Полуночная тень - Алина Сконкина

следующих слов и действий культиста.

– Ярсис, даруй мне силу свою! Боль станет проводником! Ярсис! Эта боль во имя твоё! – Мужчина, словно безумный, выкрикивал слова, обращённые к неведомому богу боли. Так вот как выглядит истинный фанатизм, подумал оборотень, наблюдая происходящее расширившимися глазами.

Культист с белыми, забранными назад ободком, волосами резким движением проткнул себя штыком в грудь. На миг мальчику почудилось, что он видит вместо человека скелет. Раздался крик прикованного к слоту смертника и дьявольский смех проповедника. Смех сумасшедшего. Смех живого мужчины, который только что, на глазах у толпы, проткнул себя штыком и продолжал стоять.

Мужчина, привязанный к жертвенному столу, задёргался, забился в истерике, хрипел и булькал; из его груди толчками выплёскивалась густая кровь, ровно в том месте, куда сам себя ударил культист, который продолжал стоять, раскинув руки, смотря в небеса с безумной улыбкой. Движения смертника замедлились, превратились в конвульсии, и, наконец, он затих; из его рта тонкой ниточкой стекала кровь.

– Ярсис! – кричал в своём безумном запале проповедник из Кровавого Звездопада, а толпа вторила ему хоровым «Славься Ярсис! Славься Хаген!» и напирала ближе к помосту.

Холодный пот прошиб оборотня, волосы встали дыбом, он смотрел на сцену круглыми от ужаса глазами: человек на столе умер, а культист, по имени Хаген, стоял со штыком в груди и смеялся дьявольским смехом.

Воришку вытеснили к краю толпы, где он пытался осознать увиденное, потрясённый и застывший.

– Лучше не попадайся им на глаза, – в шуме толпы услышал Реми обращённые к нему слова.

Рядом стоял мальчик, чуть постарше оборотня, но при этом пониже ростом. Сперва Реми уставился на серебристые волосы незнакомца, а затем взглянул в глаза и удивился ещё сильнее. Впервые мальчик видел человека с разноцветными очами: один глаз синий, другой зелёный. Выглядел незнакомый ребёнок изголодавшим и уставшим: под глазами залегли тени, старые обноски не прикрывали худые ручки и ножки. Жалкий вид не вызывал сомнений, мальчик тоже сирота и беспризорник. Реми сразу признал человека, разделяющего его же собственные беды.

– Избегай фанатиков, – повторил разноглазый мальчик.

Реми и без совета собирался держаться подальше от шизофреников в красных балахонах. Может подружиться с ним? Я бы научил его воровать, действуя в паре. Это гораздо проще и выручка была бы больше. Новая жизнь в незнакомом городе прекрасный повод завести друга, к тому же ровесника. Оборотень смотрел на смуглого мальчика с серебристыми волосами и не мог решиться заговорить. Он вспомнил холодное тело Сима в кровати, его разочарованный взгляд в ночь перед смертью; вспомнил нанизанного на короткий меч однорукого Николаса, который кричал ему «беги»; вспомнил синих от мороза мёртвых стариков, что отнеслись к нему с добротой и приняли в цирк. Дружить с Реми значило обречь себя на смерть. Оборотень вспомнил мальчика из воровской гильдии, который предал его и заточил в подгорном лабиринте; свежи были воспоминания о Рин, спускающей гнев и секущей плетью всех, кто хоть слово ронял против неё.

Реми обещал не привязываться ни к кому, но что если использовать мальчика в своих целях. Воровать вместе, притворяться другом, а в случае чего всю вину повесить на белобрысого. Оборотень начинал думать совсем как люди. Почему бы и нет? Я ведь могу показывать фокусы, а воровать будет этот дурень, тогда, если стража нас поймает, я скажу, что непричастен. Я воспользуюсь им, как люди пользовались мной, вот и всё. На этот раз ему друзья не нужны, он сам по себе, и не станет привязываться к какому-то человеку.

Разноглазый мальчик стоял напротив и в его глазах отражались примерно такие же мысли: вдвоём легче прожить, чем поодиночке; друг поможет выкрутиться; к тому же с ровесником веселее, чем одному.

– Как он это сделал? – Реми не придумал ничего лучше, чем указав на культиста разузнать о его фокусе.

– Хаген бессмертный, – пожал плечами мальчик. – Я держусь подальше от фанатиков и тебе советую. Кстати, я – Эстер, – улыбнулся сияющей улыбкой беспризорник.

Вот дерьмо! Как мне себя назвать? Опять что ли Джеком?

– Ро…Ко… – замялся оборотень на ходу придумывая что-нибудь, – Куджо, меня зовут, – добавил он. Сокрушаясь в мыслях, Куджо, что это за Куджо? Почему я не мог придумать ничего лучше.

– Куджо? Странное имечко, – усмехнулся мальчик.

– А Эстер вообще девчачье, – огрызнулся Реми.

– Да?! – завопил блондин. – Чёрт! Ну это сокращение от Эстариол типа.

Толпа продолжала скандировать и напирать. Эстариол схватил Куджо за рукав и потянул.

– Пошли отсюдова.

Реми тоже пугала неутихающая толпа, он посмотрел на сцену и застывшего Хагена, когда их взгляды встретились.

Волна дикого, первородного страха прошла по телу оборотня. Один лишь взгляд поверг мальчика в ужас перед этим человеком. Человек ли вообще культист в чёрной мантии? Волосы встали дыбом на затылке Реми. Кем бы ни был Хаген, его окружала аура зла, крови, безумия и смерти. Он крайне опасен! Таких глаз Реми ни у кого раньше не видел. Глаза человека, который испытывал и не один раз, самую страшную боль на свете, последнюю – агонию смерти.

Эстариол настойчивее потянул Куджо за рукав, визуальный контакт закончился, оцепенение страха отпустило оборотня, и он со всех ног припустил подальше от этого места и от этого… человека.

Никогда прежде не испытывал Реми такого сильного страха за свою жизнь. Неужели все члены Кровавого Звездопада настолько жуткие и опасные? Этот, в отличие от Кукловода из Белого Клыка, не скрывался; Хаген просто выходил и проповедовал обывателям культ Ярсиса.

Вера в боль. Что могло быть глупее? И в тоже время, что могло быть страшнее? Хаген точно бессмертный, даже Эстариол подтвердил это, но много ли знает уличный попрошайка, или культист просто ловко выполняет какой-то трюк, как в фокусах. Но он убил человека, проткнув себя штыком. Кто ещё на это способен? Демоны? Хаген – демон? А скольких людей он вот так убил? Сколько смертей он сам пережил?

Мысли путались, а факты, только что виденные на площади, не укладывались в голове оборотня.

Чтобы он только что не видел, нужно держаться как можно дальше и от этого Хагена, и от его чокнутых фанатиков.

Эстариол не отставал, вынудив Реми в какой-то момент притормозить и пойти быстрым шагом. Белобрысый малый на ходу рассказывал о своей жизни, по его же словам весьма простой и весёлой – во что мало верилось, глядя на мальчика. Он так много болтал, выдумывал невесть что прямо на ходу, используя странные словечки, и вскоре заврался так, что сам себе стал противоречить. То он рассказывал, как матросы на пристани его любят, то как