HOMO FABER (СИ) - Баковец Михаил

«Всё, она моя с потрохами», — несколько цинично подумал я. Есть женщины, которых можно навсегда привязать к себе сексом, впервые в жизни доставив ей райское наслаждение (даже если она уйдет, то всё равно будет помнить и испытывать влечение до конца своих дней). А есть такие, которых сделать своей можно только поступками, подарками, влезть не в тело (пусть это звучит очень пошло), а в душу, в разум. Вот сейчас я окончательно поселился в голове Радистки Кэт. Это была не банальная любовь, это было гораздо сильнее — я стал её кумиром, идолом и богом! Теперь, чтобы я ни сделал, то она не разочаруется во мне. Обидится — да, но и только.

— К слову сказать, в моём времени первым вышел в космос гражданин СССР, русский. По сути, история повторилась, только намного лет раньше, — сообщил я ей.

— Но я не… а хотя, да, — после короткой паузы девушка согласилась со мной.

— Великий Командующий, приступить к выводу на орбиту спутников? — раздался голос искина.

— Приступай, — дал я добро.

Вместо десанта со снаряжением, в отсеке за нашими спинами лежали семь цилиндров искусственных спутников Земли. Это были вещи из проекта Профессора, и они не несли никакой опасности для жизней людей на планете. Зато с их помощью можно было контролировать происходящее по всему земному шару, заставить зависнуть над любой точкой или отправить наблюдать за соседним континентом. Разрешение камер было такое, что с орбиты легко читался шрифт на пачке сигарет и различался цвет глаз человека и количество прыщей на его лице.

Кабина от общего отсека была отделена герметичной бронированной перегородкой. Поэтому нам с Кэт ничего не угрожало при открытии аппарели. Выбрасыванием в космос спутников занимались два рабочих дроида, простых и не очень больших.

— Ну что, назад на Землю? — спросил я её спустя час.

— Да, — кивнула девушка.

* * *

Москва середины двадцатого столетия сильно отличалась от себя самой из начала двадцать первого века. А уж с учётом военного времени это и вовсе был чужой и незнакомый город.

Было много старой архитектуры, которой в моём времени осталось раз-два.

И вот один из таких домов и стал моей целью в эту ночь. Одноэтажный квадратный особняк модерновой постройки на Малой Никитской улице с небольшим внутренним двориком, въезд в который перекрывали ворота. Впрочем, мне они были и не нужны.

Народу в этом, относительно небольшом здании, было немало — прислуга, охрана, совсем недавно приехали, как я понял, родственники из Грузии, жена (очень красивая женщина даже несмотря на свой возраст, хотя это для меня — возраст, а ей было всего тридцать пять или шесть сейчас).

К слову сказать, этот дом существует и в моём времени. О нём снимали передачи (помню точно про две) и перемывали косточки в прессе. Даже я, живущий далеко от этого здания, знаю о камнедробилке в подвале (которой пытали и жестоко убивали врагов Лаврентия); о любимом занятии, заключающимся в стоянии у окна и высматривании себе жертвы из числа молодых и красивых представительниц слабого пола на улице, которую охрана тут же доставляла в кабинет; о костях десятков людей, обнаруженных в подземном коллекторе и коммуникациях рядом с домом, когда там делали ремонт уже после казни Берии.

И вот сейчас мелькнула мысль, как вообще при таком количестве домочадцев возможны были оргии? Что на это сказала бы жена? Родственники? Это же грузины — там влияние клана очень сильно даже на того, кто по власти всех родичей на голову выше. И женщины у них с властным характером и уж точно не дадут наставлять себе рога прямо на глазах.

А тела зачем прятать в коллектор, как пугливый разбойник какой-то? В «воронках» бензин закончился или что?

Да и не увидел я ничего из этих слухов, пока вёл наблюдение за «кровавым» домом.

Берия засиживался в своём кабинете допоздна, особенно, когда возвращался из Кремля. Вот и сегодня он появился дома после одиннадцати вечера и после быстрого ужина отправился на своё рабочее место.

— Что ж, пора, — вслух произнёс я.

