Зовущие к огню - Александр Афанасьев

и вовсе прекращали читать намаз) и выполнение всех остальных ибадатов37.

В лагере из 30 тысяч его обитателей было не меньше тысячи активных боевиков, скрывавшихся среди мирняка, они прикидывались пострадавшими от кровавого режима Асада, прятали оружие и готовились воевать. Точнее не воевать, они готовились подкладывать бомбы, направлять машины на скопления мирных обывателей, устраивать расстрелы безоружных. Сейчас же они собирались, чтобы решать, что делать дальше. Только все решили за них…

Боевики перекрыли обе стороны улицы, но не обратили внимание на небольшой китайский грузовик, принадлежавший одному из торговцев, который платил деньги за право торговать в лагере. Он настолько примелькался, что на него просто не обращали внимания. Но на этот раз – в кузове была авиабомба на двести пятьдесят килограммов, помещенная в сваренный из стали короб, открытый с одной стороны. Получалось что-то вроде направленного взрывного устройства большой мощности – и оно было направлено на штаб местной самообороны.

Когда минутная стрелка на часах коснулась двенадцати – грохнул взрыв…

Сваренный короб – продержался считанную долю секунды – но этого хватило чтобы направить ударную волну именно в ту сторону, где ей не было никаких препятствий – то есть, в открытую сторону короба. Получилось что-то вроде гигантской пушки – и ударная волна смела плохо, наскоро выстроенный штаб боевиков, машины перед ним, людей – затянув все дымом и пылью и оставив длинную и широкую полосу разрушения…

В штабе выживших не было.

…

Несмотря на то, что взрыв был направленным, прилетело и сюда. Дохнуло жаркой волной, если бы не открыли окна – еще неизвестно, что было бы. Хотя – они пластиковые, не бьются просто так…

– Готовность!

– Готов.

Полковник включил термооптический прицел. Вот и появились черные фигурки – они высыпали из домов, многие с оружием…

…

Мама, приезжай и меня забери.

Не живым, так хоть мёртвым, но меня забери.

Мама, я сгорел, и голодные псы,

Растерзав моё тело, набьют свои животы.

…

Ну что же ты, царица войск – пехота

В надежде как сберечь бы животы…

А моджахеды с криком «славная охота»

Дают понять, что здесь охотники не мы 38 …

Много времени прошло с тех пор, как была написана эта песня. Почти 30 лет прошло с той страшной январской ночи, когда танковые колонны вошли в город Грозный, а солдатам эти суки сказали, что это всего лишь операция по наведению порядка, что нельзя заходить в подъезды и ломать лавочки. В адском костре той ночи сгорела 131-ая Майкопская бригада – их тогда бросили к ним на выручку, как резерв, но они не дошли.

Много времени прошло с тех пор, но счет не закрыт. Месть! Они думают, что это их привилегия – кровная месть – но это не так, русские тоже умеют мстить и знают толк в мести. Ему почти пятьдесят – но он всё ещё на ногах, всё ещё с винтовкой и всё ещё мстит. За пацанов-срочников, которые сгорели, а он остался жив и теперь мстит. В его десантной роте в живых после той новогодней ночи осталось всего семь человек. Их БМДшки с легкой броней после попадания вспыхивали, как свечи, никто не успевал выскочить. Спаслись те, кто был на броне и потом не попал под огонь из пятиэтажек. В армии остались только двое, оба полковники уже. Один в артиллерии, и немало выкосил мрази смертной косой своих гаубиц. Он тоже здесь, старший военный советник. А у него только винтовка. И счет.

Он машинально вел счет, нажимая на спуск – ошалелые, как травленные тараканы, моджахеды падали один за одним, не понимая, что по ним ведут огонь, ничего не видя в пыли и во тьме. Как и тогда – они не могли ответить, и это было правильно.

Подобное – подобным. Или вашим салом – вам и по сусалам…

Семьдесят один, семьдесят два, семьдесят три…

Цифру «четыреста» он не произносил, чтобы быстрее…

Торопись убивать… успей первым. И пофиг – правильно, неправильно. Каждая мразь, что взяла ствол – он уже враг. Нет среди них рафиков, друзей. И чем больше мы их выкосим здесь, тем меньше потом припрётся к нам…

Напарник не стрелял – он обязан прикрывать, да и он с уважением относился к своему первому номеру, знал, что у него свой счет и не мешал его лишний раз пополнить…

А вот тут что-то новое…

– Машина. Правее на дороге… В нашу сторону!

Полковник машинально прикинул – два десятка в магазине. Поменять или нет?

Нет, не стоит. Должно хватить.

– Вон он!

А вот это было неожиданностью. По их предположениям – цель должна была отправиться в другую сторону, где ее ждали спецназовцы ВМФ. Просто – думали, что никто не поедет навстречу взрыву, поедут от него. А вот смотри…

– Водитель!

Винтовка выстрелила – раз, раз, раз…

– Шлёп!

Джип пошел юзом. Второй номер, не долго думая, подбил ему еще и колесо, и это оказалось роковым – машина перевернулась.

Полковник оценил обстановку – у них минута, не больше.

– Вниз! Ходу!

Они ломанулись вниз, по узкой, неудобной лестнице, как стадо слонов. На улице – пыль, крики, мечутся фонари. У них – минута, может, две. Не больше. Если они не успеют, их разорвут. Сейчас толпа думает, что удар нанес ночной бомбардировщик, слышны крики – «Миг, Миг»! Они все самолеты «мигами» называют. Но если местные поймут, что в лагере враг – им хана.

– Ялла! Ялла!

Они теперь говорили по-арабски.

Машина к счастью завелась – копаться было некогда. Включив фары, они вывернули на улицу – там кто-то уже выбирался из перевернувшегося джипа. Увидев подъезжающую «Киа Бонго» он махнул рукой – машина крайней популярная у боевиков, никто и не подумает…

– Слава Аллаху… помоги, брат…

– Шайтан тебе, брат!

Второй – выстрелил из винтовки с глушителем почти в упор.

– Прикрываю…

Первый номер сунулся в машину, посветил фонариком…

Ага, шевелится.

– Слава Аллаху. Сейчас помогу, брат…

Тот, за кем они охотились, имел звериное чутье и не поверил.

– Ты кто?

– Конь в пальто!

Полковник вырубил его самодельным разрядником – переделали на базе спецназа из обычного, вырубает тихо и с гарантией. Подумал – стоит ли тащить из машины, а может, у него позвоночник сломан? Но выбирать не приходится, да и… На этом ублюдке крови столько, что если и подохнет по дороге – невелика потеря. Это начальнику разведки группировки он живьем нужен – а ему совсем ни к чему.