О себе. Воспоминания, мысли и выводы. 1904-1921 - Григорий Семенов

Гензан явился первым этапом эмигрантского периода существования как для меня, так год спустя и для всей почти российской дальневосточной эмиграции. Этот небольшой корейский порт, лежащий в глубине залива Броутона, вошел в историю дальневосточной эмиграции как первый иностранный пункт, в котором Российская национальная армия впервые выступила на трудовом фронте борьбы за право существования и за кусок хлеба насущного.

С пристани Гензана я поехал прямо на станцию, где был составлен поезд из двух классных вагонов. В этом поезде, вечером на другой день, я прибыл в Сеул в сопровождении нескольких офицеров из штаба армии. По прибытии в Сеул меня немедленно проводили в резиденцию генерал-губернатора Кореи генерала Ооба, бывшего в дни интервенции начальником 3-й дивизии в Чите. Во дворце генерал-губернатора я встретил весьма радушный и почетный прием. Особенно тронуло меня то обстоятельство, что к обеду генерал Ооба надел на себя имевшиеся у него русские ордена. Такое отношение ко мне показывало, что, несмотря ни на что, военная среда Японии не изменила своего доброго отношения ко мне и отчетливо понимала все то зло, которое несет с собой в мир коммунизм и попытки дипломатов сговориться с его носителями.

Через два дня я впервые увидел Японию. Приблизительное понятие о ней я имел по рассказам и литературе, и общее впечатление, создавшееся у меня об этой своеобразной стране, было правильно, но тем не менее меня весьма поразили общее благоустройство жизни, чистота и тщательность обработки миниатюрных, на наш взгляд, пашен. Особенно сильное впечатление на меня, привыкшего к просторам родного Забайкалья, произвела перенаселенность страны и непрерывно следующие одно за другим селения и города с большим количеством громадных фабричных сооружений и корпусов. В Японии я пробыл недолго, тем не менее мне удалось повидаться со всеми друзьями, собравшимися со всей Японии встретить меня.

В Кобе я впервые в своей жизни надел штатский костюм, который сшил мне местный портной. Это были подготовительные шаги к новым условиям эмигрантского существования, волею судьбы длящегося и по настоящий день.

24 сентября я оставил Японию и выехал в Шанхай, где мне пришлось пережить массу мытарств, вследствие чего я вскоре вынужден был покинуть его и перейти на нелегальное существование в Китае. В Приморье же, после эвакуации экспедиционных войск европейских держав и САСШ, Япония оставила свои войска еще около года. Точно такой же срок просуществовала и приморская национальная государственность, руководимая братьями Меркуловыми, которых летом 1922 года сменил генерал Дитерихс.

Братья Меркуловы объявили мой отъезд из Приморья как необходимое условие для сохранения Приморского района от посягательств красной Москвы, ввиду моей непримиримости в вопросе прекращения гражданской войны. С моим отъездом с территории русского Дальнего Востока правительство якобы получило гарантию сохранения национальной государственности на этом последнем клочке русской земли. Объяснение было весьма наивно, и вряд ли ему кто-либо серьезно верил. Не прошло много времени, как партизаны Анучинского района, те самые, с которыми велись переговоры о выдаче меня и уничтожении Гродековской группы войск, начали проявлять активность и этим заставили правительство серьезно задуматься о судьбе своего положения в будущем.

По мере эвакуации японских войск из Приморья росла активность Красной армии, приведшая, в конце концов, военное командование к необходимости взяться за оружие.

При этом самым печальным было то, что, несмотря на грозившую извне опасность, высшие чины приморской армии продолжали вести чудовищные интриги, разлагая этим войсковые части. Из-за политических комбинаций, в которых деятельное участие принимал штаб армии, не было времени подготовить армию к новой кампании. Полагаясь на русское «авось», начали наконец лихорадочно готовиться к возобновлению вооруженной борьбы с красными. Бои в Хабаровском направлении носили серьезный характер.

Войска проявили исключительную храбрость, и успех первое время был на стороне белых. Был взят Хабаровск, но после этого начались неудачи, и армия, понеся громадные потери убитыми, ранеными и, главное, обмороженными, вынуждена была отойти в район Никольска. Между прочим, даже красные отдали должное доблести войск во время хабаровского похода. В изданной красным Генеральным штабом книге «Хабаровская операция» говорится, что бой под Ином по своему упорству вполне может быть приравнен к боям Великой войны.

После неудачи хабаровского похода наметился явный раскол между командованием приморской армии и правительством братьев Меркуловых.

Правительство обвиняло командование в недостаточной продуманности военных операций, а командование бросало упрек братьям Меркуловым в том, что армия плохо снабжалась: во время лютых морозов в армию вместо катанок доставляли резиновые галоши.

Кто был прав и кто виноват – судить, конечно, трудно, но большое число обмороженных говорит как будто за то, что упреки военного командования имели под собой много оснований.

В результате вражды верхов приморской армии к правительству 31 мая 1922 года во Владивостоке произошел новый «переворот». Утром этого числа граждане Владивостока из громадных афиш, расклеенных по всему городу, осведомились, что «преступная власть братьев Меркуловых свергнута».

Однако это свержение власти было только на бумаге: Меркуловы засели в бест под охрану морских стрелков адмирала Старка, имевшего свой взгляд и на правительство, и на военное командование. В городе получилось двоевластие, вернее всего, безвластие. Но присутствие японских экспедиционных войск позволило сохранить в городе порядок.

Ежедневно перед домом, в котором засели Меркуловы, собиралась громадная толпа народа и со вниманием слушала, как Н.Д. Меркулов «крыл» с балкона штаб армии. Как известно, Н.Д. Меркулов до занятия поста военного министра был командиром речного парохода, поэтому понятно, что его «словесность» доставляла невзыскательным слушателям громадное удовольствие.

Этот бесплатный владивостокский балаган продолжался с месяц. Наконец, вершители судеб Приморья пришли к заключению, что нужно «призвание варягов». Бросились в Харбин к Н.Л. Гондатти, но тот благоразумно уклонился от сомнительной чести сотрудничать с братьями Меркуловыми. Генерал Дитерихс оказался менее щепетильным и более сговорчивым. Он вскоре приехал во Владивосток и принял на себя звание «Правителя Приамурского земского края и воеводы земской рати».

Как человек военный, генерал Дитерихс принялся прежде всего за реорганизацию армии. Армию он назвал «Земскою ратью», полки – дружинами. На этом реорганизация и была закончена. Надо сказать, что существенной пользы она не принесла: дружины были так же малочисленны и плохо вооружены, как и прежние полки. Новые наименования воинских частей вызывали недоумение и у офицеров, и у солдат. Повышенная религиозность генерала Дитерихса давала пищу многим кривотолкам в армейской среде. Генерала, заглазно конечно, титуловали не иначе как «Ваше Преосвященство».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});