Дело академика Вавилова - Марк Поповский

Я читал отчет Колесникова, датированный 8 августа 1955 года. Мне кажется, прокурор сделал все, что обязан был сделать, разоблачил организаторов и исполнителей расправы над Вавиловым, назвал поименно всех доносчиков, доказал, что "предварительное следствие по его [Вавилова] делу производилось с грубым нарушением норм уголовно-процессуального кодекса, необъективно, тенденциозно". В любой другой стране этих выводов было бы достаточно, чтобы привести к судебной ответственности провокаторов и палачей. Но наследники Сталина рассудили иначе. Ни следователь Хват, ни провокатор Шунденко, ни доносчики Шлыков, Сидоров не понесли никакого наказания. Все они продолжали благоденствовать, получая солидные зарплаты и пенсии. "Торжество справедливости" выразилось лишь в том, что жена замученного в тюрьме ученого Елена Ивановна Барулина получила по почте типографски отпечатанную бумажку, в которой ее извещали, что приговор по делу ее мужа академика Н. И. Вавилова отменен "за отсутствием в его действиях состава преступления". Вердикт "не виновен", отштампованный бюрократической машиной, через двенадцать лет после смерти осужденного не содержал ни соболезнования, ни указания, при каких обстоятельствах и когда ученый погиб и где родные могут найти его могилу. Эпоха "позднего реабилитанса" была столь же чужда законности и сострадания, как и предшествующая эпоха репрессий.

Не поставить ли на этом точку? Справка о реабилитации, в каких выражениях ее ни составляй, есть все-таки безоговорочное признание: человек не виновен, арестовали и осудили его несправедливо, по ошибке, и ошибку эту исправлять надо незамедлительно. А раз так, то и книге конец. Дальше начинается пора венков, памятников, мемориальных досок и заседаний - вся та мишура, которой живые откупаются от мертвого за причиненные ему при жизни страдания. Я был бы рад сообщить, что год 1955-й был последним годом замалчивания и преследования академика Вавилова. Но, увы, все сложилось иначе. В XVI столетии клерикалы заочно сожгли портрет Мигеля Сервета, открывшего законы кровообращения, а затем подняли на костер его самого. В середине XX века обстоятельства изменились, хотя и не очень сильно: те, кто способствовал физической гибели Вавилова, принялись затем за его духовное умерщвление, они сделали все, чтобы современники забыли даже, как выглядит портрет ученого.

Подлинное возвращение Николая Ивановича в поток отечественной науки и культуры тянулось долго и, по существу, не завершено до сих пор. Друзьям ученого, которые прежде боролись за его жизнь, пришлось выдержать новый бой - за доброе его имя, за право говорить правду о его судьбе.

Первая после семнадцатилетнего перерыва книга Николая Ивановича увидела свет в конце 1957 года 18. В ту же осень в Москве и Ленинграде состоялось несколько скромных мемориальных вечеров: вавиловцы отметили 70-летие учителя. Заметки по этому поводу появились в таких малораспространенных журналах, как "Известия Тимирязевской сельскохозяйственной академии" и "Бюллетень МОИП" 19. Прошло еще три года, прежде чем группе ленинградцев (П. А. Баранов, Ф. X. Бахтеев, Е. Н. Синская, Д. В. Лебедев, С. Ю. Липшиц) удалось преодолеть барьер молчания и выпустить в свет научный сборник, посвященный 70-летию Николая Ивановича 20. Сборник явственно отразил эпоху, когда замалчивать Вавилова стало уже непристойно, но вполне приличным считалось искажать правду о нем. Так, профессор П. А. Баранов, член-корреспондент АН СССР, вынужден был написать о смерти своего друга следующее: "Николай Иванович прожил всего 55 лет. Он скончался 2 августа 1942 года (?) в год тяжелых испытаний нашей Родины, боровшейся с нашествием жестокого врага" (??!). Выпустить сборник в свет можно было в 1960 году только ценой такой вот полулжи.

И все-таки это издание - крупная победа научной общественности. Впервые после смерти Вавилова на поверхность пробился ручеек личных обращенных к нему чувств. Член-корреспондент АН СССР Павел Александрович Баранов назвал свою вступительную статью "Обаяние ученого".

"Если бы меня спросили, что было самым характерным в Николае Ивановиче Вавилове, что больше всего запоминалось в его образе, я, не задумываясь, сказал бы: обаяние. Оно покоряло с первого рукопожатия, с первого слова знакомства. Оно источалось из его умных, ласковых, всегда блестящих глаз, из его своеобразного, слегка шепелявящего голоса, из простоты и душевности его обращения.

