиями в университете, тайными встречами с Клем, покоем и осмысленностью существования.

20

Манчестер, понедельник, 13 января

«…городского паркового хозяйства в современном обществе».

Мартен решил сделать паузу в работе над курсовой и отодвинул клавиатуру компьютера. По его расчетам, объем работы должен был составить 80-100 страниц, а корпеть над ней придется месяца три. Хотя сдавать курсовую предстояло еще только в апреле, Мартен понимал, что ему предстоят колоссальные усилия, ведь за месяц объем написанного не превышал и двух десятков страниц.