Особо опасен - Джон Ле Карре

— Ради всего святого, Михаэль! — взмолился Бахман по спецсвязи, обращаясь к Аксельроду. — Если не сейчас, то когда?

— Не садитесь в такси, Гюнтер.

— Мы взяли его за жопу! Чего мы еще ждем?

— Оставайтесь на месте. Не приближайтесь к банку без команды. Это приказ.

Не приближаться, в отличие от кого? От Арни Мора? От Лампиона и его неопознанного пассажира? Но Аксельрод уже отключился. Бахман, не отрываясь от мониторов, поймал на себе взгляд Ники и отвернулся. Он сказал без команды. Чьей команды? Самого Аксельрода? Бергдорфа? Марты, нашептывающей ему в ухо? Или согласованной команды объединенного комитета, раздираемого противоречиями и живущего в капсуле, куда не проникает запах теплой крови?

Стоящий над мониторами черный, нелепо старомодный телефон, вдруг зазвонивший совсем по-домашнему, заставил его в мгновение ока снова повернуться к Ники. У той ни один мускул не дрогнул. Она не подняла вопросительно брови, не стала его увещевать, не разделила его нерешительности. Она просто ждала от него знака, а телефон продолжал тренькать. Бахман кивнул: возьми трубку. Но она ждала словесного приказа.

— Ответь, — сказал он.

Она взяла трубку и певуче произнесла несколько дежурных фраз, тут же усиленных динамиками.

— «Такси Ганзы». Спасибо за ваш звонок. Откуда едем?

В ответ Брю, кажется, впервые за весь вечер расслабленным голосом продиктовал адрес банка.

— Ваш телефон?

Брю дал свой номер.

— Секундочку, пожалуйста! — пропела Ники, давая понять, что ей надо взглянуть на монитор компьютера, а на самом деле прикрыла трубку ладонью в ожидании инструкций от Бахмана. Еще секунду он помедлил, а затем поднялся со стула, снял с дверного крючка морскую фуражку и нахлобучил на голову. Затем рабочая тужурка — влез в один рукав, в другой. Встряхнул, чтобы лучше сидела.

— Передай ему, что я уже еду, — сказал он.

Ники убрала ладонь, закрывавшую трубку.

— Через десять минут, — сказала она и положила трубку на рычаг.

Бахман с порога еще раз глянул на экраны.

— Одно слово «вперед», — обратился он к Ники и Максимилиану вместе. — Если они дадут зеленый свет, это все, что вы должны мне сказать. Вперед.

— А если нет?

— Что нет?

— Если не дадут зеленый свет?

— Значит, ничего и не скажете, правильно?

#

Один вид комнаты кассиров, напичканной хай-тековскими игрушками, вызывал у Брю отвращение, и не только по причине собственной технической отсталости. Разве забудешь один из самых грустных моментов своей жизни: он стоит в саду их венского дома перед костром, рядом с ним его первая жена Сью и дочь Джорджи, и смотрит, как столь же прославленная, сколь и уже ненужная банковская картотека превращается в клубы дыма. Еще одно проигранное сражение. Еще одна важная страница прошлого уничтожена. Отныне мы будем как все.

Между прочим, Абдулла пахнет детской присыпкой, подумал он, когда тот настойчиво потыкал пальцем в набор цифр на листке. У него дома Брю ничего такого не заметил. Возможно, доктор немного переборщил по торжественному случаю. Интересно, унюхала ли это Аннабель. Когда все закончится, надо будет ее спросить.

Белая рубашка и тюбетейка Абдуллы буквально сияли под флуоресцентными лампами. Доктор навалился на Брю плечом и услужливо показывал указательным пальцем то на расчетный счет, то на сумму, которая должна быть переведена.

Вообще говоря, Абдулла явно переборщил, вторгаясь в личное пространство Брю, особенно с учетом жары в комнате. Но у арабов, где-то прочел Брю, это в порядке вещей: два здоровых бугая могут запросто идти по улице или сидеть в кафе, держась за руки. И все-таки было бы неплохо, если бы Абдулла немного отстранился и не отвлекал его.

Исмаил. Почему он вдруг вспомнил про Исмаила? Может, потому, что он всегда хотел, чтобы у Джорджи был братишка. Славный паренек. Будь я в его возрасте таким красавцем, уж я бы пустил пыль в глаза. Хотя, возможно, я выглядел не хуже, просто не умел пускать пыль в глаза. Ничего не попишешь. А Фатима уезжает в… Бейллиол?.. В Лондонскую школу экономики, вот куда. Джорджи никогда не поднималась до таких высот. Яркая, как акварель, она любого просекает на раз, от ее внимания ничто не ускользает, но ее ум чужд системного образования. Во многих отношениях она родилась образованной. А вот формальная учеба… нет, это не для Джорджи.

