Азенкур - Бернард Корнуэлл

— Вам предстоит убивать, мессир. Вы будете сеять смерть и стяжаете славу и богатства.

Тогда, выйдя из палатки астролога под потоки ливня, Ланферель почувствовал досаду. В том, что ему предстоит убивать, он и сам не сомневался, но он не столько жаждал перебить англичан, сколько мечтал захватить пленных. И теперь перед ним, в центре вражеского строя, под высоко развевающимися знаменами стоял английский король. Захватить в плен Генриха — и выкуп годами будут собирать по всей Англии: вот о чем грезил каждый из французов, разглядывая заодно герцогов и прочих владетельных лордов, с каждого из которых можно содрать целое состояние.

Однако между мечтой и действительностью стояли лучники.

А Жильбер, мессир де Ланферель, хорошо знал мощь тисового лука.

Потому-то при виде англичан, двинувшихся в мучительный переход через поле между Трамкуром и Азенкуром, Ланферель крикнул коннетаблю, что с наступлением нельзя тянуть. Продираясь вперед по распаханному плато, англичане рассредоточились — и вместо армии, выстроенной в боевой порядок, врагу вдруг предстала заляпанная грязью толпа, с трудом ползущая по слякоти.

— Выпускайте конницу! — вновь крикнул Ланферель маршалу Бусико и коннетаблю д'Альбре.

Конные рыцари стояли на обоих флангах французского войска. Мощным боевым коням в железных наглавниках и стеганых нагрудниках ничего не стоило налететь на лучников с боков, смять строй и безжалостно растоптать, однако большинство всадников выгуливали коней на травянистых лугах за лесом, и прочим оставалось лишь смотреть, как приближается английское войско.

— Командую здесь не я, — ответил Ланферелю маршал Бусико.

— А кто?

— Не я, — мрачно бросил Бусико, явно опасающийся лучников не меньше, чем Ланферель.

— Дьявол всех раздери! — выругался Ланферель, когда приказа так и не последовало. Латники, выстроив коней, молча наблюдали, как англичане подбираются все ближе. — Кто тут распоряжается? Черт возьми, есть тут командующие?

Перед битвой никто не обратился к французам с ободряющей речью — не то что Генрих: Ланферель видел, как английский король задержался перед строем, воодушевляя своих людей на битву.

А кто воодушевит французов? Ни коннетабль, ни маршал не распоряжались полностью всей армией: эта честь, судя по всему, принадлежала то ли герцогу Брабантскому, то ли юному герцогу Орлеанскому. Он только что прибыл на место битвы и теперь с удовольствием наблюдал за продвижением англичан, явно подсчитывая размеры выкупа с будущих пленных. Поэтому никакого приказа французские всадники так и не получили.

Ланферель, едва веря своим глазам, следил, как англичан подпускают на расстояние лучного выстрела. У французов были и арбалетчики, и сколько-то лучников, обученных стрелять из тисового лука, и небольшие пушки, уже заряженные и готовые к выстрелу. Но оставленные в ожидании всадники загораживали собой и пушки, и стрелков, так что у французов оставались в бездействии даже арбалеты, бьющие на большее расстояние, чем луки.

«Боже милостивый!» — подумал Ланферель, глядя, как вражеские лучники безнаказанно вбивают в землю колья. Происходящее походило на безумие. Английским лучникам, которых давно пора было разметать по полю и перебить, позволили подойти на лучный выстрел и вкопать в податливую землю колья, которые не пропустят всадников! И теперь стрелки, стоя в пределах досягаемости арбалетов, спокойно натягивали луки.

— Потрясающе, — бросил Ланферель, ни к кому не обращаясь. — Она входит, обнажается, ложится, раздвигает ноги, а мы все стоим и смотрим.

— Мессир? — переспросил оруженосец.

Ланферель не ответил.

— Забрала! — крикнул он своему отряду — шести десяткам латников, затем обернулся проследить, все ли закрыли забрала, и лишь тогда опустил свое.

Его вмиг окутала тьма. Мгновением раньше он ясно видел врагов и даже сверкающую корону Генриха поверх шлема, а теперь обзор перекрылся стальным щитком с двумя десятками отверстий (мелких, чтобы не прошла стрела даже с самым тонким жалом), и приходилось водить головой из стороны в сторону, пытаясь хоть что-то разглядеть.

И все же он заметил одинокого всадника напротив английского войска.

И увидел подброшенный в небо жезл.

И услышал команду: «Готовсь! Стреляй!»

Он опустил голову, словно встречая поток яростного ветра, и при звуке взлетающих в небо стрел сжался, стиснув зубы, — и в этот миг стрелы посыпались на французский строй.

