Параметрическая локализация Абсолюта - Пилип Липень

– Откуда тебе знать, старик, каков Господь Бог? – спросила насмешливо губастая русалка. – Или видел ты Его?

– Есть свидетельства, святыми людьми писанные! – он взял из сумы икону Христа Пантократора и воздел над головой, чтобы все видели.

– А что у него под одеянием? А ну как акулий хвост? – отвечал со смехом ихтиокентавр с передними ногами коня.

– Грех тебе за такие слова! Знаешь ты, что неправ, но глумлением переполнен!

Многим из собравшихся отец Вениамин уже наскучил, они отворачивались и возвращались к играм. Иные подходили к столу, без счёта заглатывали валованы, чуть прожевав, и здесь же извергали их непереваренными из боковых отростков, напоминающих хоботы. Мускулистый тритон загудел в рог и нырнул; стайка наяд, поднимая брызги, устремилась за ним. Он же перевернулся под водою, выскочил с криком и яростно овладел одной из дев. Остальные, взявшись за руки, кружились около них и весело возглашали в такт жиге.

– Блуд и чревоугодие бесстыдно творите! – плюнул отец Вениамин. – Помутился разум ваш, отдались вы похотям хуже содомитов! Нет в вас страха Божия!

– Раз Господь даровал нам тела, не вольны ли мы наслаждаться ими? – глумливо проблеял желтоглазый фавн, одной рукою разминая мохнатый фаллос, а другой оглаживая живот подружки-гарпии.

– Напрасно в похоти нас укоряешь, странник! Сам-то ты свободен от неё? – гарпия принимала ласки фавна, извиваясь от удовольствия и направляя его руку.

Они рассматривали его лицо, намекая на пиписьки.

– Семя зла в каждом посеяно, и во мне, и в вас, – отвечал отец Вениамин. – Много грешил я в прошлом, однако пресытившись грехом, раскаялся горько. С тех пор знаю: мы вольны выбирать, следовать злу или противиться ему. Прощайте! Молиться буду, чтобы даровал вам Господь избавление от власти диавола.

5. Коли вера крепка

Отойдя в сторону, подальше от порочных игрищ, отец Вениамин свернул шинель в тугую скатку, снял башмаки, снял джинсы, уложил их в суму. Сверился с компасом, закутал его в полиэтиленовый пакет и сунул в башмак. Пристроив суму за плечами, обернул её скаткой и застегнул хлястиком. Прощай, чужая землица. Оставайся с Богом, а я дальше на север. За океаном, сказывают, Беландия, за Беландией другой океан, за тем океаном – Африка, а за Африкой – Иерусалим. Он обернулся на наяд и тритонов – они уже забыли о нём и дружно откупоривали шампанское. Вода обожгла холодом стопы, и отец Вениамин невольно остановился. Если стоять, то только хуже, надо вперёд, – думал он.  Но как же студёно… Господи, помоги! Не ради пустой прихоти плыть хочу, но для служения Тебе! Отец Вениамин шагнул раз, другой, вошёл по колено, по пояс. Лютая вода! Кожа задубела и стала прозрачной, будто нету её, одни стылые кости. Пиписьки скукоживались, отпадали в корм рыбкам. Вот так и грехи отпадут, коли вера крепка. Вдохнул – и поплыл. Грудь как сталью сдавило. Гребок, гребок. Поплыл.

Не впервой отцу Вениамину было плыть через океан, и знал он, что Небо не оставит его. Сначала тяжело, а потом полегче. Сума и шинель, напитавшись водой, давили на спину и тянули на дно, волны плескали в лицо. Он выгибал вверх одеревеневшую шею, загребал руками, толкался ногами. По-лягушачьи – медленно, но верно. А куда торопиться? Сажёнками устанешь сразу, и что потом. Тритонья музыка отдалялась, затихала сзади. Вот, вот так, уже и согреваться стал. Тело приспосабливается. Мышцы сильнеют, кровь скорее течёт. Что само по себе – то не грех. А вот если крылья возжелать как у птицы и полететь в высях – вот то уже грех, ибо не давал Господь человеку крыльев, и самоволие есть роптание. Как будто отвечая на его мысли, сверху пронеслись чайки, одна за другой. Вроде бы чайки, не человеки, да кто отличит?

Устав грести, отец Вениамин раскинулся морской звездой, отдышаться, но вода, разбавленная пресной струёй реки, не держала. Неожиданно высокая волна накрыла его с головой на вдохе, он закашлялся, судорожно изогнулся и стал тонуть. Солёная пена вталкивалась в горло, светлая плёнка поверхности уходила вверх. Поняв, что не совладает, отец Вениамин замер. Вода заполняла грудь. Верую, Господи! Он чувствовал свои лёгкие, ставшие холодным тяжёлым мешком, в голове мутилось. Дно было неглубоко, и скоро он опустился в склизкие, путаные заросли морской капусты. Дышалось трудно, неприятно, и он перестал дышать, просто лежал, понемногу увлекаемый течением.

