Почти смешная история и другие истории для кино, театра - Эмиль Брагинский

Тамара (ему вдогонку). От правды не убежишь! (Оборачивается к Асе.) А для меня эта правда — гордость и даже почет. Я теперь с Риммой Петровной вроде как в родственниках хожу!

Ася (ужаснулась настолько, что поначалу не находит слов). Да… это… это уже можно сказать, сумма прописью… И как же это ты до такой жизни дошла распрекрасной?

Тамара (с вызовом). Знаешь, кем я была до?

Ася. До чего?

Тамара. До того, как Римма Петровна меня подобрала?

Ася. Понятия не имею. Сообщи!

Тамара. Пожалуйста! Это тут всем известно! Дрянью я была, самой последней, объедком была, чердачницей…

Ася (переспрашивает). Кем-кем?

Тамара. Дом стоял заброшенный, окна выбиты, а я на чердаке комнатушку обнаружила, два метра на три, окно застеклила, ну и прятала там…

Ася. Ворованное?

Тамара. Нет, ворованное — это статья. Подонков прятала — хулиганов, наркоманов, бандюг разнообразных — за трешку, за пару колготок…

Ася. А объедки — это что значит?

Тамара (со злостью). Что я перед тобой, исповедоваться должна?… Но мне повезло — взял надо мною шефство один сердобольный милицейский начальник и от всей этой мерзопакости отучил!

Ася. Как же это ему удалось?

Тамара. А он меня бил зверски!

Ася. Надо же! И ты ему за это благодарна!

Тамара. А то нет, пропала бы совсем! Хотя он меня так обрабатывал, все мои женские начала отбил, детей иметь не могу. Зато он познакомил меня с Риммой! И кем я стала? Дамой! Даже замужней дамой!

Ася. Как же тебя кадры сюда пропустили, в ответственный дом, при твоей-то автобиографии?

Тамара. Для Риммочки Петровны нет препятствий!

Ася. Ну да, понятная вещь. (Ася действительно поняла.) Римме нужна была преданная, как приблудный собачонок, чтобы наушничала, доносила…

Тамара (безо всякого стыда). Конечно! Руководитель же должен знать, что в коллективе творится!

Ася (даже с сочувствием). Говоришь, спасли!.. Но здесь, может, еще хуже, здесь ты душу потеряла…

В ответ Тамара смеется. Откровенно смеется.

Тамара. Ты чего меня с Риммой стравливаешь? Да ты против Риммы моей — червяк на асфальте! Она мне как родная мать! А он как отец!

Ася. Он — это бывший милицейский начальник (сообразила), Всеволод Иваныч?

Тамара. Кто же еще! (Снова смеется.) Я ведь тебя ненавижу!

Ася (вкрадчиво). А Римму Петровну?

Тамара смеется громче. От этого страшно. Теперь уже ясно, что это истерический смех. Ася пытается успокоить:

Ну, перестань, перестань!..

Однако не помогает. Тамара уже не то смеется, не то плачет. Ася кидается к телефону…

Это Ася… У меня в комнате у Тамары припадок… не понимаю, что делать… доктора? Спасибо! (Вешает трубку и снова обращается к Тамаре.) Ну, успокойся, ты славная, хорошая!

Тамара вдруг резко обрывает смех и говорит совершенно внятно.

Тамара. Аська… Жора-то поднабрался по всему белу свету манер красивых, а так… чердачное дерьмо! Но я-то его люблю. Как быть?

Ася. Не знаю.

Тамара. И я не знаю.

Обнялись.

Ася. Только ты учти… у меня к твоему Жоре — ничего, пустым пустое, это я тогда сдуру рухнула…

Тамара. Он кому хочешь все закружит — только три у него жизненных интереса: деньги, бабы и велосипед. Но надо ему отдать должное, на первом месте у него — велосипед.

И тут вместо доктора появляется Крутилина. Оценивающе оглядывает девушек.

Крутилина. Жоре дали, значит, всеобщую отставку. А ты, Тамара, упитанная моя девочка, раскрыла Асе душу?

Ася. Она раскрыла.

Тамара молчит.

Крутилина. А ты, боевая Ася, придумала план отмщения за поруганную честь?

Ася. Придумала.

Крутилина (кивнула). И в каком направлении движутся твои мысли — в общегражданском — передать этот Дом, допустим, под санаторий, чтоб приехал наш рядовой человек, все здесь оплевал, испохабил, изрезал перочинным ножом, или ты в личном плане будешь нас всех потрошить?

