Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох - Маркус Борг

Из этого следует еще один вывод. Евангелия не говорят о том, что Иисус умер за грехи мира. Там ничего не сказано об искупительной жертве. Но в каком-то смысле он действительно был убит из-за грехов мира. Его убила несправедливость системы господства, причем несправедливость настолько рутинная, что можно ее назвать нормальным свойством цивилизации. Хотя понятие греха шире, оно относится и к этому свойству. Иисус был казнен из-за грехов мира.

Он желал царства Божьего. Это сделало его врагом тогдашней системы господства. Таким образом, крест Иисуса, важнейший символ христианства, имеет и политический смысл. Конечно, у его смерти был и религиозный смысл. Однако когда мы забываем о политическом смысле его крестной смерти, мы отрекаемся от того, за что он готов был отдать свою жизнь. Он желал Бога и царства Божьего — именно потому власти его казнили. Его убила система господства.

Пасха: оправдан Богом

Разумеется, история Иисуса не кончается с его смертью. Его последователи утверждали, что Бог воздвиг Иисуса из мертвых. Пасха занимает столь важное место в истории Иисуса, что без нее мы бы просто о нем никогда не услышали. Если бы все закончилось распятием, вероятно, Иисус был бы забыт — как один из многих иудеев, распятых Римской империей в кровавую эпоху, когда были совершены тысячи таких казней. Быть может, о нем бы остались одно-два упоминания у Флавия или в раввинистической литературе, но более ничего.

Но в чем суть Пасхи? С одной стороны, ответ очевиден: Бог воскресил Иисуса. Хорошо. А что означает это утверждение? Что Бог совершил удивительное чудо — несравнимое ни с какими другими чудесами в истории, — и это свидетельствует о силе Божьей? Или что Бог показал, что Иисус был действительно его Сыном — таким образом, Иисус верно свидетельствовал сам о себе? Или это обетование о загробной жизни — о том, что смерть была побеждена? Или все это вместе? А может быть, что-то иное?

Если мы выросли в христианских семьях, мы впитали в себя готовое объяснение смысла как смерти Иисуса, так и Пасхи. Чаще всего мы соединяем все евангельские рассказы о воскресении в одно целое, а затем читаем сводный рассказ через призму христианской проповеди и учения, песнопений и богослужения. Чаще всего при этом мы верим в фактическую достоверность рассказов о воскресении. Если мы вчитываемся в эти рассказы, мы замечаем расхождения в деталях, но объясняем это себе тем, что их записали со слов разных очевидцев. Все мы знаем, что разные свидетели дают несколько отличные показания (представьте себе разные версии описаний одной автокатастрофы), что не мешает им оставаться надежными свидетелями, которые излагают достоверные факты (автокатастрофа действительно случилась).

В этой картине можно выделить три важнейших момента. Во-первых, могила Иисуса оказалась пустой. Во-вторых, это объясняется тем, что Бог воздвиг его из мертвых (а не тем, скажем, что тело украли или что его ученики перепутали гробницу). В-третьих, Иисус являлся ученикам после своей смерти, при этом его можно было видеть, слышать и потрогать.[205]

Такой подход к повествованиям о Пасхе утверждает их фактическую достоверность и публичную природу. Последнее означает, что любой наблюдатель, оказавшийся рядом, пережил бы то же самое, что описали евангелисты. То есть вы, я (или Пилат) могли бы увидеть пустую гробницу и воскресшего Иисуса, который беседует с Марией Магдалиной, является ученикам, предлагает Фоме прикоснуться к его ранам, завтракает с апостолами на берегу Галилейского моря и так далее. Публичная и фактическая природа этих событий означает, что их можно было бы заснять фотоаппаратом или на видеокамеру, если бы эти устройства существовали в то время. В сознании многих христиан историческая достоверность пасхальных событий занимает столь важное место, что без нее, как им кажется, истина христианства лишилась бы своей основы.

Но когда мы слишком сильно фокусируем внимание на фактической стороне пасхальных историй, мы рискуем не заметить их смысла. Они имеют более-чем-фактическое значение. Когда христианин верит в их фактический смысл, чаще всего перед ним встает вопрос веры: «Верю ли я в то, что это действительно произошло?» Тут возникают споры о том, правда ли, что гробница оказалась пустой и что свидетельства очевидцев достоверны с чисто исторической точки зрения. И тогда смысл Пасхи сводится к вере в то, что эти неповторимые и невероятные события одного воскресения и последующих дней далекого прошлого действительно случились. Когда на первом месте стоит вопрос о фактах, часто христиане не задаются вопросом о смысле события.

