Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Работы несу на выставку. Говорили же, сегодня надо. Всю ночь спешил.
Он положил на стол обернутое тряпкой, стал разворачивать.
– Да, познакомьтесь, – вспомнила редакторша. – Вахид, Муслим, – указала на бородача и его спутника, затем назвала меня, прибавила, что я «журналист из московской газеты».
– Хорошо, – мельком отреагировал Вахид; все его внимание было обращено на то, что он принес.
Под тряпкой оказались дощечки с выжиганием. Какой-то горный пейзаж, домики на склоне, водопад, портрет молодого парня в форме десантника, вертолет с выпрыгивающими из него солдатами…
– Прекра-асно! – сопровождала редакторша появление каждой картинки. – Прекрасно, Вахид! – Брала дощечку, разглядывала и клала на стол. – Ты прямо настоящий художник!
Я тоже на всякий случай одобрительно помыкивал. Работы и в самом деле были неплохие, хотя и не настолько искусные, чтобы вешать их дома на стену…
Помявшись возле стола, вышел на улицу. Было почти жарко, зеленели деревья, ярко светило солнце. Такая погода в Москве устанавливалась обычно в середине мая, а здесь в конце апреля лето совсем…
– Ну-ка пошли отсюда! – раздался злобный крик. – Домой! Домой!
Голос показался знакомым; я выглянул из-за угла редакции. Увидел – глава района гонит по проезжей части двух телят. После каждого его замаха телята отбегали на пару метров и останавливались, склоняли головы к траве на обочине.
– Пошли! Домой!
Глава заметил меня, на его лице мелькнуло смущение. И он стал объяснять:
– Все улицы загадили. Взрослых в стадо отдают, а молодняк так вот гуляет целыми днями… Платить пастуху не хотят, и плевать им…
– Да, да, – поддержал его. – Правильно, Алексей Сергеевич. – Тоже чувствовал смущение, будто увидел нечто не для чужих глаз, и поскорее пошел обратно в редакцию.
Но на крыльце остановился. Присоединяться опять к разглядыванию картинок не хотелось… Может, попрощаться и пойти пешком в мотель? Кажется, недалеко, да и день, светло, не должны зарезать… Снять пиджак, засесть в кабинетике, хорошенько выпить, съесть кусок мяса (но только больше не шашлык этот ханский), лечь и выспаться… Еще ведь завтра здесь целый день… В общем-то, все уже ясно, материала для статьи предостаточно… Надо было на два дня приезжать.
Стал прохаживаться по траве. Достал мобильный, пощелкал кнопки зачем-то. На дисплее поочередно появлялись «Звонки», «Контакты», «Настройки», «Галерея»… Вспомнил, что Полине сегодня не звонил. И не хотелось. Сунул телефон обратно в карман.
Шаги по доскам пола. Из дома вышли бородач и толстенький.
– Друг, ты из Москвы правда? – спросил активный; был он и страшный, и в то же время чем-то симпатичный. Так же, наверное, страшны и симпатичны волки, другие хищники.
– Да, из Москвы.
– Пива хочешь пить?
Улыбнувшись по возможности добродушней, я отрицательно помотал головой:
– Не могу сейчас, к сожалению. Работа.
Бородач, внимательно выслушав, достал из кармана сторублевку, обернулся к стоящему за ним толстячку:
– Муслим, на, купи пива. Три! Семерка «Балтика» знаешь?
– Ну. – Тот побрел куда-то.
Закурив, бородач спросил:
– А какое дело приехал решать? Или так – про село пишешь?
– Да так… – Я сомневался, стоит ли ему рассказывать – могло оказаться небезопасным; но все же ответил: – Насчет церкви… Строительства, то есть, рядом.
– А-а, это целая война у нас. Ругаются, суды проходят. Газимагомедова зря, ясно, уперлась, но и Чепелов тоже…
– Что он?
– Ну, жесткий слишком мужик. Нельзя так. Договориться можно всегда, а он прямо танком.
Появился толстенький с тремя бутылками пива. Бородач радостно выхватил одну, открыл зубами, протянул мне:
– Выпей, друг. Хорошее пиво.
Я взял.
– Спасибо… И как он, танком?
– Ну как… Вот смотри, мне зеленку на дом уже год не дает. А почему?…
– А что такое зеленка? – в свою очередь, спросил я.
– Это разрешение на строительство, – неожиданно на хорошем русском объяснил толстячок.
Вахид шумно отхлебнул «Балтики», затянулся сигаретой:
– И вот не дает строить. Потому что я нерусский. И место есть, и всё. А разрешения не дает. А я в девяносто девятом на Хаттаба ходил, вахов ненавижу, хоть, – хохотнул, – хоть и зовут похоже. Ненавижу! – Тут же зло скривился. – А он меня в них записал.
– Извините, – чувствуя, что реальность разрушается, промямлил я, – каких вахов?
Бородач развел руки:
– Ну-у, ты совсем не знаешь ничё! Ваххабиты это. Так называют. Еще – хоббиты.
– Ясно. – Расспрашивать, кто такие ваххабиты, не стал; слышал, что вроде бы течение в исламе есть, агрессивное.
– И он меня, Чепелов, таким же считает. Как встретит, брови сведет, говорит: «Когда бороду сбреешь?» А мне нельзя сейчас – у меня друг умер. Год бороду носить надо. В августе уберу… И с Гаджимагомедовой договориться не хочет. Нет, и всё слово. Строителей тут разгонял, мало совсем до драки осталось. А если б драка, то страшно бы стало. Все драться готовы.
