(Интро)миссия - Дмитрий Лычев

Я не знаю, снились ли мне эти бредни, или я уже проснулся и просто размышлял. Колеса мерно отсчитывали последние мгновения моей гражданской жизни, но мне хотелось, мне взаправду хотелось вернуться в часть. В мою родную часть…

16. Ночные забавы 

Встреча с моими любимыми солдатиками была теплой и радостной. Скажи мне кто-нибудь год назад, что я буду тосковать по части — участь Алексея показалась бы ему сладким пряником в „химической“ столовой. Ромка, гад, слегка испортил радость обретения вновь своих друзей. Как только увидел, сразу спросил:

— Бухло привез?

— Ну как тебе, пиздюк, не стыдно?! Ты посмотри, я тебе привез гораздо более приятную вещь, чем бухло.

— Що?

— Себя, дура! Заходи вечером на огонек…

Славик не скрывал радости. Говорил, что скучал. Заботливо поинтересовался, что с рукой. „Да так, отметелил одного, который сначала оттрахал, а потом разболтал всем. Но ты ведь не болтливый?“ Славик обиделся. „Да ладно, пошутил я. Не обращай внимания — я с „гражданки“, поэтому такой веселый. У вас, разумеется, новостей нет? Я так и думал. У меня тоже мало. Ну как ты можешь спрашивать, сколько раз? Во-первых, я те всё равно правду не скажу, чтобы душу не травить, а во-вторых, и травить-то ее нечем. Не могу сказать, что вспоминал о тебе часто, но, клянусь, вспоминал. Иногда. Больше того, не поверишь, был рад вернуться. И отчасти для того, чтобы тебя поцеловать“. Славик снова обмякает в моих руках, когда мои губы сплетаются с его. „Подожди вечера. Кто, кстати, сегодня дежурит?“

Я бы страшно удивился, если бы Славик произнес другую фамилию. Мойдодыр, казалось, делал всё для того, чтобы его солдатики нажирались как можно чаще, то и дело ставя в наряд Голошумова. Тому это не доставляло особых неудобств. Дома жена не позволяла пить больше, чем пол-литра, поэтому в наряд он заступал, как на праздник. Привезенных запасов было достаточно, чтобы напоить всех, включая товарища капитана и исключая Ростика. Так уж повелось, что Ростик не делился ни с кем, и мы ему отвечали тем же. Голошумов поднял тост за мое счастливое возвращение, и вскоре передовой рубеж Родины вновь стал уязвимым для всех натовских недругов. Взяв под руки Славика с Ромкой, я в таком положении проследовал до каптерки. Ну и что, собственно, что солдатики ходят под ручку? Нравится им — вот они и ходят…

Мыши, суки, сожрали мое сало. Я повесил его на стену, перед этим несколько часов корячась над тем, чтобы вбить в бетон гвозди. Так эти хвостатые пидары до сих пор необъяснимым мне способом запрыгнули на полутораметровую высоту. Оставалась тушенка с рисом. Она была в банках, поэтому тварям осталась недоступна. Начал Ромка, бессовестно расстегнув ширинку и уткнув меня фейсом в свой пах. Пах пах водителем командира. А если быть точнее, каким-то маслом — я в этом особенно не разбираюсь. Я сосал, подрачивая Славика. Истосковавшийся его пулемет отстрочил очередь прежде, чем он обошел меня сзади. Ромка тут же последовал за ним, оросив глотку. Перерыв был заполнен возлиянием. Потом Ромка сел на пол, я — на него. Подпрыгивая на этом так и не обузданном до конца жеребце, я впился в Славиков конец, ожидая, когда „драйвер“ во второй раз сольет на мои внутренности. Потом уже Славик драл меня стоя, а Ромка присосался ко мне. Удивительно, но он ничуть не стеснялся Славика, и это навело меня на мысль, что в мое отсутствие хлопцы могли скрепить земляческую дружбу любовным пылом. С этого момента только эта мысль занимала меня. Я даже не заметил, как кончил Славик и как кончил я сам. Для полного кайфа не хватало Боба. Я попросил Ромку сбегать за ним, мотивируя тем, что пойло надо допить, а нам это будет не под силу. Именно в то время, пока Ромка отсутствовал, я и задал вопрос, который мешал мне трахаться. Нет, мои опасения были напрасны — просто они говорили об этом.