Каков же этот смысл? Что значила Пасха для первых последователей Иисуса? Начну со своих заключений. Для христиан первых поколений, включая авторов Нового Завета, Пасха имела два основных смысла. Во-первых, последователи Иисуса переживали его присутствие и после распятия. Для них он продолжал жить в настоящем времени, а не стал просто великим героем прошлого. Он стал Божественной реальностью, тем, кто един с Богом. Во-вторых, Пасха означала, что Бог оправдал Иисуса. Вот как об этом говорят Деяния: «Господом и Христом сделал Его Бог, Того Иисуса, Которого вы распяли», (2:36). Через события Пасхи Бог сказал свое «да» Иисусу и свое «нет» тем силам, что его убили. Иисус был казнен Римом, но оправдан Богом. Попытаюсь выразить два этих смысла как можно короче: Пасха означала, что «Иисус жив» и что «Иисус есть Господь».

Павел: наш первый свидетель

Мы начнем не с евангелий, а с Павла по той простой причине, что его послания были созданы раньше. Вероятно, все из его подлинных посланий были написаны в 50-х годах.[206] Поэтому он для нас — самый ранний свидетель. Хотя в посланиях Павла нет пасхальных повествований (рассказов о Пасхе, которые приводят только евангелия), послепасхальный Иисус, вне сомнения, занимает в его текстах наиважнейшее место. И Павел говорит о своем опыте встречи с ним.

«Я увидел Господа»

В Первом послании к Коринфянам, главе 9 Павел уверяет, что «увидел Господа». В том же стихе он задает риторические вопросы: «Разве я не свободен? Разве я не апостол?» Статус апостола и свобода Павла основаны на опыте встречи с воскресшим Иисусом.[207] Далее в том же Послании он включает себя в перечень тех, кто удостоился явления воскресшего Иисуса:

[Иисус] явился Кифе, потом — Двенадцати; затем свыше чем пятистам братьям одновременно, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые почили; затем явился Иакову, потом всем апостолам; а после всех явился и мне, словно недоноску (15:5–8).[208]

В Послании к Галатам Павел пишет о своем опыте встречи с Иисусом: Бог «благоволил открыть Сына Своего во мне» (1:15–16).[209] Многие места его посланий указывают на то, что Павел был «мистиком Христа» и что воскресший Христос был для него опытно познаваемой реальностью.[210]

Но когда и как Павел познал воскресшего Иисуса? Это случилось во время знаменательной встречи на дороге в Дамаск, которая произошла через несколько лет после так называемого Пасхального воскресенья. Об этом трижды рассказывает книга Деяний: Павел увидел ослепительный свет и услышал голос Иисуса.[211] Спутники Павла не пережили такой встречи, то есть это было его личное переживание, а не публичное событие. Обычно переживания такого рода называют видениями. Возможно — и это даже крайне правдоподобно, — Павел считал видениями и другие явления воскресшего. В перечне из Первого послания Коринфянам, приведенном выше, он четырежды употребляет глагол «явился», описывая этот опыт.

Идея, что явления воскресшего Иисуса были видениями, может не понравиться некоторым христианам. Неужели это были «всего лишь» видения, «просто» видения? Современная западная культура научила нас не слишком серьезно относиться к видениям. Обычно мы думаем, что это нечто вроде галлюцинаций, мало связанных с реальностью, что это субъективные переживания, которые по значимости уступают тому, что мы «на самом деле» видим.

Но не все видения представляют собой галлюцинации. Они могут открывать нам реальность. Поэтому не стоит говорить: «Это было всего лишь видение». Любой человек, наблюдавший видение, никогда не скажет: «Это было только лишь видение». Более того, видение может сочетать не только зрение и слух, но и тактильные ощущения. Это имеет прямое отношение к евангельским повествованиям: когда Иисус предлагает своим последователям к нему прикоснуться или когда он ест у них на глазах, мы не вправе сказать, что это не видение.

Опыт встречи с воскресшим Иисусом изменил жизнь Павла. До переживания на дороге в Дамаск он был фарисеем Савлом, яростным преследователем участников движения последователей Иисуса.[212] После этого он становится «мистиком Христа», самым важным апостолом иудейского мистика Иисуса.