Кошак (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

Её бескомпромиссное требование не было обидным, скорее, оно подчёркивало всю глубину страсти, охватившей несчастную кошку. Меня голос подруги пробрал до самого естества. Такая активная, откровенная, думающая девочка просто не могла не всколыхнуть ответное желание — только не с тем ураганом эмоций, что бушевал в ней сейчас. Эмоции выплёскивались наружу, распространялись подобно кругам на воде. Я не мог не ответить — это противоречило бы её и моей природе. Сел перед кошкой прямо на пол, зеркаля позу. Варана рыкнула что-то невразумительное и резко метнулась навстречу. Мгновение — и она уже целует меня за ушком, страстно нашёптывая всякие глупости, а опытная ладошка девочки плотно сжимает разгорячённую плоть. Ещё рывок… Теперь валькирия обнимает меня ногами, усаживается так, что между нами остаются считанные сантиметры. Она не спешит. Смотрит глаза в глаза. Я открываю имплант — её вопрос понятен без слов. Ментальные коготки аккуратно вонзаются в самою душу; перебирают чувственные нити, примериваются для решающего рывка — чтобы погрузиться на всю глубину и взять всего, без остатка. По торсу скользит когтистая ладонь, острейшие лезвия из холодных и опасных вмиг становятся милыми и желанными.

Но и кошка передо мной полностью открыта. Сегодня игры в одни ворота не будет, не тот у меня настрой. Женщина должна получить максимум. Пусть республиканцы пускают сопли и размазывают слюни, умоляя дать ещё немного удовольствия, сегодня я сам намерен его давать — столько, сколько сможет унести. Поэтому уже мои когти, сразу с двух рук, проникают под чёрную, сливающуюся с космической тьмой форму. Обнимают торс, беря его в сладострастную клетку захвата. Когти живыми струйками металла растекаются по шёлку кожи, массируя, нажимая, вибрируя.

Варана шумно вздыхает. Её глаза становятся по пять копеек. Сказать, что она удивлена — ничего не сказать.

— Ты… и так… можешь?!. — с придыханием стонет-шепчет она.

— Да, — рычу в ответ, потому что эта бестия и не думает ослаблять хватку. Напротив, усиливает нажим — и когтями, и имплантом.

Минуты тянутся тугим киселём, размазываются в секунды, измеряемые заполошным ритмом наших сердец. Девочка не выдерживает, падает головой на моё плечо. Впрочем, это единственное свидетельство её запредельного возбуждения. Даже вжаться сильней в мой торс кошка не спешит. Теребит пойманный в самом начале клинок — но как-то вяло, без огонька. Оно и понятно, ей это не нужно. Ей нужно дарить возбуждение, а не наслаждение. Наше рычание сливается в единый мурчащий звук. Каждый вздох сопровождается глухим взрыком. Должно быть со стороны это выглядит потешно, но нам плевать на видимость. Главное — сама бездонная гамма ощущений. Мы провалились в них, растворились в эмоциональной бездне, живущей в наших сердцах. Бездна эта клокочет, пузырится, и кажется, что именно она рождает безумные звуки возбуждения.

Я не выдерживаю первым. Да это и понятно, слишком уж глубока метка совместной жизни с девятью кошками. Полгода не прошли даром, глубина ощущений возросла на порядок, и порой даже лёгкое касание — даже не импланта, о нет! — вызывает такие жуткие спазмы желания… Республиканки знали толк в удовольствии и не скупились делиться им со своим мужчиной. Ну а конкретно эта представительница валькирьего братства оказалась весьма и весьма искушена в сексуальной игре. Я начинал понимать силу её душевных терзаний за правильные отношения в воспиталищах. Если такие навыки прививаются девочкам с ранних лет, то я обеими руками за подобную чистоту духа!

— Всё… бери… кошка… больше… не могу… терпеть! — простонал я ей в ушко.

Метиллия всё это время так и пролежала на моём плече. Казалось, кошка прилегла отдохнуть — если бы по целому ряду признаков не было видно, в каком состоянии она сейчас пребывает. Мои слова стали спусковым крючком. С торжествующим рыком республиканка вскинулась. В одно движение подалась вперёд, одновременно погружая меня в своё лоно. Наш слитный стон возвестил обо всей неизмеримой массе накопленной и неистраченной за прошедшие минуты страсти.

