Исчезновение Петра Деева - Борис Фрадкин

— Новый сорт опиума ты открыл, что ли?

— Опиум, брат, чепуха. От опиума люди просто дуреют, им действительно всякая ересь лезет в голову, и с реальностью она никак не связана. А с тобой совсем другое. Ты увидел то, что происходило на самом деле. Ты вызвал к жизни воспоминания своего отца, своего деда… вроде даже своих далёких предков. Понимаешь, брат Виталий, я прежде сам попробовал этого отвара. — Дядя Костя сел у стола, придвинул к себе стакан с серебристой жидкостью. — Но со мной произошло совсем другое. У меня обострилась память. Я смог вспомнить всё, чуть ли не с первого дня своего появления на свет. Я легко вспоминал строчки давно прочитанных книг, лица людей, которых мимолётно встречал в трамвае, на улице, в клинике. Всё виденное, слышанное и пережитое восстанавливалось с необыкновенной ясностью. Но всё это было только МОЁ. А у тебя…

— Прямо не верится, — пробормотал я.

— Ещё бы!

— Но как это получается?

— Видно, в отваре образовалось неизвестное нам вещество, которое как-то воздействует на наш мозг. Предполагаю так: оно восстанавливает связи между клетками мозга. А может быть, и вызывает образование новых связей. Павлов-то, Иван Петрович, как считал? Мозг человека — это бездонная кладовая. Складывай сколько хочешь. Всё, что хоть раз услышал, на что хоть раз взглянул — всё остаётся там, навсегда. Но вот разыскать в той кладовой что-то, когда потребуется, не всегда удаётся. Поэтому и говорят, что у одних память хорошая, а у других никудышная. Случается, вспоминаешь событие, которому лет двадцать с хвостиком. Но зато никак не можешь вспомнить имя и отчество человека, с которым тебя познакомили час назад.

— Последние строчки из книги, — поддакнул я, — опять ведь забылись. А когда я от тебя возвратился, нарочно их перечитал.

— То-то и оно.

Дядя Костя задумался, покачивая головой. Я смотрел на него с восхищением.

— Послушай, — вдруг осенило меня, — значит, если пить твой отвар, можно вспоминать жизнь и своего отца, и деда, и прадеда? Побывать при царствовании Ивана Грозного. Или в те времена, когда ещё и Руси не было. В общем, увидеть всё то, что они увидели и пережили. Да это же… Это прямо настоящая машина времени!

— Вот и я о том же думаю…

Дядя Костя протянул руку к сложенным на столе травам, вытянул из маленького пучка несколько серебристых листиков, узких и остреньких, бережно положил их себе на ладонь.

— Эта?

— Я назвал её тундровой серебрянкой, — сказал он, — по-русски. Из латыни ничего подходящего не подобрал. Да и зачем тут латынь? Подумать только: бледненькие неприметные цветочки, распустившиеся на вечной мерзлоте. Сколько веков люди топтали это слабое на вид творение природы, не подозревая, какая чудодейственная сила в нём скрывается. А может, мы ещё и не такие чудеса-то топчем, брат Виталий. Мало мы знаем природу, до обидного мало.

Лицо дяди Кости приняло незнакомое мне выражение, даже не знаю, какое — помолодело, что ли.

А на столе в свете настольной лампы загадочно поблёскивал отвар из тундровой серебрянки.

Вода под ногами

Последние дни своего отпуска Роман проводил у тётки в Ключиках. Деревня была небольшая — шесть домишек у обрывистого берега Слюдянкн, прижатые к ней еловым лесом и скалистыми холмами. От города недалеко, на «ракете» рукой подать.

По утрам он поднимался до восхода солнца и, прихватив с собой удочки, отправлялся на Слюдянку добыть рыбы на уху. У него было своё излюбленное место — на камнях под отвесным глинистым обрывом. Здесь два шага в воду — и накроет с головой: глубина!

Это утро началось как всегда. Было очень тихо, если не считать посвистывания проносившихся в воздухе стрижей. Полосы тумана стлались низко по реке, висели в низинах, зацепившись за кустарник. Небо над лесом только начало розоветь.

Роман воткнул удилища под камни, сложил ноги калачиком, закурил и замер, не сводя глаз с воды.

Движение, возникшее в тумане на реке, не сразу привлекло его внимание. Но когда среди ватной дымки обозначилась человеческая фигура, Роман невольно оторвал взгляд от поплавков. Фигура проступала всё яснее. Кто-то шёл прямо на Романа, шёл так, словно с того берега на этот были перекинуты мостки. Но Роман знал, что никаких мостков нет! Он подался вперёд, окончательно забыв о своих удочках.

Ещё минута — и из тумана показалась девушка в коротеньком цветастом сарафане. Она делала шаг за шагом, осторожно и неторопливо нащупывая дорогу босыми ногами и слегка балансируя гибким телом. Вода всё же колыхалась под нею, но странно: так колеблется туго натянутый тент под порывами ветра. Папироса выпала изо рта Романа, рассыпая пепел, скатилась на колени, потом в воду и там с коротким обиженным шипением погасла.

— Э! — закричал Роман, вскакивая. — Девушка!

Та подняла на него нарочито задумчивые, печальные глаза и приложила палец к губам, призывая к молчанию. С минуту она постояла не двигаясь, глядя на оторопевшего рыбака. Затем так же молча повернулась и исчезла в тумане.

Только тут Роман почувствовал, как бешено колотится у него сердце. Поднялся ветер. Под его порывами заметались, заклубились над рекой клочья тумана. Вскоре от них не осталось и следа. Открылся противоположный берег. Ни на реке, ни на том берегу не было ни души.

«Не померещилось же? — недоумевал Роман. — Вроде не дремал. Нет, конечно. Но как это может быть, чтобы человек босиком ходил по воде?»

Пропало желание продолжать рыбалку. Собрав удочки, Роман отправился в Ключики.

Подходя к дому, он увидел тётю Глашу, бегущую от реки. В руках её стонали пустые вёдра.

— Подумай-ка! — закричала тётя Глаша. — Вода-то не набирается!

— Ушла от берега?

— Да в вёдра, в вёдра не идёт!

— Дайте-ка я попробую.

Роман передал тётке удочки, а у неё забрал вёдра. Между огородами он сбежал к мосткам, с которых женщины брали воду, нагнулся и…

Край ведра скользнул по воде, будто была то вовсе и не вода, а хорошо накачанная автомобильная камера. Роман присел на корточки, вгляделся в воду. Увидел своё отражение, водоросли на дне, гальки с пляшущими по ним солнечными бликами, снующих рыбёшек.

Нет, это всё-таки была вода, обыкновенная вода, пронизанная лучами взошедшего солнца. Но когда Роман сделал попытку погрузить в неё руку, он встретил сопротивление! Рука наткнулась на непроницаемое, упругое и неведомое вещество!

— Пойдём-ка отсюда, Роман, — понижая голос и почему-то оглядываясь по сторонам, сказала тётка. — Ну её, эту воду. У Семёновых в колодце наберём.

Роман выпрямился, продолжая с недоумением глядеть то на ведро в своей руке, то на воду под мостками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});