Тайна святых - Петр Иванов

Запрещая “отнимать” преступника, государство все же чувствовало необходимость отозваться на великое милосердие тогдашних священнослужителей. Поэтому действовало так называемое право ходатайства и право убежища. Убежавший в храм или даже в ограду храма считался неприкосновенным, гражданская власть не смела его взять оттуда. Вероятно, такой человек отдавался на исправление священнослужителям или последние входили с ходатайством (которое невозможно было игнорировать) о смягчении его участи (у русских до времен Иосифа Волоцкого, канонизированного церковью, — печалование).

Однако следует отметить, что положение доброго епископа в византийском обществе почти с самого начала христианской империи было очень трудным. Святой христианский начальник изнемогал от византийских нравов. Вот что, например, стал говорить св. Григорий Богослов, пробыв некоторое время на константинопольской кафедре: “Я устал. Отпустите меня в пустыню (в сельскую жизнь). Меня порицают за то, что нет у меня богатого стола, ни соответствующей сану одежды, ни торжественных выходов, ни величавости в обхождении (огонь Духа Святого — любовь есть, а величавости нет! Примеч. автора). Не знал я, что мне должно входить в состязание с консулами, правителями областей, знатнейшими из военачальников, которые не знают, куда расточить свое богатство. Что и мне надобно роскошествовать из достояния бедняков. Не знал я, что и мне надобно ездить на отличных конях, блистательно выситься в колесницах, что и мне должны быть встречи, приемы с подобострастием, что все мне должны давать дорогу и расступаться передо мной, как скоро даже издали увидят идущего” (сравн. русский архиерей времени Империи).

Св. Григорий, который пришел в Константинополь, чтобы уничтожить торжествующее засилье ариан, который воздвиг слово истины в небольшом храме св. Анастасии и через недолгое время весь город привлек на свою сторону, — теперь вдруг изнемог до того, что просит отпустить его вон из города. Кто же мог одолеть его — победителя ариан — злейших врагов Христа! Конечно, внутренние враги церкви, столь тайные, что их нельзя уничтожить, как ариан. Их главное орудие: полное отсутствие любви и уничтожение любви в народе.

Св. Григорий ушел сам, св. Иоанна Златоуста с позором и мучением изгнали.

На смену истинным преемникам апостолов начинают прокрадываться те, о которых св. Василий Великий говорит: “а теперь боюсь, что в настоящее время иные и не облекшиеся во Христа и в милосердие, смиренномудрие, долготерпение, если кто возьмется за них, не откажутся, а если никто не возьмется, во множестве будут втесняться, и окажется много самопоставленных соискателей власти, гоняющихся за настоящим блеском и не предвидящих будущего суда”.

Лишь только земная власть в лице царя почуяла ослабление Христовой любви в церкви, она тотчас спешит заговорить на своем исконном языке насилия. Св. Иоанн златоуст про еретиков говорил так: еретические учения должно проклинать и нечестивые догматы обличать, но людей нужно всячески щадить и молиться за них. — Но не так говорил теперь император Феодосий Великий: “мы желаем, чтобы еретики, заклейменные своим позорным именованием, кроме осуждения божественного правосудия, должны еще ожидать тяжких наказаний, которым по внушению небесной (не языческой ли? — Примеч. автора) мудрости заблагорассудит подвергнуть их наше величество”.

Как видим, совсем иной язык, чем у св. Константина Великого в его, цитированном нами выше, исповедании. Однако историк, приведя этот приказ Феодосия, замечает: Впрочем, Феодосий Вел. строгими законами только хотел устрашить еретиков*, но не приводил их в исполнение.

* Сравнительно: “человека нельзя ни силою влечь, ни страхом принуждать”.

Почему же не приводил? Потому, очевидно, что в церкви еще не было забыто апостольское предание. Государство пока еще не смело нарушить традицию любви.

Увы! эта было уже не апостольское предание, как святыня, а только традиция; внутренний огонь любви догорал, и потому достаточно было некоего усилия побеждающего духа, чтобы ценности переместились, и то, что было преобладающим, стало преодоленным.

Чтобы дать перевес созревшему антихристову духу занять первенствующее место: “в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога”,- надобно было, пользуясь помрачением от недостатка любви, вдвинуть в христианское умозрение некую пустую величину, провозгласив ее священной.