Ася. Исключительно в личном.

И тут возникает запыхавшаяся Зобова. В руке шприц.

Зобова. Извините… я в теннис играла… опоздала, извините… Что, Тамара, опять истерика? Утомила!

Тамара (вопит). Не надо! Я боюсь уколов!

Зобова (Асе). Ты довела Тамару?

Ася. Я.

Крутилина. Доктор, ну-ка, пожелай Асе удачи!

Зобова. Это приказ?

Крутилина. Дельный совет.

Тамара пронзительно кричит.

Тамара. Ася, беги! Скорее!

Но Ася не успевает скрыться. Зобова ловко всаживает ей в руку иглу и нажимает на шприц. Ася обмякла и медленно осела на пол.

Зобова. Тамара, помоги!

Вдвоем укладывают Асю на диван.

Крутилина. Надо Жору позвать — пусть отнесет эту… (улыбается) революционерку… куда положено!

Сцена десятая

Ася спит на кровати в комнате Тюбикова. Эта убогая каморка, похоже под самой крышей, как-то не вяжется со всем великолепием дома. Кровать старенькая, металлическая, с круглыми шишечками у изголовья. Жалкий канцелярский стол — откуда-то из сороковых годов. Колченогий канцелярский стул, на котором сейчас восседает Крутилина. Возле нее горбится Тюбиков. Тут же стоят (сесть не на что) Пряник, Тамара, Жора. Зобова пристроилась на кровати возле «пациентки». Запыленная лампочка в сорок свечей тускло освещает помещение.

Зобова. Лекарство вот-вот подействует, и мы точно узнаем, что она замышляет.

Крутилина. Ненавижу ждать!

И тут Ася приподнимает голову и, с трудом выговаривая слова, начинает:

Ася. Котлеты с макаронами… Две котлеты и обе с макаронами.

Тюбиков (он записывает каждое Асино слово). Какие еще котлеты?

Зобова. Обыкновенные. Должно быть, Ася их любит.

Пряник. Какой примитивный вкус!

Ася. Только мне без соуса!..

Крутилина. Бред какой-то!

Зобова. Конечно. Это и есть подсознательный бред!

Ася медленно встает. Сейчас она в длинной, до пят, рубашке. Невидящими глазами смотрит перед собой… идет… останавливается подле Крутилиной.

Римма Петровна, без нервов! Она вас все равно не видит!

Ася ощупывает Крутилину.

Ася. Ты кто?

Крутилина (Зобовой). Отвечать?

Зобова. Бессмысленно. Она не только не видит, но и ничего не слышит!

Крутилина (шутливо). Я королева Испании!

Тюбиков. Про королеву записывать?

Крутилина. Пиши все — потом разберемся.

Ася (Крутилиной, радостно). Ты — девочка!.. Ты такая тоненькая, нежный стебелек, но мне тебя очень жалко.

Тамара. С чего это ей жалко Римму Петровну?

Пряник. Ей не Римму Петровну, ей девочку жалко!

Ася. Встань, пожалуйста! (Крутилина принимает «игру» и встает.) Пойдем, я тебя спрячу… Ты любишь котлеты с макаронами?

Крутилина. Терпеть не могу!

Пряник. А кто их любит? Дебил!

Ася (таинственным шепотом). Каждый день… каждый день… остродефицитные продукты… на двенадцать персон… каждый день… Вот они, легкие тысячи, и набегают…

Тюбиков. Вот она про что запела!

Крутилина. Тихо, это важно!

Ася. Я тебя спрячу, девочка, я им не позволю тебя обидеть… (Ведет Крутилину к постели, укладывает.) Четырехразовое питание… А если б пятиразовое или восьмиразовое?… Можно было бы в два раза больше денег делать… Спи… (Напевает.) Деньги под подушкой, жизнь моя в ловушке…

Крутилина. А она сволочь!

Ася. Но ты не бойся, я тебя надежно спрячу! (Укрывает Крутилину одеялом). Плохие люди, которые в форме, они тебя не найдут! Кроме меня, тебя никто не защитит! Девочка, спи!.. Дяди и тети, которые тебя берегли, они уже старенькие, их отправляют на кладбище или на пенсию… Прячься! Нету тебя! (Накрывает голову Крутилиной подушкой. Кричит.) Не подходите — ее нету! Прочь подите! Нету ее… Она уже в специзоляторе… нет, она в пионерском лагере…