Привычка убивать - Лев Пучков

Спустившись в подвал, Хранитель покинул лабиринт и через небольшое оконце вылез на улицу с тыльной стороны дома. С сегодняшнего дня он решил делать два обхода за ночь: события развивались таким образом, что необходимо было изменить устоявшийся веками режим пассивной охраны. Не время почивать на лаврах и лениво созерцать, как гнусные тати тянут свои грязные лапы к Тайне. Хранитель надеялся, что если он будет чаще перемещаться по усадьбе, то в какой-то момент ему обязательно повезет в поисках решения проблемы.

Сегодня днем собаки Воина отыскали один из запасных входов в галерею. Рабы мага — тупые ленивые создания — до заката успели расчистить верхний слой каменистого грунта на шапке каменоломен и даже углубили профиль на полсажени. Хранителя это здорово насторожило — Необходимо опять преподать урок устрашения этим нерадивым животным, чтобы отбить у них охоту работать на своего господина.

Проходя мимо сарая, в котором ночевали псы, Шишок привычно отрезал от копченки два хороших куска и швырнул под дверь. Псы вежливо постукали хвостами о доски и приняли подношение. Дружелюбно проурчав заклинание, привораживающее зверей, Хранитель двинулся вдоль забора к каменоломням. Против собак Воина он ничего не имел, хотя именно они отыскали засыпанный вход. Звери сами по себе не опасны — страшна злая воля человека, который ими управляет.

Прогулявшись вдоль забора, ночной страж вскоре приблизился к расположенной у входа в каменоломни палатке, в которой жили рабы мага. Здесь все было точно так же, как и в прошлую ночь: ужасающая вонь какого-то дрянного напит-ка, чесночный аромат, запах немытых тел и крепкий храп. Ночь едва наступила, а эти исчадия ада уже пристроились почивать! Видимо, сели пировать с закатом, поминая утраченного накануне товарища.

Рабы сделали кое-какие выводы из вчерашнего происшествия: у входа в палатку, привалившись к печально знаменитой осине, сидел часовой, вооруженный здоровенным топором.

Шишок замер как изваяние, слившись с тьмой, и несколько мгновений всматривался в грузную фигуру, нечетким контуром обозначенную тусклыми отсветами дотлевающих угольев костра.

— Пф-ф-ф! — презрительно фыркнул Хранитель, присмотревшись как следует. Часовой крепко спал, привалившись спиной к осине. Настолько крепко, что не замечал, как тлеет искорка от стрельнувшего уголька на его вывернувшейся из сапога портянке.

Обогнув осину, Шишок присел на корточки, задвигал ноздрями, вдыхая смесь запаха паленой тряпки и гнусного перегара, исходящего от часового. Нет, так не пойдет — чего доброго, может проснуться. Потянувшись, отхватил тесаком кус тлеющей портянки, осторожно втоптал в землю и встал за стволом, размышляя, каким образом лучше устрашить нерадивых рабов.

Внезапно что-то заставило Хранителя насторожиться. Развернувшись в сторону усадьбы, он некоторое время всматривался в темные глазницы окон второго этажа, пытаясь понять, что изменилось за последние несколько мгновений.

— Ойи-хоу! — едва слышно простонал Шишок, осененный внезапным открытием. Окна библиотеки! Гостья каждый вечер сидит допоздна в библиотеке, листая старинные книги, принадлежащие магу, и уходит почивать лишь с первым ударом часов в верхнем зале. Так было с момента ее появления в усадьбе.

Сейчас в окнах библиотеки света не было. А до первого удара оставалось как минимум три четверти часа. Гостья отправилась почивать раньше положенного. Это могло быть все что угодно: недомогание, усталость, простое отсутствие настроения… Но это также могло означать, что Гостья наконец-то решила пожалеть своего Воина и отправилась к нему в покои, чтобы подарить радость плотской любви после долгого воздержания.

— Ойи-хоу! — опять прошептал Хранитель, с сомнением покосившись на безмятежную фигуру спящего часового. Нет, наказать этих скотов он всегда успеет — это не составляет особого труда. А вот если удастся застать Воина врасплох…

Приняв решение, Шишок обежал вокруг палатки и поспешно припустил вдоль забора к усадьбе. Добравшись до дома, скользнул змеей в подвальное оконце и, невесомым призраком просочившись в потайной ход, быстро зашагал по своим владениям.

Пробравшись по узкому сводчатому коридору, Хранитель поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, преодолел четыре поворота внутристенного лабиринта и, упершись в тупик, нажал на болт, открывавший потайную дверь в апартаменты Гостьи.

Женщины в комнате не было. Ребенок тихо посапывал во сне — отсутствие матери было для него привычным, в это время она еще должна сидеть в библиотеке.

— Ур-р-р… — тихо зарычал Шишок в предчувствии удачи. Вот оно! Наконец-то сбылось то, о чем он так долго мечтал!

