Дикий гусь - Михаил Сухоросов

Насмешка в ее голосе мне очень не понравилась, но, пожалуй, она-то и убедила меня в правдивости увиденного. Я все-таки закурил, некоторое время посидел молча. Амрата наблюдала за мной чуть ли не с жалостью — вот уж чего от нее не ожидал…Наконец она снова усмехнулась мрачновато:

— Я же предупреждала, что может получиться. Я уж догадалась, что ты какие-то вещи сам от себя скрываешь. И все-таки, хочешь-не хочешь, это твое прошлое, а не чье-нибудь.

— Да, то я-то ничего такого не помню!

— Раз видел, значит, помнишь.

— Откуда ж все это взялось?

Она пожала плечами, откровенно наслаждаясь моим замешательством:

— Тебе лучше знать. Зеркало четких ответов не дает. Ты сам хотел в него заглянуть, а если понять не можешь — твое дело.

— Значит, обо мне ты через него узнала — что я Пришлый и так далее?

— Догадлив, — чуть насмешливо одобрила она. — Видела кое-что, остальное сама додумала.

Я тяжело поднялся:

— Ладно, мне тут тоже кое-что додумать надо, так что сегодня у нас с тобой занятий не будет, — и пошел из хижины.

— Заодно и довспомни, — посоветовала мне в спину Амрата.

Я плелся, не разбирая дороги, через все стойбище, пока не оказался на своей любимой скале над гаванью. Краем глаза я видел, что моя прислужница-надзирательница топает следом, но это как раз меня меньше всего волновало. Добравшись, я уселся на камень подальше от края — не могу долго на море смотреть, сразу что-то вроде морской болезни начинается…Ветер с севера стал порывистым и холодным, брызги долетали даже на такую высоту. Плевать, зато никакая стерва не помешает спокойненько подумать, а подумать мне ой-ой как есть о чем.

Прежде всего надо бы разобраться, правда или не правда то, что я видел в этом сволочном зеркале. Теоретически это все вполне может оказаться ловушкой, но какой? С другой стороны, откуда Амрате знать об автоматах и железнодорожных насыпях? А я, насколько выяснилось, помню, как заряженный автомат по ощущению от разряженного отличается. Далее, слишком все это напоминает кинохронику, и монтаж очень четкий, словно то, что у меня в памяти хранится, спроецировано на экран. Одни воспоминания бесспорно мои, а другие…Другие точно такие же четкие. Так получается, это действительно было, и я с автоматом в лапах прорывался куда-то по лесам в компании Дэна? И сидел там, в аудитории? Бред какой-то. И вообще, раз я не помню, значит ничего не было.

В этом, конечно, я себя могу сколько угодно убеждать, но тогда вопрос — откуда у меня подобные воспоминания? Может, мне их внушили? Интересно, кто? Не Амрата, это уж точно, а больше я никого не чувствовал. Сила, с которой я контачил, ни к чему человеческому вообще отношения не имеет, а спарринги, автоматы и прочая фигня — это все вполне человеческое. Даже слишком, я бы сказал. Тогда, рассуждая логически, все это было на самом деле, и я обучался смотреть и анализировать, а так же драться и стрелять? Но почему тогда я об этом настолько прочно забыл? На вопросе вопрос…

А вообще, если сопоставить некоторые факты и фактики, связанные со мной, получаются весьма забавные вещи. Например, то, как быстро я научился владеть Силой — меня это еще тогда насторожило. И мечом я, помнится, очень быстро владеть навострился. А с другой стороны, всякие нюансы, связанные с обучением Чародеев, в частности, с той пакостью, которой меня Учитель пичкал, лежат за гранью моего разумения, а что до меча — уроки сценбоя могли свою роль сыграть. Амнезия? Что-то непохоже…Значит, ничего этого не было? А воспоминания откуда? Порочный круг.

Так, по-моему, я просто не с того конца подхожу. Чтобы избежать блужданий по кругу и строительства стройных гипотез, надо просто вспомнить все, что было со мной в жизни, причем по порядку, и убедиться, что беготне по лесам там нет места.

Итак, детство. Ничего особенного, да я, честно говоря, и помню-то о нем мало что. Отметим: было.

Далее, само собой, следует отрочество. Школьные годы чудесные, двойки, казарменный дух родной школы. Драки до первой крови, происходившие на заброшенном корте за школой, сортир, исписанный всем, чем только можно — от немудрящего словечка из трех букв до витиеватых стишков. Кассетные магнитофоны с солдатским ремнем вместо ручки — чтобы на шее носить. Анекдоты о бровастом вожде мирового пролетариата, рассказанные тайком. Занятия в подпольной секции каратэ. Вкус первой сигареты, запретный алкоголь, первая женщина…Звали ее, помнится, Аней, была она лет этак на пять меня постарше, и особой разборчивостью в связях не отличалась. Бог ты мой, какая трагедия была, когда я об этом узнал! Мы с Вовчиком из параллельного тогда упились, как солдаты, и весь вечер поносили слабый пол…Но я-то собрался не умиляться, а вспоминать.

Далее — обычная жизнь "свободного художника — мы с ребятами впятером снимали на какие-то шиши полуподвал, и все как один считали себя непризнанными гениями, пахали, как звери, пили без удержу. Сплошной туман, из которого выплывает то вечно похмельный или обшаренный Доктор Хэш, не расстающийся с гитарой, то пьяный в матинушку Костя Черныш, жалующийся на то, что его своя же труппа жрет…Кто-то сделал концерт, кто-то спился, такой-то устроил персональную выставку…Как же нас это тогда волновало — подумать страшно! А сейчас все это кажется до жути мелким, а главное — далеким.

Стоп, Майк. Несходнячок какой-то, неувязочка. Школу я окончил, когда мне было семнадцать, это я точно помню. А потом что — сразу оказался в полуподвале?! Быть того не может. Что ж я по этому поводу помню? Моя эпопея, одиссея и вообще кочевая жизнь началась с того момента, когда я снова повстречался с Чернышом, и собирались мы с ним делать «Чайку», не более, не менее. И тогда мне шел двадцать второй год…

А вот это уже, как хотите, совсем не смешно получается. Это что ж выходит — я с семнадцати по двадцать один год вообще ничего не помню? Какие-то воспоминания об этом периоде есть, но уж больно они расплывчатые, как плохая черно-белая фотография. А приглядеться как следует — так их, собственно, и нет. Вот это несходнячок…В семнадцать — обычный парень, ничего особенного мне нужно не было, интересовался я главным образом женщинами. А в двадцать один — заматерелый художник, не гений, конечно, но трудяга, да еще при этом битый-перебитый мужик, прочно стоящий на ногах и с крепкими кулаками. А что, спрашивается, я делал в те четыре года, которых в моей биографии не достает? Честное слово, прямо как с тем крокодилом, у которого от хвоста до головы восемь метров, а от головы до хвоста пять. Куда, спрашивается, остальные подевались? Причем ответ из анекдота действительности не соответствует. Впору и в самом деле предположить, что я в эти самые четыре года скакал по лесам с автоматом в сопровождении Дэна…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});