– М-да…
Бородач говорил долго, много, иногда, как и в случае с Михаэлем, я переставал понимать, что говорит (горячась, он, кажется, переходил на свой язык, а временами отключался мой слух). Но приходилось стоять, – а что было делать? куда идти? – прикладываться к бутылке (пиво было теплым и каким-то выдохшимся), кивать, делать вид, что я весь внимание… Приятель Вахида сидел на корточках, вид у него был отстраненный – он явно убивал время минуту за минутой.
У меня спасительно зазвонил мобильник.
– Извини, – я шагнул в сторону. – Да?
Это был Виктор Федорович. Он сообщил, что отец Александр должен получить благословение на встречу со мной вышестоящего священника. Решение будет, скорее всего, уже завтра… Спросил, какие у меня на сегодня планы.
– Да в общем-то – никаких больше.
– Тогда я подъеду, увезу вас в гостиницу.
– Хорошо бы, – отозвался я, с трудом сдерживая в голосе радость. – Посижу, записи начну расшифровывать, чтобы в Москве побыстрее материал подготовить…
Только я оторвал трубку от уха, Вахид продолжил свою эмоциональную речь, точнее, повел ее по второму или третьему кругу:
– А я не враг же! Я в девяносто девятом в ополчении был, под Кизляром стоял против вахов. А он не хочет зеленку дать. А где жить? У брата живу, мешаю семье его. Сам хочу хозяином быть. Жену взять, чтоб все хорошо было… Скажи Чепелову, друг…
Наконец-то появилась Надежда Николаевна, и Вахид, сунув недопитую бутылку в урну возле крыльца, пошел показывать ей свои произведения. Толстячок последовал за ним.
Я выдохнул с облегчением, мысленно торопил депутата на постоянной основе.
Следующий день, по всем предпосылкам, должен был повторить предыдущий. Опять интервьюшки, выслушивание жалоб, ожидание неизвестно чего в редакции или возле. Но получилось иначе – он был заполнен не очень сложными делами, довольно интересной поездкой и пролетел быстро…
Часов в восемь утра позвонила Надежда Николаевна.
– Вы не хотели бы съездить в Коктюбей?
– Не знаю, – спросонья промямлил я. – А что это?
– Это село у нас такое… Уникальное. Самое старое в районе. Там рыбаки живут… У меня в Коктюбее дела, могла бы вас захватить. Вам, уверена, понравится, да и ситуацию лучше поймете.
Довод про ситуацию был веским, и я сказал:
– Через пятнадцать минут буду готов… Да, а как с Виктором Федоровичем?
– Я ему позвоню. К обеду вернемся и продолжим.
Быстро умылся. Выпил в кафе кофейку, вышел на улицу. И как раз подкатил старенький «жигулишко» с Надеждой Николаевной на переднем пассажирском сиденье. Я бодро прыгнул назад.
Дорога до поры до времени была ровной, гладкой. Завуправлением культуры рассказывала о Коктюбее, и вскоре я уже знал, что там обитают потомки поморов, несколько веков назад пришедших на Каспий; что в селе есть хор «Рыбачка»; что в прошлом году в Коктюбее не было школы – затянулся ремонт здания, – и детей возили за два десятка километров в Таловку. Но вот наконец школа почти готова к приему учеников…
– А вон наше Раздолье многострадальное, – указала Надежда Николаевна налево, где вдали виднелись постройки. – Такой богатый совхоз был, а теперь… И никаких надежд на возрождение.
Пейзаж вызывал уныние. Поля, на которых, видимо, ничего не росло, рощицы неизвестных мне деревьев; затем, когда съехали с трассы на тряскую и разбитую полуасфальтовку-полугрунтовку, пошли заросли какой-то высоченной сухой травы.
После долгого гадания, что это, я спросил.
– Камы-ыш, – подал голос до того молчавший водитель. – Раньше на целые километры тянулся вокруг озер. Фазанов было-о!
– А теперь что?
– Да выжигают.
Объяснять, кто выжигает и зачем, водитель не стал, а я не расспрашивал, – «жигуль» мотало и подбрасывало, да и устал я от длинных рассказов за эти дни. Хотя в Москве люди тоже болтливые, но утомляла, скорее всего, непривычность местной речи: другие обороты, манера, новые для меня слова. Все это, ясное дело, напрягало слух, утомляло мозг… Вообще я заметил: с незнакомыми людьми или с теми, с кем давно не общался, в первые минуты говоришь словно бы на разных языках, и требуется время, усилия, чтобы привыкнуть друг к другу, наладить контакт.
- Золотая рыбка - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Современная проза
- Бойцовая рыбка - Сьюзан Хинтон - Современная проза
- Тень медработника. Злой медик - авторов Коллектив - Современная проза
- Всем спокойной ночи - Дженнифер Вайнер - Современная проза
- Комната - Эмма Донохью - Современная проза
- Покушение на побег - Роман Сенчин - Современная проза
- Статьи и рецензии - Станислав Золотцев - Современная проза
- Рабочий день минималист. 50 стратегий, чтобы работать меньше - Эверетт Боуг - Современная проза
- Карибский кризис - Федор Московцев - Современная проза
- Минус (повести) - Роман Сенчин - Современная проза