За веру, царя и социалистическое отечество - Юрий Брайдер

— Подай дюжину карточных колод и шампанского, — велел Барков.

— Будет сделано. Только шампанское нынче по четвертному за бутылочку идет, — предупредил коридорный.

— Неси, — небрежно махнул рукой Барков. — Да прихвати еще молоток и горсть гвоздей.

— Гвозди какие требуются — кузнечные или фабричные? — уточнил коридорный. — Я это потому спрашиваю, что фабричные красивше, а кузнечные прочнее.

— Без разницы. Но чтобы не меньше трех дюймов длины.

Дожидаясь заказа, Барков и Крюков развлекались анекдотами, которые в восемнадцатом веке выглядели скорее как краткие поучительные истории, взятые из жизни известных людей.

Рассчитавшись с оборотистым коридорным (молоток обошелся в гривенник, а каждый гвоздь — в грош), Барков распечатал первую попавшуюся колоду и тщательно осмотрел несколько карт, взятых наугад.

— Какою рожна, сударь, ты их так рассматриваешь? — не без ехидства поинтересовался Крюков. — Лучшего товара на этой улице все равно не сыскать. Да и ассигнации твои, надо полагать, сходного происхождения.

— Карты, ясное дело, крапленые, — констатировал Барков. — За дурачка меня держать не надо. Но уж если я заранее согласился играть, то слово свое исполню.

Банк выпало держать Крюкову, к чему, похоже, он был готов.

Перетасовав карты и позволив партнеру снять, Крюков уже приготовился было метать, но тут Барков схватил молоток и несколькими лихими ударами пригвоздил колоду к столешнице.

— Теперь сдавай. — молвил он как ни в чем не бывало.

— Признаться, я с таким способом игры дела прежде не имел, — произнес Крюков с сомнением.

— Правилам это не противоречит, — заверил его Барков. — А в портовых кабаках Лондона только так и играют. Карты в негодность приходят, зато всякие шулерские штучки исключаются.

— Умственные люди англичане, ничего не скажешь, — усмехнулся Крюков и принялся метать карты, одну за другой срывая их с гвоздя.

Этот проклятый гвоздь (не круглый, фабричный, а квадратный — кузнечный, весьма грубый на вид) разом лишил его всех ожидаемых преимуществ. Мало того что пропала возможность манипулировать картами, ловко срезая или передергивая любую из них, так еще нельзя было прощупать условные знаки, выдавленные на рубашке. Все теперь зависело от воли случая, который хоть и зовется слепым, но в любимчики себе почему-то выбирает людей, меньше всего этого желающиx (а таковым был как раз Барков, ничего не терявший при любом исходе игры).

Спустя час, когда шампанское кончилось, пол в номере устилали зверски изорванные карты, а в собственности Крюкова, кроме неотчуждаемого сердца, остались только такие малозначительные органы, как желудок, кишки и мочевой пузырь.

Играть на них Барков категорически отказывался.

— Сам посуди, — убеждал он Крюкова. — Зачем мне твой мочевой пузырь, если я головой владею. Не позволю ей употреблять жидкость, и мочевой пузырь остается не у дел.

Поскольку Крюков, разгоряченный шампанским, продолжал отстаивать свою точку зрения (игра до последнего, то есть вплоть до шкуры и ногтей), Барков шутки ради приказал:

— Велю, чтобы твои легкие, ныне мне принадлежащие, перестали сотрясать воздух!

— Насовсем? — уточнил Крюков. — Или временно?

— Лучше насовсем, — не подумав брякнул Барков. — Заболтал ты меня сегодня… Эй, человек, ещe шампанского!

Крюков послушно умолк, слепил из хлебного мякиша шарик и незаметно для Баркова отправил его себе в рот.

Когда шампанское наконец появлюсь (по уверениям коридорного — последнее в гостинице) и Барков, склонный к широким жестам, первый бокал предложил в пух и прах проигравшемуся партнеру, тот отрицательно покачал головой, стал вдруг быстро синеть, и замертво рухнул со стула.

— Ну и дурак ты, — сказал Барков, когда стало ясно, что смертельная опасность миновала. — Прямо олух царя небесного! Разве так можно? Еще чуть-чуть, и пришлось бы тебя ногами вперед выносить.

— В глотке зачем дырку сделал? — просипел Крюков, трогая обрезок гусиного пера, торчавший из его трахеи.

— А как тебя иначе спасать, если дыхательное горло было закупорено! — Барков указал на хлебный катышек, лежавший на видном месте. — Пришлось проводить операцию трахеотомии, благо, мне это не впервой. Хлебнул я с тобой горя, Михайло!

— Подожди. — Крюков вернулся на стул и выдернул трубочку из горла, после чего его голос стал куда как явственнее. — Надо разобраться… Кто велел моим, то бишь своим, легким остановиться?

— Я, — признался Барков. — Так ведь это же было не всерьез!

— Я привык людям на слово верить. Еще и переспросил потом… Вижу, что команда поступила сугубо существенная. Двусмыслия не допускает. Стал я думать, как дыхание прекратить. Можно, конечно, и по собственной воле, но потом, когда сознание помутится, оно опять восстановится. Повеситься — еще хребтина в шее разорвется, а ведь она уже не моя. Вот и прибег к самому простому способу — залепил дыхало. Зато тебе меня упрекнуть не в чем.

— Ясное дело, ты человек долга. Это я уже понял! — теперь, прежде чем сказать что-либо. Барков взвешивал каждое свое слово. — Посему в знак восхищения и признательности возвращаю тебе весь проигрыш. Руки, ноги, голову и все такое прочее.

— Чужого мне не надо! — решительно запротестовал Крюков. — Подачек не принимаю.

— Ладно, тебя не переспоришь. — Барков задумался, чему весьма мешали пары шампанского, туманившие его сознание. — Тогда послужи мне!

— Приказывай! — Крюков со стула не встал, но плечи расправил и спину выпрямил, словно на плацу.

— В Невской губе, где-то между Лисьим носом и Петергофом, болтается бот, называемый «Дедал». Там содержится под арестом бывшая императрица Екатерина Алексеевна. Тебе надлежит в самое ближайшее время сей бот захватить, а узницу освободить. Задание понятно?

— Самое ближайшее время — это когда? — деловито осведомился Крюков.

— Завтрашняя ночь. В крайнем случае — послезавтрашняя.

— Экипаж велик?

— Человек десять — пятнадцать. При полудюжине пушек.

— Кроме матросов, есть еще кто-нибудь на борту?

— Сам не видел, но думаю, что какая-то охрана из тайных агентов должна иметься.

— Куда потом императрицу девать?

— Спрячешь где-нибудь в предместье. На днях республиканские войска из города уйдут. Бунтовщиков громить. Сразу смута начнется. Гвардия и дворянство восстанут. Вот пусть императрица их и возглавит. Она одна целого кавалерийского полка стоит. С ней до победного конца и останешься.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});