Это и совершено было теперь. В шестой новелле Юстиниан, заявляет, что есть два величайших блага, дары Всевышнего людям: “священство и императорская власть. Когда священство безукоризненно во всех отношениях и имеет дерзновение к Богу, а императорская власть справедливо и как должно устрояет вверенное ей государство, тогда будет некоторая дивная симфония (гармония), доставляющая все полезное роду человеческому”.

Эта пышная фразеология извращает Христианскую правду. Истину надлежало бы изложить так: когда церковь Христова, — а церковь — это все ее члены, из которых каждый имеет от Всевышнего какое-либо служение, — безукоризненна во всех отношениях, т. е. каждый из членов, как должно, устрояет свой внутренний образ, — ибо всякий Христианин есть Храм Бога и царь самого себя, — то будет некоторая дивная гармония, которая называется церковью совершенной.

Утверждение Юстиниана, что для совершенства церкви достаточно, чтобы безукоризненно было священство и справедлива (через законы) императорская власть, есть с христианской точки зрения решительная неправда. Можно указать на времена апостольские, когда священство было не только безукоризненно, но и свято (апостолы, пророки и учителя — все Божии избранники), но никакой дивной гармонии в церкви не была, а было очень много недостатков (конечно, гораздо менее, чем при Юстиниане), и общины христианские далеко не были совершенны (хотя и гораздо добрее времен Юстиниана).

Юстиниан сам не понимает, о чем он говорит. Приводить в дивную гармонию через деятельность отдельных людей можно только внешнее соединение людей — полк, партию, государство, — и для этого существуют более подходящие глаголы: Хорошо устраивать, великолепно организовать, дисциплинировать. Церковь же в дивную гармонию, в царствие Божие приводит только один Глава ее — Господь Иисус Христос на основе любви братий друг к другу. Отдельные члены церкви, какое бы высокое служение ни исполняли — даже апостолы, — не могут привести церковь в дивную гармонию, иначе, в совершенство соединения. Усилиями отдельных братий можно только помогать немощным членам церкви перерождаться из душевных в духовные, чему и способствуют все имеющие полноту Духа Святого.

Это значение работы духовных (настоящих и единственных работников церкви, внутренне возрастающей во Христа) свидетельствует ап. Павел так: “Я сделался всем для всех, чтобы спасти некоторых”, - не сказал, чтобы спасти всю церковь — привести ее в дивную гармонию, а только спасти некоторых. Значит, тот, кого сам Христос посылает на Свою работу в церковь, ограничивает ее спасением некоторых братий, которых он в состоянии по своим силам спасти; других спасают другие по указанию Христа.

Итак, прежде чем обращаться к Юстиниану и показать, что он принес своими декларационными положениями и своей деятельностью в церковь, мы должны ясно созерцать, в чем заключается жизнь церкви. Ее внутренняя жизнь заключается в благоустроении себя каждым ее членом (духовном перерождении), чему способствуют духовные — посланные Христом в помощь Его домостроительству. Помогают этому также таинства, совершаемые рукоположенными священниками. Внешнюю же жизнь, распорядок в церкви предоставлено ведать самому обществу Христианскому, собору: — в общинах собранию общины; в более крупных объединениях: собору выборных от отдельных общин. Сами общины выбирают себе начальников — иерархов всяких степеней, которые совместно с народом ведают внешней жизнью общин и их объединений. Характерной чертой епископов первых столетий было то, что каждый акт приложения церковно-правительственной власти совершался епископом публично при ближайшем участии всей его паствы и сам епископ рассматривался не только как начальник, но и как излюбленное, доверенное лицо общины. В свою очередь каждый член общины — по слову Христову каждая душа драгоценность Божия — представлял собою значимую величину, имеющую всегда и во всем право голоса. (См. сравн. у Болотова, “История древней церкви”).

Эта тонкая и свободная организация Христова — церковь, конечно, могла бы потерпеть очень большой ущерб, если бы какое-нибудь отдельный член ее вздумал узурпировать в ней власть, ссылаясь на то или иное вымышленное им священное право. Таковыми всегда были лжеапостолы, лжепророки, лжеучителя, которые в противоположность избранникам Божиим (наставляемым Духом Святым: быть при всей своей силе как бы низшими среди братий) — захватывали власть и овладевали душами ближних, внося великое смятение и разрушая любовь.