Последний Персидский поход - Дмитрий Старицкий

чудо! – обнаружил там курицу в целлофане.

- То-то, я смотрю, моя экономная мама холодильник не выключила, - сказал он сам себе, вытаскивая курицу за лапу без когтей, - Эге… Да тут целая мадьярочка.

Набрав в кастрюлю воды, он извлек иностранную подданную из красивой упаковки и сунул в ее последнюю купель. Поставил на плиту и начал дальнейшее обследование.

В хлебнице нашлась слегка заплесневевшая четвертушка черного. Чуть поскоблить, и можно есть.

О месте, где матушка хранит свои ликеро-водочные запасы, ему было хорошо известно еще с отпуска. В закромах обнаружились десяток бутылок «Русской» и шесть – сухого «Рислинга».

- Тоже неплохо! Еще одной проблемой меньше, - продолжал он комментировать наличие припасов.

Убавив огонь под кипящей кастрюлей, он скинул проклятущую повседневную форму с ненавистным галстуком на резинке, стащил белье и в костюме Адама протопал босыми пятками в ванную. Совершив тщательное омовение под душем (мокнуть в горячей ванне никогда не любил), натянул трусы и снова перебрался в кухню размером шесть квадратных метров.

Вытряхнув из бутылки «Русской» последние пятьдесят грамм и тут же опрокинув их в себя, он похрустел остатком огурца и, расслабившись, закурил. На тарелке громоздились куриные косточки. Мысль, что, самое вероятное, послезавтра ему предстоит хоронить Шуру, не оставляла ни на минуту.

Послонявшись без толку по квартире, он остановил свой взор на секретере в своей комнате и раскрыл его.

- Нога… Точнее, рука человека не ступала здесь, кажется, с момента окончания мною военного училища.

В секретере лежали стопки каких-то бумаг и старых тетрадей, россыпью валялись давно засохшие шариковые ручки и такие же окаменелые запасные стержни к ним, сломанный будильник «Слава», еще какая-то дребедень. Отдельно стояла большая картонная коробка из-под женских сапог.

Он вытащил ее и раскрыл. В ней навалом лежали черно-белые фотографии. Взяв несколько из них в руки, бегло просмотрел. Все они были его школьной поры. Многие из них нащелканы им же, дешевенькой «Сменой-8», приютившейся тут же в секретере, среди прочего хлама веков.

Бросив фотки обратно в раскрытую коробку, он посмотрел в окно. Почти напротив, через дорогу стояло грязновато-белое здание школы, где он проучился десять лет.

- «Давно, друзья веселые, простились мы со школою...» – ни с того, ни с сего, начал он мурлыкать под нос, - Это верно, давненько. «Но каждый год мы в свой приходим класс…» А вот это — уж дудки! Я больше ни разу туда не заходил, хотя вот она - рукой подать.

Он еще раз просмотрел несколько снимков и принял твердое решение. Вытряхнув из коробки пылесос, начал методично рвать фотографии, одну за другой, швыряя ошметки в коробку. Поначалу смотрел на истребляемые отпечатки, потом плюнул и стал рвать их, не глядя. Коробка наполовину заполнилась обрывками. Следом туда же полетели фотоаппарат «Смена» в дерматиновом футляре, сломанный будильник «Слава», засохшие ручки и стержни к ним, окаменевшие ластики, еще чего-то канцелярское.

В пачке бумаг, которые он рвал, обнаружилась стопка «Похвальных грамот», которые он регулярно получал с 1-го по 10-й классы за участие в различных олимпиадах, конкурсах и т.п. Их Никитин разодрал в лапшу с особенным удовольствием. Последними полетели в пылесосную коробку картонки с наклеенными на них композициями из засушенных листиков и цветочков – все они были украшены снизу, в правом углу бумажкой с надписью: «Гербарий. Игорь Никитин, 4 «А» класс».

Когда все было кончено, секретер остался совершенно пуст. В нем одиноко ютился только гипсовый бюстик Пушкина, покрашенный «под бронзу», – его он тоже получил в качестве приза за победу на школьной олимпиаде по литературе.

- А вот Александра Сергеевича уважим. Оставим. Гению, даже в таком облупленном виде, не место на помойке!

Натянув спортивный костюм, он отнес коробку вниз по лестнице и вытряс ее содержимое в мусорный контейнер у подъезда.

Вернувшись, Никитин прошел к телефону в коридоре, но набранный номер молчал.

Попробовал дозвониться до боевской супружницы, там тоже никто не ответил.

- Черт с ними, со всеми, перезвоню с утра. А теперь спать, спать, спать… - еле доползя до своей кровати и даже не утруждая себя настиланием белья, он обрушился на нее, как памятник Вождю Народов после ХХ съезда КПСС. И мгновенно отключился.

***

Титры: Москва. СССР.

10 июня 1988 года

Никитин набрал номер мачехи Шуры.

- Ванда Станиславовна, здравствуйте, это я – Никитин Игорь, помните?

- Здравствуй, Игорь! – почти прокричала она в трубку, – Горе-то, горе какое! – Послышались всхлипывания.

- Ванда Станиславовна, примите мои соболезнования. Я привез личные вещи Виктора и хотел бы передать их вам. Могу я сделать это сегодня?

- Ах, да, конечно! В любое время, мы с Агнешкою дома. Тут вчера приезжал полковник… Забыла его фамилию…

- Коротченков, - подсказал Никитин.

- Вот, вот. Такой вежливый, предупредительный! Он сказал мне, что они сами сделают все-все, ты представляешь? Завтра обещал прислать за нами машину. Ты можешь заехать, когда тебе будет удобно.

- Хорошо, Ванда Станиславовна, я буду у вас в одиннадцать часов. Да… Еще тут ко мне обращался какой-то грузин, вчера в госпитале. Сказал, что он муж…

Ванда зашлась в таком визге, что я невольно отдернул ухо от трубки.