Сезон ведьмовства - Наташа Мостерт

— Это никого не касается!

— Касается, если из-за этого гибнут люди! — с вызовом бросила Минналуш. — Например, Мелисса Картрайт.

Стало быть, они знают и про Мелиссу. Неужели им удалось проникнуть в его разум так глубоко? Габриель всегда слыл мастером блокировки, но одна из сестер вошла в его сознание с такой легкостью, будто повернула ключ в замке. Как?! Его взгляд упал на пустые бокалы в мойке. Их еще не помыли, и на донышках остались красные круги от вина.

— Вы меня подпоили, — медленно произнес Габриель. От вскипевшего гнева у него закружилась голова. Он взял со стола наполовину опорожненную бутылку ягодного вина и понюхал. — Ты добавила туда свое зелье? — сверкнул он глазами на Морриган.

Та не ответила.

— Дело не в вине, так ведь? Кто из вас дальновидящая?

— Дальновидящая? О чем ты говоришь? — изобразила удивление Морриган.

— Габриель, ты бредишь, — пожала плечами Минналуш.

В висках у него застучало. Он изо всех сил старался сдержать себя.

— Мне нужно знать одну вещь.

— Какую?

— Чей это дневник?

Молчание.

Габриелю хотелось швырнуть бутылку о стену, но он взял себя в руки и попытался дышать ровно.

— Прошу вас, скажите.

На лицах сестер не дрогнул ни один мускул. Маски, гладкие бесстрастные маски.

— Твой? — рявкнул Габриель на Минналуш.

Она устремила на него немигающий взгляд ясных зеленых глаз.

— Или твой? — Он в упор посмотрел на Морриган. — Говори, чтоб тебя!

Он грубо схватил ее за запястье, так что кости едва не хрустнули.

— Не смей, — тихо сказала Морриган, и эта короткая фраза остановила Габриеля, словно пуля.

Пряди черных волос упали на лоб Морриган, слегка блестевший от пота, а взгляд заставил Габриеля сжаться. Он отпустил ее руку и шагнул назад. От стыда и сожаления ему стало так скверно, что во рту появился металлический привкус.

— Уходи, — твердо сказала Морриган, потирая запястье.

Он рванул с шеи медальон и бросил его на стол.

— Не думайте, что все кончилось. Я буду продолжать поиски. Отец этого несчастного юноши имеет право знать о судьбе своего сына!

Гробовое молчание. Непроницаемые лица.

Спотыкаясь, Габриель направился к выходу. Перед глазами у него все плыло. Он открыл парадную дверь и зажмурился. Мягкий свет осеннего солнца показался ему слишком резким. Резким казалось все вокруг; каждая травинка была острой, как лезвие бритвы.

Он удержался от искушения оглянуться — а вдруг сестры побежали за ним? В глубине души он знал, что это не так. Они велели ему уходить.

Габриель вышел на крыльцо и закрыл за собой дверь. Все, обратного пути нет. Уже на улице, сгорая со стыда и мучаясь тошнотой, он обнаружил, что забыл в доме туфли и бумажник, а в руке по-прежнему сжимает недопитую бутылку ягодного вина.

Как ни удивительно, первое же такси, которое он попытался остановить, затормозило у тротуара. Водитель старательно избегал смотреть на босые ноги Габриеля, а возле дома выключил счетчик и терпеливо дождался, пока горе-пассажир сбегает наверх за деньгами.

Войдя в квартиру, Габриель сразу заметил мигающий огонек автоответчика. С бьющимся сердцем он нажал кнопку. Может быть, сестры позвонили ему, пока он ехал? Может, они хотят все объяснить и помириться?

«Габриель. — Жестяной звук автоответчика не мог скрыть панику в голосе Фрэнки. — Позвони мне, пожалуйста. Уильям умер!..»

ГЛАВА 22

Уильяма Уиттингтона Третьего кремировали прекрасным осенним днем. По окончании закрытой церемонии Габриель отвез Фрэнки домой в Холланд-парк.

