Пять времен года - Иегошуа Авраам Бен

16

Он изменил свой план и, вместо того чтобы подниматься к университету, повел ее в Бахайский храм, где их присоединили к группе пожилых голландских туристов и повели по изумительно ухоженному саду, среди пышных цветочных клумб, по чисто подметенной асфальтовой дорожке в сторону знаменитого золотого купола. Молхо был возбужден: «Как красиво! Как аккуратно! Совсем как за границей! Тридцать лет живу в Хайфе, каждый день проезжаю поблизости и никогда не заглядывал сюда всерьез. Каждый день говорю себе — ну, сюда я еще успею». Возле входа в храм их попросили снять обувь и после некоторого ожидания ввели всей группой в небольшую комнату, застеленную толстыми персидскими коврами. На стенах красовались надписи на персидском и английском языках, за кружевной занавеской горели лампы, лежали какие-то драгоценные изделия. Молхо думал, что это только начало экскурсии и что отсюда их поведут в святилище, но оказалось, что экскурсия этим и исчерпывается, а в сам купол не впускают даже самих бахайцев. Он был разочарован. «Но что же там находится?» — допытывался он у служителя. «Ничего». — «Ничего?!» Он рассмеялся. На выходе он прихватил со стола маленькую брошюрку, в которой рассказывалось о бахайцах и их вере.

Отсюда они спустились в Нижний город, пообедать в арабском ресторане, и здесь его снова поразил ее незаурядный аппетит — она набросилась на лепешки, даже не дожидаясь, когда подадут первое, а он смотрел тем временем на ее широкий гладкий лоб и думал — вот сюда и нужно ее раньше всего поцеловать, когда дело уже дойдет до поцелуев, сюда или в какое-то другое такое же место. Он начал рассказывать ей о своей матери — как тяжело ему звонить ей каждое утро и выслушивать ее упреки и поучении Она слушала спокойно, с сочувствием, в то же время быстро и жадно уничтожая поданную пишу. Ее мать умерла уже несколько лет назад, но у нее и до того почти не было с ней связи. Жаря уже давала о себе знать, жара и грохот напряженного послеобеденного уличного движения. В конце концов они замолчали и стали ждать, пока подадут заказанный кофе, и Молхо вдруг подумал: «Господи, да она еще скучнее, чем я», — и вспомнил, как в начальной школе ему когда-то в шутку «сосватали» толстенькую девочку с косичками и как он согласился с ней ходить, потому что не хотел ее обижать, но в душе только и ждал, когда наступят летние каникулы и он освободится от нее.

Они возвращались домой в душный послеполуденный час. На ступенях дворовой дорожки их остановил старик сосед с жалобой, что лампочка в парадном почему-то не выключается. Его глаза с интересом оценивали появившуюся наконец в доме Молхо новую женщину. Из квартиры послышался телефонный звонок, и Молхо тут же почувствовал, как напряглась ладонь Яары в его руке. Он вытащил ключ и протянул ей: «Поднимись и возьми трубку, может быть, это опять тебя». И она послушно пошла наверх, а сосед, все продолжая надоедливые вопросы, посмотрел ей вслед, явно пытаясь угадать, кем она приходится Молхо, и, наконец не выдержав, спросил с хитроватым видом: «Она будет нашей новой соседкой?» Но Молхо, дружески коснувшись его плеча, ответил: «Я еще не знаю».

И вот она снова стоит, чуть выпятив живот, как будто последний из ее зародышей все еще раздумывает там, выходить или остаться, снова держит телефонную трубку обеими руками и снова прислушивается к словам мужа, который, судя по его непрерывным звонкам, не на шутку боится за свою жену, а может, посвящает ее в какие-то свои новые загадочные планы, — а тем временем Молхо, опуская жалюзи, чтобы затемнить нагревшуюся с утра квартиру, не перестает гадать, о чем же они могут так часто разговаривать? Неужто Ури интересуется, спал ли он уже с Яарой? От этой пары всего можно ожидать — и, продолжая так размышлять, открывает холодильник и наливает себе стакан холодной воды. Потом он налил ей тоже и поставил стакан рядом с ней, на маленький столик. Может, они именно к этому ведут? — вдруг поразила его ослепительная догадка. Может, они хотят, чтобы это побыстрее произошло, а я тут трачу время на экскурсии и рестораны! Ведь если уж действительно пришло время для окончательной проверки, то самое подходящее время именно сейчас, пока в доме никого нет!