Покинув покои Гостьи, Хранитель быстро переместился к апартаментам Воина, нашарил в стене вкладыши, осторожно извлек их и приник к овальной выемке для наблюдения…

— Охх-х-х!!! — не удержавшись, выдохнул ночной страж. Гостья была в комнате Воина. Все произошло именно так, как предполагал Хранитель, — и он немедленно поздравил себя с тем, что с годами не совсем утратил дар предвидения.

Да, все обстояло именно так: единственно, трудно было разобраться, кто же кому дарил любовь. Потому что Воин лишь сосредоточенно рычал и негромко охал, а Гостья, не стесняясь, верещала так, словно это именно ее облагодетельствовали после длительного отлучения от лакомства.

Тихонько хихикнув, Хранитель аккуратно вставил вкладыши на место. Переместившись к потайной двери, взял тесак на изготовку, нажал на кнопку бронзового болта и, дождавшись, когда дверь неслышно отъехала, ступил в комнату…

* * *

…Рудин ворочался в темноте на своей кровати и пытался уснуть.

— Ну, не придет, так и черт с ней. Перебьемся, — пробормотал он в очередной раз и вновь начал считать собак, стараясь дышать размеренно.

Собаки были сплошь овчарками нежно-зеленого окраса, и это совсем не успокаивало, а даже наоборот, хотя Рудин знал, что зеленый цвет вполне способствует. Почему собаки — зеленые? Это же не попугаи, питбуль их задери! Собака может быть зеленой только в том случае, если над ней надругались хулиганы. А сама мысль о существовании таких нехороших людей всегда вызывала в организме Пса холодную ярость.

— Луна, что ли, мешает? — Рудин открыл глаза и с сомнением посмотрел на распахнутое окно, через которое совместно с ночной свежестью в комнату своевольно вползал мертвенно-бледный лунный свет. Тревожный такой свет, призрачный и многообещающий. Глаза закроешь — ничего, но все равно ведь знаешь, что с улицы прет луной и никуда от этого не деться. Этот свет постепенно обретает форму некой субстанции, которая потихоньку проникает в каждую клеточку твоего тела: наподобие того, как кондитер пропитывает ромом бисквит, чтобы подать его на ужин сластолюбивому гурману. А кому подадут тебя? Кто там, за окном, разминает ненасытную пасть, прячась в обволакивающей паутине мистического свечения?

— Окно закрыть, что ли? — вслух подумал Рудин. Нет, не стоит — тогда будет душно. Серега привык спать чуть ли не на улице, потому ценил свежий воздух. — Книгу почитать, что ли? — Серега потянул за шнурок торшера — мягко пыхнула лампа, разбросав по комнате нежно-зеленые розбрызги из-под дешевого китайского абажура, расписанного чешуйчатыми драконами и какими-то другими мистическими чудищами. — Ага! — обрадовался Рудин. — Вот оно откуда! — Решительно схватив торшер за шею, он могучим движением сорвал абажур и, поискав глазами, куда бы его спрятать, запихал под кровать, изрядно помяв проволочный каркас. — А вот теперь у нас все получится, — буркнул Серега, выключая торшер и вновь плюхаясь на кровать. Насчет книги он погорячился — луна и зеленые овчарки достали. Нормальных книг у Лиховского не было: все сплошь либо на нерусских языках, либо дореволюционные, здоровенные фолианты в полпуда весом. На стол такие книги класть крайне неудобно — они не помещаются между сковородой с яичницей и хлебницей (Рудин любил читать за едой). Кроме того, в этой идиотской усадьбе книги где попало не валяются, как у всех нормальных людей. Они в библиотеке стоят, на полочках, пронумерованы и под стеклом. А в библиотеке Алиса сидит. Если сейчас впереться туда, можно спугнуть. Потом придется опять неделю страдать…

На этот раз овчарки были вполне естественного окраса, но заснуть все равно не удалось: наряду со здоровой нервозностью, сообщенной рудинскому организму Алисиными авансами, присутствовало возбуждение охотничьего азарта, вызванное послеобеденными поисковыми успехами.

Поработав немного в одном из тех мест, которые заинтересовали ризенов на шапке каменоломен, землепроходимцы обнаружили нечто занимательное. Категорично утверждать, что это тот самый искомый запасной вход, пока не стоило, но поводов для оптимизма хватало с избытком.

Имел место явно выраженный рубленый профиль, забитый крупными булыжниками и каменным крошевом, спрессовавшимся от времени. Хохлы углубились примерно на метр и закончили работу: к тому времени уже стемнело. Рудин после этого лазал там с фонарем и пришел к выводу: если и следует продолжать раскопки каменоломен, то работать надо именно здесь, забросив к чертовой матери основной профиль. Потому что на основном спрессованный веками камень имел консистенцию монолита и какие-либо предпосылки к качественному улучшению в ближайшем будущем отсутствовали напрочь. А здесь, судя по всему, заваливали наспех, впопыхах сыпали каменное крошево и не трамбовали: уже через метр булыжники можно было расшатать рукой. Кроме того, во вновь обнаруженном профиле имел место ощутимый сквозняк! Откуда-то из недр каменоломен, пробиваясь через щели между камнями, устойчиво несло затхлым подземельным смрадом. Можно было приводить псов и давать занюхивать пробу…