Обаяние Николая Ивановича не было мимолетным, временным, связанным с минутами его хорошего настроения, с творческим подъемом, с удачными решениями той или иной задачи... Нет, оно было постоянным, редкостным даром, привлекавшим и радовавшим души людей, встречавшихся на его пути. И все же не в глазах, не в голосе, не в простоте обращения был источник обаяния Николая Ивановича. Все это внешнее лишь удивительно адекватно отражало внутреннюю, душевную красоту и мощь этого человека".

Так о Вавилове никто публично не говорил уже 20 лет!..

Не станем, однако, обольщаться: сборник, выпущенный ничтожным тиражом, с пугающе мудреным названием прочитали, вероятно, лишь несколько сотен самых близких к Вавилову людей. Чтобы вернуть ученого народу в подлинном смысле этого слова, следовало издать собрание его сочинений, опубликовать популярную биографию, напечатать классическую книгу о путешествиях по пяти континентам. Между тем в московском издательстве, где охотно выпускали в ту пору книгу о Вавилове-физике, и слышать не хотели о брате его биологе. "Еще не время", - отвечали писателю, рискнувшему предложить творческую заявку на эту тему. Профессор Николай Родионович Иванов, старый вировец, беспредельно преданный памяти учителя, часами рассказывал мне о тех препятствиях, которые в конце 50-х годов и в начале 60-х чинились на пути пятитомного собрания сочинений академика Н. И. Вавилова. Тень Лысенко все еще витала над издательствами, пугала рецензентов. Многократно без всякой причины застопоривался весь процесс редактирования, печатания. Но Баранов, Бахтеев, Лебедев, Иванов и другие вавиловцы не ослабляли натиска. На собственные деньги перепечатывали они вавиловские работы, "приватно" делали для собрания сочинений рисунки, фотографии. Они разыскали бесследно исчезнувшую в 1940 году рукопись книги "Очаги земледелия пяти континентов" (описание путешествий Николая Ивановича по Азии, Европе, Африке и Америке за 25 лет). Четвертый экземпляр рукописи по счастливейшей случайности сохранился у бывшей машинистки-стенографистки ВИРа А. М. Мишиной. Мужественная женщина, пережившая все тяготы эвакуации из блокированного Ленинграда, сумела спасти не всю книгу, а лишь небольшую ее часть. Но опубликовать и эту часть в 1962 году стоило немалых трудов.

...Недоверчивый читатель может подумать, что автор сгущает краски: так ли уж пристально следил Лысенко за общественной реабилитацией Вавилова и так ли упорно мешал ей? Какое ему, собственно, дело до вавиловских книг, вавиловской посмертной славы? Конкурент был вовремя убран с пути, Лысенко извлек из этой смерти всю необходимую выгоду. Какая беда, если мертвый лев получит свою долю заслуженной славы? Он ведь все равно мертв... Казалось бы, все так, но тем не менее Т. Д. Лысенко до конца своих дней болезненно переживал каждое доброе слово о покойном президенте ВАСХНИЛ. В 1962 году, предвидя, что подлинная биография Вавилова вот-вот появится в печати, он инспирировал появление фальшивой биографии Николая Ивановича 21. В этой книжке, полной небылиц и ошибок, нет ни одного слова о таком решающем в жизни Вавилова событии, как биологическая дискуссия 30-х годов, факт ареста тоже отсутствует. Год спустя люди из лысенковского окружения провели еще одну операцию: они добились, чтобы книга воспоминаний о Вавилове, составленная его сыном, была выпущена смехотворным тиражом в семь тысяч экземпляров. Весь тираж заслали куда-то в Восточную Сибирь, подальше от Москвы и Ленинграда 22. С каждым годом, однако, атаки так называемых "мичуринцев" становились все более безрезультатными, а когда рухнул Хрущев, на какое-то время оказался политически парализованным и его фаворит Лысенко. И сразу исчезли все "тайные" силы, тормозившие, мешавшие, чинившие препятствия. Но это случилось лишь через десять лет после юридической реабилитации Николая Ивановича...

В феврале 1965 года на Годичном собрании академиков президент АН СССР Келдыш назвал Лысенко губителем отечественной биологии, гонителем инакомыслящих ученых. "Правда" смягчила его слова, но и на ее страницы проникли строки, смысл которых едва ли можно толковать двояко. На развитии биологии в большой мере отразилось монопольное положение группы ученых, возглавляемых академиком Т. Д. Лысенко, отрицавших ряд важнейших направлений биологической науки и внедрявших свои точки зрения, часто не соответствующие современному уровню науки и экспериментальным фактам. Наиболее ярко эти точки зрения были выражены на августовской сессии ВАСХНИЛ в 1948 году... В последующие годы для внедрения неправильных точек зрения были использованы методы администрирования. Ряд ученых были отстранены от работы по специальности, ограничивалась тематика научных учреждений, из программ школ и высших учебных заведений были исключены важнейшие достижения науки... Однако исключительное положение, которое занимал академик Лысенко, не должно продолжаться... 23