Выглядела она совсем больной. Несмотря на безупречный макияж, ее кожа была землистого цвета, а пересохшие губы шелушились. Когда Габриель взял Фрэнки за руку, помогая выйти из машины, ее пальцы были просто ледяными.

Несколько мгновений она стояла, глядя на внушительный фасад здания.

— Я люблю этот дом… Но жить здесь без Уильяма…

Фрэнки судорожно всхлипнула.

— Понимаю… Мне очень жаль.

— Он был великим человеком. О-о, сколько ходило сплетен, когда мы поженились! Мол, какая там любовь при нашей разнице в возрасте? Меня называли охотницей за деньгами, авантюристкой… Но я любила его. — Фрэнки склонила голову. — В последние месяцы Уильям отгораживался от меня, думал, что мне так будет легче… И вот его нет. Я многого не успела ему сказать… — Она крепко прижала кулаки к глазам. — Господи, как мне это пережить?

Габриель привлек Фрэнки к себе, расстегнул пальто и завернул ее, будто в кокон, в одну полу, чтобы защитить от холодного ветра. Она заплакала, сотрясаясь в страшных, сухих рыданиях. Ее горе было поистине безутешным. У Габриеля невольно увлажнились глаза, он принялся гладить Фрэнки по волосам.

— Ну-ну, не надо так. Не плачь, моя храбрая девочка. Пожалуйста, не плачь, а то я тоже заплачу.

Наконец Фрэнки немного успокоилась, отстранилась от Габриеля, достала из сумочки ворох бумажных салфеток и промокнула глаза.

— Извини, — хрипло сказала она.

Габриель вновь поразился ее бледности. А выражение глаз…

— Фрэнки, хочешь, я попрошу одну из твоих подруг переночевать с тобой сегодня? Кому позвонить?

Она яростно замотала головой.

— Нет, не надо! Я… Я подумываю о том, чтобы уехать.

Сердце Габриеля словно сжала холодная рука.

— Уехать? Куда?

— Не знаю… Куда-нибудь в теплые края.

Каждая мелочь в доме напоминает Фрэнки о человеке, которого она любила, осознал Габриель. Естественно, что ей хочется сбежать от этих воспоминаний. Однако мысль об ее отъезде была для него невыносима. Он должен быть рядом, должен беречь ее.

— Фрэнки, не уезжай. Тебе нельзя оставаться одной.

— Я и так одна.

Безграничная скорбь в ее голосе привела Габриеля в отчаяние.

— Ты же не можешь просто взять и исчезнуть. — Его ладонь легла на рукав Фрэнки. — Будь на связи.

— Тебе не кажется, что нам пора отдохнуть друг от друга?

— Ты разочаровалась во мне, я знаю. Это вполне объяснимо. — Пальцы Габриеля стиснули ее локоть. В груди нарастал страх. — Но, пожалуйста, Фрэнки, не бросай меня. Прошу тебя!

— Мне сейчас нелегко, — призналась Фрэнки. — Тебе, наверное, тоже. Кроме того, все закончилось, верно? Я хотела, чтобы Уильям знал, что случилось с его сыном, но Уильяма больше нет, а мстить кому бы то ни было, по-моему, теперь бессмысленно.

— Я обещал твоему мужу, что не брошу расследование.

Едва произнеся эти слова, Габриель понял, насколько они пусты. Каким образом он сможет добиться результатов, если сестры выгнали его из Монк-хауса? Бумажник, туфли и ремень ему доставили домой аккуратной посылкой, записки к ней не прилагалось. Никаких намеков на продолжение отношений. Такое безразличие его просто бесило. Сестры легко вышвырнули его из своей жизни, будто отменили подписку на скучный журнал. Тем не менее, несмотря на злость и обиду, Габриель знал, что побежит к ним, стоит лишь той или другой поманить его пальцем. Как же он жалок! Отвратительно жалок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});