На мне была форма НКВД, в руках два больших чемодана, на плече висела командирская сумка, на правом боку располагалась кобура с пистолетом. Но вот под шинелью (хоть и май на дворе, но даже днём было холодно, а уж ночью так и вовсе зуб на зуб не попадал) прятались несколько хитрых предметов из чудо-вещей Профессора. С их помощью я прошёл с улицы через дверь в дом, а дальше добрался до кабинета наркома, не встретив на своём пути препятствий.

В кабинет вошёл в несколько, так сказать, заходов: сначала опустил один чемодан на пол, чтобы освободить руку и открыть двери, потом наклонился и забрал чемодан, вошёл в кабинет, опустил вновь ношу на пол и прикрыл за собой дверь.

И за всем этим с интересом наблюдал Берия, не сделав ни единой попытки заговорить со мной, встать из-за стола, достать оружие и направить (или даже применить против меня).

— Здравствуйте, Лаврентий Павлович, — поздоровался я, как только закрыл дверь, и чуть наклонил голову, представившись. — Виктор Макаров, вы должны быть обо мне наслышаны. И прошу меня извинить за такое неожиданное вторжение.

— А-а, мой неуловимый порученец, которого я ни разу в глаза не видел, — произнёс тот.

— Так уж вышло, — развёл я руками. — Пришлось представляться так. Но только для пользы дела и, думаю, принёс её немало.

Тот кивнул.

— Да, пользу вы принесли значительную. Но и вопросов задали столько, что у многих голова кружится до сих пор.

Нарком говорил на русском языке чисто, но с заметным грузинским акцентом. На нём был надет тёмный пиджак (ног из-за стола не видел, но, полагаю, там брюки под верхнюю деталь одежды), под ним тонкий свитер, почти что «водолазка» чуть светлее цветом.

— Я пришёл, чтобы на часть из них ответить.

— Часть?

— Да. На все, боюсь, у меня времени не хватит.

— Вы торопитесь?

— Да.

— Товарищ Макаров, вы присаживайтесь, не стойте у порога, как бедный родственник. Можете снять верхнюю одежду — в комнате тепло.

Тепло шло от большого камина, расположенного слева рядом с дверью, я как раз возле него стоял. Камин был облицован бронзовыми или медными, если не ошибаюсь, правда, панелями с растительным орнаментом. Так же слева метрах в пяти от него стоял большой стол, за которым и сидел нарком. Обстановка в помещении была простая, почти спартанская, стояло лишь самое необходимое для работы. Стены на высоте человеческого роста были облицованы деревянными панелями, покрытыми тёмным лаком, выше, до самого потолка (высоко, к слову) она была оклеена матерчатыми обоями.

— Спасибо, Лаврентий Павлович, — поблагодарил я, снимая шинель и фуражку и положив их на один из стульев. Второй стул я придвинул к столу и опустился напротив грозного наркома. К себе на колени положил командирскую сумку.

— Может, чая? Или чего-то другого? — посмотрел на меня хозяин кабинета.

«Скажи кому, что мне предлагал чай сам Берия — не поверят», — хмыкнул я про себя, а вслух сказал. — Не стоит, я ненадолго, Лаврентий Павлович. Если только для себя.

— Я уже поужинал. А вот хочу спросить — как сумели так просто пройти ко мне? Кто помог? Или что? Словно все отворачивались в сторону при вашем приближении.

— В точку, — усмехнулся я и показал массивный браслет на левом запястье, до этого скрытый рукавом гимнастёрки. — Прибор для отвода взглядов — создаёт особое поле, которое заставляет окружающих не замечать его владельца. Я был всегда в зоне слепого пятна глаза, если вам знакомо такое понятие.

— Знакомо. Это безопасно?

— Абсолютно, — заверил я его.

— И откуда это опасное устройство? С того секретного завода, который вы курировали до войны? Или?..

— Или.

— Вы из будущего, Виктор? — задал вопрос в лоб Берия. — Или эта версия специально нам подброшена, как и та, что про завод?

— Из будущего, тут вы правы. И с подброшенной версией тоже угадали. Мне это было нужно, чтобы придать веса своим данным. Вот здесь я написал, что посчитал важным, — я достался из сумки толстый бумажный конверт без всяких надписей, обтянутый плотно целлулоидом для защиты от влаги. — И ещё вот, — на стол рядом с первым конвертом опустился второй, заметно тоньше. — Здесь документация по ряду приборов и устройств, что я вам оставляю.