Наследство рода Болейн - Филиппа Грегори

Но к счастью, вокруг уже нет никого, кто способен говорить честно.

АННА

Ричмондский дворец, 6 августа 1540 года

Он собирается приехать сегодня. Вот уж не ждала. Вчера королевский слуга сообщил моему дворецкому, что король будет иметь удовольствие отобедать у меня. Расспросила немногих оставшихся со мной дам, какие новости при дворе. Одна знала — король в Отландском дворце, охотится в одиночестве, хочет позабыть об ужасной измене Томаса Кромвеля.

Одна из придворных дам предположила — король приезжает попросить прощения, попробовать меня вернуть.

— Думаете, это возможно? — удивилась я.

— А если он понял, что совершил ошибку? Зачем бы еще приезжать так скоро после расторжения брака? Зачем обедать с бывшей женой?

Выхожу в сад, голова гудит от мыслей. Невероятно, неужели он хочет снова быть со мной? Хотя, несомненно, если король передумал, он вернет меня так же легко, как прогнал.

Интересно, а я могу отказаться? Я не прочь вернуться ко двору, вернуться к прежнему высокому положению, но я уже научилась находить удовольствие в одиночестве. Впервые в жизни я — Анна Клевская, просто Анна, не сестра, не дочь, не жена, а сама себе госпожа. Я же поклялась — если выживу, буду жить своей собственной жизнью, никому не стану подчиняться. Носить платья того цвета, который мне идет, не обращая внимания ни на понятия брата о благопристойности, ни на придворную моду. Обедать в то время, которое кажется подходящим мне, есть то, что захочу сама, и двести человек не станут следить за каждым моим жестом. Поеду на верховую прогулку — поскачу так быстро и так далеко, как захочу, не считаясь ни со страхами брата, ни со страстью мужа к соревнованиям. Позову музыкантов — буду танцевать со своими дамами или послушаю пение, необязательно во всем следовать вкусу короля. Не придется восторгаться его сочинениями. Молиться буду по своей вере, словами, которые выберу сама. Стану наконец собой.

А все-таки сердце колотится при одной мысли снова стать королевой. Исполнить свой долг перед страной, перед народом, перед детьми, которых успела полюбить. Может быть, завоевать матушкино одобрение, осуществить честолюбивые замыслы брата. Нет, все-таки, если хорошенько подумать, лучше быть одинокой обеспеченной женщиной, чем очередной перепуганной королевой.

Первой появилась стража, потом разодетые, как всегда, придворные. Входит король, неуклюже припадая на больную ногу. Приседаю в глубочайшем реверансе. Привычная вонь от раны ударяет в ноздри. Никогда больше не проснусь я на простынях, пропитанных ненавистным запахом! Он целует меня в лоб.

Откровенно разглядывает меня с ног до головы, словно лошадь оценивает. Вспоминаю: он весь двор оповестил — я дурно пахну, и грудь у меня обвисла. Краска заливает лицо.

— Прекрасно выглядишь, — говорит он с завистью.

Он уязвлен, думал, наверно, я чахну от безответной любви.

— Спасибо, — отвечаю я спокойно. — Рада вас видеть.

— Не сомневайся, я поступлю с тобой по справедливости, — улыбается, гордый своим великодушием. — Пока ты остаешься мне доброй сестрой, я тоже буду добр к тебе, вот увидишь.

Наклоняю голову.

— Ты изменилась.

Он садится, жестом предлагает мне низенькое кресло рядом. Сажусь, разглаживаю на коленях голубую шелковую юбку.

— В чем дело? Я могу оценить женщину с первого взгляда, скажи, что изменилось?

— Новый чепец? — предполагаю я.

— Наверно. Тебе очень идет.

Что тут скажешь? Чепец французского покроя. Малышка Говард приучит его к причудам моды. Если уж я не ношу корону, могу носить все, что вздумается. Забавно, я больше нравлюсь королю, одеваясь по собственному вкусу, чем пытаясь ему угодить. Хотя посторонней женщине позволено больше, чем жене. Екатерина Говард может это неожиданно обнаружить.

— У меня для тебя новость, — оглядывает своих спутников, моих фрейлин. — Оставьте нас.

Они медлят, как только могут. Всем не терпится узнать, в чем дело. У меня перехватывает дух. Это не приглашение вернуться, такого просто не может быть.

— Ты можешь огорчиться.

Король пытается меня подготовить. Умерла матушка! Умерла вдали от меня, я так и не успела объяснить, как мне ее не хватает.

— Пожалуйста, не плачь!

Закусываю костяшки пальцев.

— Я не плачу.

— Вот и умница. Сама знаешь, это должно было случиться.

— Но я не ожидала, — возражаю растерянно, — не так скоро…

Почему за мной не послали, если она заболела?

— Это мой долг.

Я почти не слушаю. Что матушка велела мне передать?

— Я женился. Женился. Хотел сам тебе сказать, прежде чем дойдут слухи.

— Я решила, вы говорите о моей матери.

— Твоей матери? Вовсе нет. Какое мне до нее дело? Я говорю о себе.

— Вы же сказали — новость плохая.

— Что может быть хуже для тебя? Я женат на другой.

Тысячи вещей, о, тысячи вещей. Но вслух я этого не говорю. На меня накатывает волна облегчения — матушка жива. Хватаюсь за ручки кресла, чтобы успокоиться. Действительно, невосполнимая утрата. Но он хочет видеть мое горе.

— Женат, — повторяю безжизненно.

— Сочувствую твоей потере.

Он больше не вернется. Я никогда не стану королевой Англии, не позабочусь о маленькой Елизавете, не понянчу принца Эдуарда. Не угожу матери. Все кончено. Я не справилась. Конечно, мне жаль. Но, боже милостивый, теперь я в безопасности. Все позади, больше мне не спать в его постели. Наконец-то свободна! Потупить глаза, погасить улыбку, он не должен видеть, как я счастлива.

— На девушке знатного рода, — продолжает король. — Родственнице Норфолков.

— Это Екатерина Говард? — перебиваю, пока хвастовство окончательно не превратило его в посмешище.

— Да.

— Желаю вам много-много счастья. Она…

В решающий момент не могу вспомнить подходящее английское слово. Хочу сказать «очаровательная», но выдавливаю из себя только «юная».

Мрачный взгляд.

— Мне это не помеха.

— Конечно же нет, я хотела сказать «прелестная».

Взгляд теплеет.

— Прелестная, — соглашается король. — Она нравилась тебе, пока была фрейлиной.

— Конечно, с ней всегда было приятно беседовать, она милая девушка.

Чуть не сказала — милое дитя.

— Она — мой цветок, моя роза.

Ужас, его глаза полны слез, старому вояке сентиментальность не к лицу.

— Моя роза без шипов, — хрипит король, — наконец-то я ее нашел, эту женщину я ждал всю жизнь.

Странная идея. Ну что тут скажешь? Ни по-английски, ни по-немецки мне нечего ответить. Он ждал ее всю жизнь? Не так уж терпеливо он ждал. За долгие годы ожидания он бросил трех, нет, четырех жен, считая меня. К тому же Екатерина Говард ничем не напоминает розу без шипов. В крайнем случае ромашку — миленькая, свеженькая, но совершенно обыкновенная. Слишком заурядная для королевы.