Опять этот запах детской присыпки. Абдулла привалился к нему всем телом. Того и гляди усядется на колени. Плюс маленькие дети — сколько их там было? Трое? Четверо? И еще одна в саду? Так размножаться — это что-то невероятное. Размножаться, не задумываясь. Просто совокупляться, и все, исполняя волю Всевышнего.

Палец Абдуллы соскользнул двумя строчками ниже. Судоходная компания на Кипре. А это еще к чему? Только что была всемирно известная благотворительная организация в Эр-Рияде, и вдруг какая-то опереточная компания в Никосии. Отчасти чтобы отстраниться от Абдуллы, отчасти чтобы развеять сомнения, Брю развернулся к Аннабель.

— А как вам обоим это? — спросил он по-немецки. — Вроде ничего такого. Только сумма… пятьдесят тысяч зеленых. Судоходная компания «Семеро друзей» в Никосии.

— А-а. Это важнейшая структура для недужных в Йемене, — объяснил ему Абдулла, прежде чем Аннабель успела перевести вопрос Иссе. — Если ваш клиент озабочен доставкой медицинской помощи во все уголки уммы, то эта компания идеальна для достижения цели.

Положив руки на края клавиатуры, Брю ждал, пока Аннабель переводит на русский:

— Доктор Абдулла говорит, что народ Йемена сильно страдает от бедности. Эта уважаемая судоходная компания имеет большой опыт доставки всего необходимого. Ты хочешь иметь с ней дело или нет?

Исса задумался. Ответил «да», потом «нет», потом пожал плечами. Наконец его озарило.

— В турецкой тюрьме вместе со мной был йеменец. Он был так болен, что в результате умер! Такое не должно повториться. Включите эту компанию, мистер Томми, включите!

Брю послушно впечатал реквизиты судоходной компании и мысленно проделал вместе с деньгами путь по воздуху: клиринговый банк, через который «Фрэры» делали все проводки, — в докомпьютерные времена достаточно было написать на платежке свое имя, — затем Анкара и, наконец, какой-то турецко-киприотский клоповник в Никосии, скорее всего похожий на выносной сортир, на ступеньках которого греются на солнце шелудивые псы. Кто-то похлопал его по плечу. Аннабель. Если не считать рукопожатия, она до сих пор ни разу до него не дотронулась.

— Здесь амперсанд. А вы поставили косую черту.

— Правда? Где? О господи, точно. Свалял дурака, ничего не скажешь. Спасибо.

Он поставил амперсанд. Большой труд закончен. Четырнадцать кретинских банков и одна паршивая судоходная компания. Ему оставалось последнее: нажать «Enter».

— Мы закончили, фрау Рихтер? — спросил он весело. Его рука с вытянутым средним пальцем зависла над клавиатурой.

— Исса? — Она посмотрела на него вопросительно.

Тот рассеянно кивнул, уже пребывая в своих мыслях.

— Доктор Абдулла, никаких проблем?

— Нет, спасибо. Я, естественно, полностью доволен.

«На все свои сто процентов?» — подумал про себя Брю.

По-прежнему глядя на клавишу «Enter», он спросил себя, какое выражение ему следует придать своему лицу, когда он ее нажмет.

Счастливого банкира, который в эту минуту облегчает активы собственного банка на двенадцать с половиной миллионов? Вряд ли.

Счастливого тем, что он услужил сыну и наследнику своего многолетнего клиента?

Или тем, что он спасает Аннабель из чудовищной заварухи, а Иссу от бесконечных тюрем, если не чего-то похуже?

Наверняка последнее. На всякий пожарный он напустил на себя выражение скуки и в ожидании облегчения ударил по клавише сильнее, чем хотел.

Вот и ушел последний Липицан. Прощай, Эдвард Амадеус, кавалер ордена Британской империи. Прощай, Йен Лампион, и да поможет Бог тебе и всем, кто стоит за твоей спиной.

Ему осталось выполнить последний долг.

— Доктор Абдулла, с вашего разрешения я вызову для вас такси за счет банка.

И, не дожидаясь ответа, набрал номер, который дал ему Лампион специально для этого случая.

#

Проехав сквозь невидимые вешки, коими Мор обозначил запретную зону, мимо «почему-то» не эвакуированных машин на перекрестках, и амбалов с простодушными, как на подбор, лицами, и инженеров с фонариками, неубедительно ремонтирующих распределительные коробки, Бахман припарковал такси на стоянке перед банком «Фрэры», на специальном пандусе, поднял воротник тужурки и, как всякий поджидающий таксист, включил радио и вперил невидящий взгляд в ветровое стекло… и очень даже видящий в спутниковый навигационный экран, незаметно мерцающий под приборной доской на уровне его колен. Изображение было, а вот звук, по милости технической службы Мора, куда-то пропал.