Гаугразский пленник - Яна Дубинянская

— Слав…

— Столько лет рваться на Гауграз, пробивать проекты, разрабатывать, блин, концепции… А как только попала сюда, сразу ноги в руки — и в капсулу. Не понимаю женщин. Покажи мне твою логику! Где она? Может, здесь?!.

— Перестань!!! Аська же…

— Плевать.

Аська, к счастью, опять плескалась в волнах и ничего не видела, кроме пенных гребней. Но я все равно — всему есть предел, в конце концов! — стала отчаянно сопротивляться, беспорядочно отбиваясь кулаками и ногами, попадая то в воздух, то в жилистое тело без единого мягкого места, пыталась разорвать кольцо его рук, как-то обмануть, выскользнуть… Может быть, у меня бы и получилось, он все-таки конкретно замедлил себе реакцию этим самым чаем. Но тут…

…Потом я старалась вспомнить. В деталях. Так, чтобы можно было задним числом оценить ситуацию, найти виновного, определить степень его вины…

Хотя бы понять, успела ли Аська добежать до капсулы.

Одуряюще пахло какими-то листьями, древесиной на изломе. Пока только ими. Вообще здесь было пусто и чисто; подозреваю, в этой яме уже давно некого было держать. Не помню, сколько лет назад я последний раз слышала, чтобы кто-нибудь из наших попал на границе в плен. Я запрокинула голову: в просвете между ветвями, наброшенными на нее сверху, зияло голое небо. Жуткая незащищенная дыра — там, где почти сходились стены, из которых торчали корни с комьями земли. Вверх лучше не смотреть.

Все это казалось слишком сюрреальным, чтоб я могла по-настоящему поверить в происходящее. Со мной!… Юста Калан, тридцать девять лет, глава Ведомства проблем Гауграза. Доклад на траурном митинге по случаю годовщины Любецкого дестракта, Блок Глобальных событий, ретрансляция по всем основным информалкам, скандал, резонанс. Еще допрос передатчицы… когда это было?!.

Яма с земляными стенами. Гаугразская пленница. Классика доглобального жанра.

Я нервно усмехнулась. Выход должен быть. Из идиотских ситуаций всегда можно найти выход. Если б только знать… точно знать, что Аська добежала.

…Слав был ранен, и, кажется, тяжело, — мгновенная цепь красных пятен от правого плеча к груди. Он отстреливался левой, в которой неизвестно откуда взялся табельный лучемет, беззвучные нити лазера полосовали море и горы, а в ответ, перебивая друг друга, рассыпались стуком гальки в прибое автоматные очереди. Я уже потом поняла, что автоматные. Когда увидела длинноствольный раритет на плече того, бородатого… впрочем, бородатые тут все. Как они вообще здесь появились, столько мужчин? Почему они не на границе, не на войне?!

Слав отстреливался, а голенькая Аська со всех ног бежала к замаскированной капсуле. Она должна была успеть. Не могли же они, смертовики с их традиционным культом мускулистости и воинской доблести, стрелять в спину ребенку!..

И Слав должен был. Добежать. Поднять капсулу в воздух… и долететь.

Козел. Все из-за него. Хоть бы он успел. И остался жив. Связилку они у меня отобрали. Они откуда-то знали, что такое связилка. Судя по их разговорам (южное наречие, девяносто семь тысяч с чем-то баллов на восьмом уровне лингвотеста, но они-то были уверены, что я ни черта не понимаю), местные смертовики неплохо разбирались в самых разных вещах. Например, в новейших системах лучеметов… похоже, Славу удалось кого-то подстрелить, что обсуждалось вполне бесстрастно, с профессиональных позиций. А еще в стратах и категориях Глобального социума — по расчетам диких гаугразцев, я принадлежала то ли к ведомственной, то ли к гебейной верхушке: практически в точку. Вот только при мне все равно не стали обсуждать, что же из этого следует.

Надеюсь, они все-таки не умеют блокировать ДНК-маячок. И за мной вот-вот пришлют кого-нибудь из Департамента быстрого реагирования. Надеюсь, эти идиоты сумеют освободить меня аккуратно, более-менее без шума и крови; в последнее, если вспомнить моего бывшего «научного сотрудника» Гиндера (он уже майор, между прочим!), верилось с трудом. Еще и годовщина Любецка, и развернутая под нее кампания пропаганды наступательной стратегии… Как оно все неудачно.

Не важно. Только бы Аська…

Пора запретить себе думать о ней.

И вдруг стемнело — обвально, на глазах, как бывает, если отключить сразу все мониторы в блоке, не программируя их в эконом-режим. В один миг я перестала видеть противоположную стену, до которой, я уже успела посчитать, было всего четыре с половиной шага. Ветви пряного растения наверху превратились в сеть беспорядочно пересекающихся черных линий, а через минуту и вовсе пропали, только запах стал еще острее.

А потом в невидимых просветах между ветками и листьями вспыхнули звезды.

…Я довольно долго держалась. В конце концов, те же звезды светили у меня над кроватью в моем первом блоке, полученном в двадцать пять лет по соцпропозиции. Я сама захотела, чтоб они у меня были, я любила их, я знала их имена. И потом, на экодосуге, сколько раз мы с дочкой гуляли по вечерам под открытым небом… и никакого страха не было и близко. Не было!.. Может, самое чуть-чуть…

Наверное, это из-за дестрактов. За пятнадцать лет, как мы ни сопротивлялись, он прочно въелся в наше подсознание — ужас открытого пространства, неба, пустоты. С которым еще можно справляться при свете, рядом с близкими, будучи свободной. Но не в плену, не в одиночестве, не…

Пронзительные звезды с голого неба. Нацеленные в упор из черной пустоты. Не скрыться… не спастись… только съежиться в комочек, зажмуриться, закрыть голову ладонями…

Кажется, я даже кричала. Никто не пришел.

Слава богу, что никто не пришел…

Постепенно я все-таки взяла себя в руки. Не открыла глаза, нет. Просто устроилась поудобнее в углу остывающей ямы и попыталась представить себя на кушетке в каком-нибудь гебейном блоке… мало ли где приходилось ночевать за мою нелегкую карьеру. Когда-то Слав пытался учить меня технологиям автопрограммирования психики в режим спокойствия. Очень, видимо, действенным, если учесть, что самому Славу для этой цели требуется пол-литра гаугразского чая…

И уже понемногу получалось, выходило, покачивало на волнах… когда вдруг вспомнилась та девушка, передатчица. Тоже пленница. Запертая в герметичном блоке повышенной защиты, и монитор на потолке для нее, возможно, еще страшнее, чем для меня — небесные дыры над головой…

Растерянная. Испуганная. Совсем молоденькая.

Мы с ней так и не договорили.

* * *

— Как тебя зовут?

Молчание.

— Я Юста. Я хочу с тобой поговорить. Ты же для этого сюда и пришла, разве нет?

Ни слова. Черные глаза из-под накидки.

— Не бойся меня.

Вскинулась:

— Я не боюсь.

— Так давай поговорим.

Снова молчание. С ними всегда трудно. И с ними ни в коем случае нельзя спешить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});