Когда Варана бросила меня на пол, в её горящих диким огнём возбуждения глазах я прочёл торжество — добилась, показала свой республиканский характер! И теперь была готова давать. Так, как она это умела и понимала. Нет, эта бестия определённо не лесбиянка! Или уж очень хорошо маскируется… Да ладно, как можно так играть?!. Никому из живых не дано сымитировать подобный коктейль из эмоций, страсти, мыслей. Играла она там, с Кикки — здесь и сейчас кошка была единственно настоящей. Достаточно сравнить накал страстей, чтобы осознать это со всей очевидностью.

После долгой — поистине бесконечной — скачки мы, наконец, подуспокоились. Кошка перестала подстёгивать мой темперамент, угомонилась, полностью довольная содеянным, и теперь лежала на мне, вытянувшись тугой струной мышц. Больше всего сестра по фракции сейчас походила на канат, оплётший меня от кончиков пальцев ног и до самой шеи. Потрясающее ощущение единения! Она тоже это чувствовала и не спешила прерывать наше столь гармоничное слияние.

— Твои кошки, наверное, пищат от счастья, что заполучили себе такого игривого котика, — муркнула она.

— У нас всё взаимно. Когтям меня учила Викера — они отлично легли на навыки точечного массажа. Можно сказать, девочки сделали меня таким, какой я есть сейчас.

— Да уж… — протянула кошка. — Будь ты в стае, может быть…

Она осеклась на полуслове. Вскочила — резко, порывисто. Уселась сверху и стала вглядываться в мои глаза своими пронзающими до печёнок рентгенами.

— Ты ведь…

— Да. Попробую. Выбил для неё шанс у Ордена.

— Я помогу. Только скажи — что, сделаю всё от меня зависящее. Сёстры тоже не останутся в стороне. Ты даже не представляешь, насколько все с ней замучились!

— Тогда скажешь, когда вы будете развлекаться на татами. Желательно здесь, в центре, но я могу и в стаю заглянуть.

— А не боишься?.. Там и без Кикки восемь изголодавшихся по нормальному коту кошек…

— У меня на базе их девять. Ничего, девочка, я попробую. Уверен, сёстры не станут переходить грань.

— Не станут. Они понятливые. Ладно. Жди сигнала.

Сработали валькирии чётко. Видимо, основное время у Вараны ушло, чтобы всё провернуть втайне от Кикки. Всё же скрытно собрать и предупредить сестёр в тесном замкнутом коллективе стаи — задача сложно выполнимая. Но кошка с ней справилась. Утром следующего дня она уже вызывала меня по голограмме. Развернувшаяся картинка лучилась довольством — девочка застала меня в душе, где я приходил в себя после серии спаррингов на когтях.

Душевая была одним из немногих мест уединения, и даже кошки, любившие подурачиться со мной под игривое касание водных струй, тонко ощущали момент. Понимали, какие жуткие нагрузки мне дают, и чем это чревато для психики без правильных компенсаторов. А что лучше воды дарит успокоение? Поэтому после особенно напряжённых бдений я мог подолгу стоять, упёршись руками в стену, каждой мышцей спины и плеч ощущая успокаивающие касания водных струй. Варана некоторое время рассматривала меня, обнажённого.

— Жаль, не могу рассказать тебе всё на ушко, прижавшись сзади — очень уж подходящая поза, — от бархатистого, обволакивающего голоса собеседницы я невольно вздрогнул.

— Действительно, жаль… — протянул в ответ, действительно испытав мгновенный укол сожаления.

— Ладно, — отбросила игривый тон республиканка. — Нечего отвлекаться. Дело слишком серьёзное. Сегодня вечером мы вернёмся с полигона пораньше. Часам к шести можешь заходить.

— Лучше сразу в тренировочной зоне.

— Тогда к половине седьмого… А не боишься?

— Чего?

— Что кошки тебя однажды затрахают до смерти. Прямо в тренировочной зоне.

— Девочка, я никогда не боялся женщин. Какими бы странными ни были их повадки, они для меня, прежде всего, женщины. Ну а затрахают… это будет хорошая смерть.

Валькирия по правому плечу даже не фыркнула — поперхнулась.

— И не поспоришь… хорошая смерть!.. Ладно, не волнуйся, все прониклись важностью момента.