Стальные наконечники с ужасающим скрежетом ударяли по стальным доспехам, кто-то вопил от внезапной боли, сам Ланферель почувствовал толчок в плечо, и, хотя латный наплечник отразил стрелу, француза развернуло в сторону одной силой удара. Вторая стрела угодила в копье. Ланферелю передалась дрожь древка, но самой стрелы он не видел. Какой-то идиот в заднем ряду оставил забрало открытым, и теперь вокруг стрелы, свалившейся с неба прямо ему в рот, бурлила кровь, заливавшая дыхательное горло. Немногие стрелы ударяли в землю, какие-то отскакивали от лат. Слева от Ланфереля заржал и вздыбился конь.

— Сен-Дени! Монжуа! — послышались кличи, и Ланферель, дернув головой в попытке разглядеть происходящее, увидел сквозь отверстия забрала, что конные латники наконец выступают вперед.

Тут же раздался еще один клич из середины войска, где развевалась орифламма, и весь первый полк двинулся на врага.

— Монжуа! — Голоса внутри шлемов казались оглушительными.

Ланферель едва мог пошевелиться: закрытая доспехами левая нога увязла в грязи. С трудом ее вытащив, он сделал первый шаг вперед. Покрытые грязью стальные фигуры — ни клочка живой кожи на виду — с тяжелым грохотом шли на строй англичан, чье охотничье улюлюканье неслось навстречу врагу, как вой разъяренных бесов, преследующих христианские души.

И тогда на французов обрушился второй ливень стрел.

Насланный дьяволом град застучал по стали, послышались вопли.

И французы наконец перешли в наступление.

* * *

Всадники были первыми. Хук заметил вздыбленного коня и латника, откинувшегося в седле так, что его копье с вымпелом на наконечнике описало круг на фоне неба, и затем увидел, как конь скрылся в лавине других, ринувшихся в наступление. Всадники пришпоривали коней, перехватывали копья наперевес, выкрикивали боевой клич, из-под огромных копыт летели комья земли. Жеребцы трясли отяжелевшими от доспехов головами, с ненавистью ступая по неровной земле, — и вновь раз за разом вонзались в бока шпоры, чтобы послать коней вперед, на врага.

Конная атака обычно начинается медленно: всадники идут вплотную друг к другу, стремя в стремя, и нападают на врага единым строем. Лишь в последнюю минуту можно дать шпоры и послать коня в галоп. Однако в этот раз всадники погнали коней сразу же, непроизвольно пытаясь скорее преодолеть рыхлую пашню и уйти от града стрел. Приказа к наступлению не было — французов подстегнул первый залп лучников, — и теперь на правый фланг англичан неслись лишь три сотни латников, на левый нацелилось даже меньше. Остальные всадники из тех двух тысяч, что должны были нападать на англичан, по-прежнему выгуливали коней.

А лучники то и дело натягивали и отпускали тетиву.

Хук брал стрелы с широкими лезвиями: доспехи ими не пробить, зато они легко прошьют стеганый нагрудник на коне — особенно сейчас, когда кони приблизились. И поэтому стрелы летели уже не в небо, ослабевая в полете, а с каждым разом все ниже над землей, прямо в грудь скачущим коням. На миг Хуку показалось, будто от стрел нет никакого проку, как вдруг какой-то конь споткнулся и упал, утянув в грязь всадника с копьем. Неистовое ржание коня смешивалось с воплями латника, прижатого к земле лошадиным телом, сзади на них наскочил еще один конь — и второй всадник, выбитый из седла, перелетел через конскую голову. Хук вновь натянул тетиву, выбрал цель — крупного жеребца с лохматыми щетками над копытом — и всадил стрелу ему в бок, рядом с подпругой седла. Жеребец шарахнулся в сторону, сбивая с ног ближайшего коня, а следующая стрела Хука уже зарывалась по самое оперение в очередной конский нагрудник. Вопли, топот копыт, звон тетивы — не меньше дюжины коней уже бились на земле. Одни силились встать на ноги, другие взбивали копытами грязь, на которую лилась кровь из вскрытых артерий. Уилл из Дейла всадил узкую стрелу в горло какому-то латнику, того ударом откинуло назад, затем швырнуло на переднюю луку, опущенное копье француза уперлось наконечником в борозду и выдернуло всадника из седла. Жеребец с белыми от бешенства глазами, мелькнувшими сквозь железную защиту на морде, поскакал дальше, утаскивая за собой застрявшего в стремени седока, и вдруг, получив стрелу в глаз, завалился на бок, сбив с ног еще двух коней.

Лучники стреляли быстро. Для всадников расстояние было коротким, однако вязкая грязь замедляла бег, и за минуту, пока французы доскакали до правого фланга английского строя, стрелки успели выпустить больше четырех тысяч стрел. В коней стреляли только те, кто стоял в первых рядах, остальные не видели поля из-за спин передних и продолжали стрелять навесом, посылая стрелы в пеших латников.