Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4 - Джеймс Клавелл

Теперь Армстронг смотрел на небо на западе. Было гораздо темнее, чем раньше, свет быстро исчезал. Они подождали еще полчаса.

– Пилот уже не сможет видеть, где ему садиться, Роберт. Поехали.

– «Шевроле» все еще на месте. – Армстронг достал и проверил свой автоматический пистолет. – Я уйду, когда уедет «шеви». Хорошо?

Плотный иранец в упор посмотрел на него тяжелым взглядом.

– Внизу будет стоять машина, передом в сторону Тебриза. Она отвезет тебя на нашу квартиру. Дождись меня там. Я сейчас отправляюсь в Тегеран; есть кое-какие важные дела, которые не могут ждать, более важные, чем этот сын собаки, – мне кажется, он знает, что мы за ним охотимся.

– Когда ты сюда вернешься?

– Завтра. У нас до сих пор остается проблема хана. – Хашеми зашагал в темноту, чертыхаясь под нос.

Армстронг проводил его взглядом, радуясь, что остался один. Хашеми становился все более и более трудным человеком, более опасным, чем обычно, готовым взорваться, нервы слишком напряжены, он чересчур взвинчен для главы внутренней разведки с его огромной властью и сохраняемой в тайне личной когортой тренированных убийц. Роберт, пора тебе надевать парашют и продвигаться к двери с надписью «выход». Я не могу, пока еще не могу. Ну, давай, Мзитрюк, лунного света вполне хватит, чтобы приземлиться, черт подери.

Сразу после десяти часов «шевроле» зажег фары. Люди внутри подняли стекла и укатили в ночь. Армстронг осторожно закурил, прикрывая крошечный огонек от ветра рукой в перчатке. Курение доставило ему огромное удовольствие. Докурив сигарету, он бросил окурок в снег и раздавил его толстой подошвой. Потом ушел и он.

Недалеко от иранско-советской границы. 23.05. Эрикки притворялся спящим в маленькой, грубо построенной хибарке; его подбородок покрывала подросшая щетина. Фитиль, плававший в масле, налитом в старую щербатую глиняную чашку, трещал и отбрасывал причудливые тени. Угли в грубом каменном очаге вспыхивали, тревожимые сквозняком. Эрикки открыл глаза и огляделся. Кроме него, в хибарке никого не было. Он беззвучно выскользнул из-под одеял и шкур. Эрикки был полностью одет. Надев высокие ботинки, он проверил нож за поясом, подошел к двери и тихонько ее приоткрыл.

Некоторое время он стоял там, прислушиваясь, слегка наклонив голову набок. Покрывала облаков в вышине застилали луну легкой дымкой, ветер шевелил самые тонкие сосновые ветки. Деревня притихла под толстым одеялом снега. Никаких охранников он не заметил. Никакого движения возле навеса, где стоял его 212-й. Двинувшись вперед бесшумной походкой охотника, он обошел с краю деревенские лачуги и направился к навесу.

212-й был укутан на ночь: шкуры и одеяла там, где они были всего нужнее, все дверцы закрыты. Через иллюминатор пассажирского отсека он увидел двух горцев, завернувшихся в одеяла и вытянувшихся во весь рост на сиденьях. Их винтовки лежали рядом. Он осторожно шагнул вперед. Охранник в кабине пилота, держа автомат на коленях, не спал и даже не дремал. Эрикки он пока не увидел. Послышались тихие приближающиеся шаги, впереди них тянулся запах коз, овец и прокуренной одежды.

– В чем дело, пилот? – тихо спросил молодой шейх Баязид.

– Не знаю.

Теперь охранник в кабине их услышал и выглянул из своего окна, он поприветствовал своего вождя и спросил, что случилось. Баязид ответил: «Ничего», – махнул ему рукой, чтобы он продолжал караулить, и пристально осмотрел темноту вокруг. За те несколько дней, что пилот провел в их деревне, финн успел ему понравиться и вызвал уважение как человек и как охотник. Сегодня он взял его с собой в лес, чтобы проверить его, а потом, в качестве дальнейшей проверки и ради собственного удовольствия, он дал ему винтовку. Первым же выстрелом Эрикки подстрелил горную козу – трудная мишень на большом расстоянии, – подстрелил так же умело и чисто, как это сделал бы сам шейх. Отдавая пилоту винтовку, шейх чувствовал возбуждение: интересно, как поступит этот чужак, попробует ли, необдуманно и глупо, навести ее на него или сделает еще большую глупость и бросится в лес, где они с большим весельем выследят его и поймают. Но Рыжеволосый С Ножом просто охотился и держал свои мысли при себе, хотя все они чувствовали, как эмоции медленно кипят у него под кожей.

– Вы что-то почувствовали? Опасность? – спросил он.

– Не знаю. – Эрикки внимательно огляделся. Никаких звуков, кроме ветра и нескольких ночных зверушек, вышедших на охоту, ничего необычного. И все равно он ощущал беспокойство. – Новостей по-прежнему нет?

– Нет, больше никаких. Сегодня днем один из двух посланных людей вернулся. «Хан очень болен, лежит при смерти, – сообщил человек. – Но обещает скоро дать ответ».

Баязид честно рассказал об этом Эрикки.

– Пилот, наберитесь терпения, – сказал он, не желая никаких неприятностей.

– Чем болен хан?

– Болен! Посланник говорит, ему сказали, что хан болен, очень болен.

– Если он умрет, что тогда?

– Его наследник заплатит. Или не заплатит. Иншаллах. – Шейх поправил автомат на плече. – Отойдем с ветра, холодно. – От края лачуги им была видна долина внизу. Спокойная и тихая; на дороге далеко-далеко внизу время от времени вспыхивали звездочки автомобильных фар.

Каких-то тридцать минут лёта до дворца и Азадэ, думал Эрикки. И никак не убежать.

Всякий раз, когда он заводил двигатели, чтобы подзарядить аккумуляторы и прогнать масло по системе, пять стволов держали его на мушке. Иной раз он подходил к краю деревни или, как сейчас, вставал ночью, готовый бежать и попытать счастья пешком, но возможность ни разу ему не представилась: охранники были слишком бдительны. Сегодня во время охоты он испытывал сильное искушение нырнуть в лес, что, конечно, было делом бесполезным – он понимал, что они просто играют с ним.

– Ничего там нет, пилот, идите спать, – сказал Баязид. – Возможно, завтра будут свежие новости. На все воля Аллаха.

Эрикки ничего не сказал, прочесывая глазами темноту вокруг, не в силах прогнать дурное предчувствие. Может быть, Азадэ грозит опасность, или, может быть… или, может быть, все это ерунда, и я просто схожу с ума от ожидания и тревоги, гадая, что там происходит? Вырвались ли Росс и его солдат из дворца, и что там с этим Петром, мать его так и растак, Мзитрюком и Абдоллой?

– На все воля Аллаха, да, согласен, но я хочу улететь отсюда. Время пришло.

Молодой горец улыбнулся, показав обломанные зубы.

– Тогда мне придется связать вас.

Эрикки улыбнулся в ответ так же невесело.

– Я буду ждать завтрашний день и завтрашнюю ночь, потом, на рассвете, я улечу.

– Нет.

– Так будет лучше для вас и для меня. Мы можем полететь во дворец с вашими соплеменниками, я могу сесть…