Пришел заспанный Боб, опрокинул стакан и полез целоваться. Дурашка, не для того тебя позвали! Еби! Ёб. Хорошо ёб. Я опять приник к драйверовской розовой головке, не выпуская из рук головку и всё остальное Славика. Как и положено по законам физиологии, первым отвалился Боб. Потом Славик, его заменивший. Потом я. Ромка стойко переносил тяготы и лишения армейской службы — до тех пор, пока я не простимулировал его сзади пустой бутылкой. Сквозь смех Боба со Славиком Ромка выдавливал свои капельки в то время, как сокращающиеся мышцы его шоколадного глазка пытались освободиться от стеклянного фаллоимитатора. Поцеловав их всех, я задул свечки. Празднование моего возвращения в ряды Советской армией закончилось церемонией укладывания упившегося Ромки в постель. Ростик проснулся, пробурчал что-то и вновь погрузился в свои гетеросексуальные сны…

Гнусный Мойдодыр, несмотря на мою пораненную якобы при теннисных баталиях руку, навешал на меня новые стенды. Я немного потратился, и поэтому всё время, отведенное на завтрак в „химической“ столовой, собирал новые заказы на альбомы. В последнее время я наведывался туда только за этим. Завтраки я пропускал, боясь растолстеть. Немного подпитывал себя то пирожками, то тушенкой, то овощным рагу из стеклянных банок. Я стал более всеядным, чем вороны, свившие гнезда на территории нашего секретного объекта. Обедал исключительно в дорожном кафе. Тетки-кухарки быстро меня запомнили и подавали излюбленные блюда без моего напоминания. Денис как-то полушепотом высказал народную примету: „Вот, стоит посмотреть, с кем наша Димка идет обедать, и сразу станет ясно, чьим хреном она прошлой ночью лакомилась“. Я на Дениса зла не держал — скорее, он просто завидовал: или тому, что творилось по ночам, или тому, что во время обеда. Ну, а за ужином я доедал то, что было начато за завтраком. Пить после той ночи оргий мне не хотелось, да и альбомов накопилось много. Нельзя же из народной Денисовой приметы делать посмешище — вот я и трудился.

Наступил жаркий июль. Только моя прохладная каптерка спасала меня от приступов, привлекая своей прохладой то Ромку, то Славика, то Боба. Однажды даже Денис наведался, и пришлось мне на следующий день идти с ним в кафе. Третьего, в понедельник, самый удобный день для плохих новостей, Мойдодыр поведал нам о том, что завтра состоится тревога. Вот так — ни с того, ни с сего! На дворе тридцать пять в тени, а у них тревога, бля! Интересно стало, спросил у командира взвода, с какого это праздника. Оказывается, учения скоро. Завтра нас просто потревожат и увезут на так называемый запасный полигон палатки ставить. Командир уточнил, что тусовка эта пройдет в тени массивных деревьев, и только это спасло меня, да и их всех тоже, от моего обморока.

Действительно потревожили — как и водится в армии, ни свет ни заря. Затолкали по двум машинам и повезли на запасный полигон. Хорошо, что офицеры были с нами. Там, где офицеры, там и их планшеты, которые надо разрисовывать. Значит, общение с неведомыми палатками отменяется. Собрав планшеты, я уселся в тени самого пышного дерева и начал не спеша творить, искоса поглядывая на бешеных прапорщиков, матерившихся на солдат за то, что палатки получались кривыми. Прапорщики могли только материться, ибо сами толком не знали, как палатки ставятся. Наблюдая за всем этим, я уже примерно представлял, что нужно делать для успеха данного мероприятия, но от греха подальше вмешиваться боялся.

Дорисовав половину планшетов, пошел гулять и сразу наткнулся на ягоды. Спросил у замполита, как называются, но он ответил только, что есть можно. Обнажив голову, я насобирал полную пилотку красного лакомства. Во время, предшествовавшее обеду, я подсел к Славику и кормил его ягодами из рук. Он жутко измазался и, наверно, только из-за этого идиллия не была воспринята за проявление солдатской любви. И зря, кстати…

Палатки стояли почти ровным строем, планшеты лежали ровной стопкой, когда пожаловал Товарищ Проверяющий. Понравилось. Похвалил. И уехал. Разбирать с таким трудом построенный лагерь пришлось и мне, но эта процедура, слава богу, была намного короче. Уже после времени официального отбоя мы ввалились в часть, разбудив Ростика, которого оставили пасти свиней.

По мимике Мойдодыра было видно, что Товарищ Проверяющий затащился от планшетов. Отпуск я отгулял, так что на благодарность особо и не рассчитывал.

Через неделю, в новый понедельник, планшеты мне вышли боком. Нежданно, когда заря еще не успела зардеться, объявили межвойсковые учения, и меня просто не могли не взять с собой. Пыхтя в зловонной машине связи и созерцая кислые рожи офицеров и Женьки, которого взяли учиться налаживать связь, я проклинал всё на свете — особенно свое умение рисовать планшеты…

Пекло прервалось на полпути к месту учений. Машина, которую вел Николай, заехала в Ивацевичи — городок в Брестской области. Я долго вспоминал, откуда мне знакомо это название. Вспомнил, когда уже сидел в местном ресторане: здесь родился и жил (тьфу ты, как на мемориальной доске!) Антоха, наш старший сержант из Печей. Мой любимый старший сержант… Поглощая тухлый борщ, я закрывал глаза и представлял, как он входит в скрипящие двери и, увидев меня, бросается в вовремя расставленные для объятий руки. И мы садимся за другой стол и просто говорим, вспоминая учебку с ее подъемами, отбоями… И „газиком“, на котором Антон от меня удрал…