Проплыли мутные рыбки. Холод и полутьма. Господи, сколь милостив Ты был к человеку, даровав ему воздух, землю и солнце! И сколь подл человек, пренебрегший в гордыне даром Твоим, поправший заветы Твои. Проплыли сирены с чешуйчатыми хвостами, из глубин к берегу, на праздник тритонов. Одна заметила его, описала плавную дугу, снизилась. Вились илистые волосы, колебались белые груди. Отец Вениамин махнул на неё, но она не поняла, подгребла вплотную, обняла тонкой рукою, прижалась губами к виску: покувыркаемся, матросик? Оставь меня, демоница, поди прочь! Вильнула плавником и умчалась. Слава Богу. Полежав и отдохнув, попробовав морскую капусту на вкус – жёстко – отец Вениамин поднялся, поправил суму и пошёл вперёд.

6. Не ради прихоти

Долго ли, коротко ли скитался отец Вениамин по тёмному океану, сначала шёл по дну, а после, как грудь окрепла, снова плыл – месяц, два ли, а то и полгода – и вот стала понемногу вода светлеть и мельчать. Скоро берег, думал он, да только что за берег? Остров ли пустынный, Беландия ли чаемая? Могло ведь и течением отнесть... Но на всё воля одного только Бога. Стал отец Вениамин грести с особой силой, чтобы скорее под ногами твердь почвы ощутить. Гребёт он гребёт, и вдруг видит: вздымаются на горизонте из океана два исполинских утёса и в буре брызг в его сторону движутся. Нырнул отец Вениамин от греха подальше и под водою поплыл. Ныне богобоязненности ни от кого не жди, все до одного в грехе погрязли, и если кто к тебе движется, то не ради добрых слов, а ради похоти. Пока он так рассуждал, всколыхнулось вокруг, забурлило, и гигантские руки стали его вылавливать. Изворачивался он, ускользал, меж пальцев с башню величиной просачивался, и не могли злодеи изловить его. Но хитры они были и коварны: забросили под него сеть с мелкой ячейкой и потянули быстро. Рванулся отец Вениамин, запутался, забился как рыбёшка мелкая. А его уж на свет вытащили – два великана, солнце затылками закрывающих, с лицами суровыми.

– Кто ты таков? Куда плывёшь и зачем? – голоса, как гром небесный.

– Звать меня Вениамин, странник я. Зла никому не желаю, путь держу в Беландию, далее в Африку, далее в Иерусалим.

– Отчего ж дельфином не устремишься? Али птицею не полетишь?

– Оттого что грех образу и подобию Господа изменять.

– Ну а коли во благо то изменение?

– Не нам о благе судить. Благ лишь Бог; человеку же пристало послушание.

– Хорошо говоришь, странник. Однако же кто слабых от зла защитит? Не помыслами одними человек спасается, но делами добрыми превыше всего. Посмотри на нас, титанов: облик устрашающий и могучий приняли мы не ради прихоти, но для обороны честной Беландии от лихих врагов – пиратов, садистов и мутантов-мучителей. Грех ли нам?

– Верю вам, добрые люди. Нет на вас греха, и труды ваши суть добродетель, – отец Вениамин прослезился и перекрестил титанов, просунув руку сквозь сеть.

Титаны просияли. Они в два шага отнесли его к берегу и аккуратно опустили на землю. Раскинувшись на спине, отец Вениамин без движенья лежал и смотрел в небо, вознося Создателю хвалу за чудо твёрдой земли. Титаны сели рядом, содрогнув скалы, закурили папиросы величиною с дом и ласково взирали на отца Вениамина. Отец Вениамин поднимал и опускал руки, сгибался в пояснице, сплёвывал воду и начинал дышать. Постепенно завязалась беседа. Поведал отец Вениамин титанам о своих странствиях многолетних и о тьме беспросветной, мир накрывшей. Поведал о жутких нелюдях, юг земли населяющих, о вампирах, кровь высасывающих, о василисках, в камень путника превращающих, об упырях, плоть пожирающих, о драконах, пламень извергающих, о гнусных валькириях, похотью сочащихся. Нет границ падению и злу человеческому. Поведал и о вере своей, неугасимым лучом сияющей.

– Вот так и иду в Иерусалим. Место то священно. Молить там Господа буду, чтобы вернул нам на спасение надежду, чтобы не отвращал лице от тварей Своих. Слабы мы и неблагодарны, но есть и в нас крупицы добра. И вы тому подтверждение, братья титаны.

7. Будто с луны свалился

Титаны переглянулись.

– Какого ж тебе ещё спасения, отче? Ведь спасены мы уже окончательно. Али недоволен чем?

– Что за ересь вы измыслили, богатыри?

Титаны переглянулись.

– Ты когда на свет родился, отче, до бессмертия или после?

– До.

– Кем был?

– Был священником.

– Дивно! Память тебе отшибло или разум? Тебе ли не знать, что явлено было миру второе пришествие? Что мы спасены и живём в вечном раю?