«Ури хочет сказать тебе пару слов», — вдруг позвала его Я ара. Он взял трубку, и она отошла. Голос Ури звучал взволнованно: «Тебе не тяжело с ней? — Молхо удивила эта прямота. — Если хочешь, я могу приехать и забрать ее, хоть завтра, ты только скажи». — «Но почему? В этом нет никакой необходимости! — торопливо возразил Молхо. — Я все равно взял уже два дня отпуска. У нас все в порядке. Мы просто проверяем друг друга», — и он засмеялся. Но голос Ури оставался серьезным и озабоченным: «Ты, главное, говори с ней. Говори. Она привыкла, что с ней говорят, и она хорошо умеет слушать. Говори с ней!» Он чуть не умолял. Молхо застыл, потрясенный, боясь проронить неосторожное слово — Яара могла его услышать, ведь она оставила дверь в свою комнату приоткрытой. Он прижал трубку ко рту и нетерпеливо прошептал: «Все в порядке, не беспокойся, все в порядке!»

В своей комнате он включил кондиционер, потому что буквально обливался потом, и даже пригласил ее отдохнуть у него в спальне, где уже гулял прохладный ветерок, но она отказалась — у нее нет привычки отдыхать после обеда. «Я так часто была прикована к кровати, что совсем не скучаю по ней, — сказала она. — Я лучше посижу у телевизора». Он пошел под душ, но, вместо того чтобы надеть удобный домашний халат, снова напялил на себя одежду и опять пожалел о потерянном из-за нее уютном одиночестве. Войдя в гостиную, он обнаружил, что она сидит в кресле перед телевизором, со второй за полчаса сигаретой во рту, словно в ожидании какой-то вести, которая должна вспыхнуть на темном экране. «Не хочешь принять душ?» — спросил он, но она, как будто удивившись его вопросу, спросила: «Зачем?» — как будто чувствовала себя вполне отдохнувшей и свежей, сидя в этом своем выцветшем сарафане перед телевизором, и вообще никогда не собиралась принимать душ. «Включить тебе телевизор? — спросил он. — Сейчас есть интересная передача по учебному каналу». Она радостно кивнула. Он щелкнул выключателем и стал искать нужный канал, а она тем временем поудобней устроилась в кресле, подобрав под себя ноги, ее глаза прищурились до щелок, рот слегка приоткрылся в нетерпеливом детском ожидании. Он сел рядом, и они стали смотреть передачу о растениях и насекомых, снятую в каких-то тропических джунглях. Он чувствовал, что голова его тяжелеет и глаза сами собой закрываются. Из спальни доносился шум работавшего впустую кондиционера. Он резко поднялся и спросил: «Так ты уверена, что не хочешь отдохнуть в спальне? Там уже прохладно». Но она, не отрывая глаз от экрана, мотнула отрицательно головой. Он поднялся, принес ей небольшой вентилятор и включил его, направив на нее поток воздуха, который тут же растрепал ее серебристые волосы, потом наклонился над ней и спросил: «Ты не возражаешь, если я пойду немного вздремнуть? В последние годы я так нуждаюсь в этой передышке, что если не посплю в обед, то вечером я уже полуживой». Она сильно покраснела, удивленная тем, что он просит у нее разрешения поспать, и торопливо сказала: «Конечно, конечно, иди отдохни, не думай обо мне», и снова повернулась к экрану. Он принес ей газету с программой передач, показал, как переключать каналы и выключать телевизор, вышел и тихо прикрыл за собой дверь. В спальне он разделся до трусов и лег в прохладную кровать, все еще чувствуя тяжесть в голове. «Невероятно! Неужели он просил меня побыстрее переспать с ней? — неотступно думалось ему. Почему же тогда он велел мне только говорить с ней?» Из-за двери глухо доносился голос из телевизора, но он заставил себя переключиться на убаюкивающий шум кондиционера и вскоре заснул.

Он проснулся примерно через час, весь дрожа от холода, услышал из-за стены детские голоса, как будто за время его сна квартира превратилась в веселый детский сад, и поднялся, чтобы выключить телевизор. Быстро и бесшумно одевшись — и в который уж раз оплакав свою ущемленную свободу, — он вышел в гостиную, освещенную плоскими полосами света, пробивавшимися сквозь жалюзи. Яара все еще сидела в кресле — прошлым летом на этом месте сидела его жена, перед тем как слегла окончательно, и рядом с ней стояла уже ее палка. От вида серебристой головы, откинутой на изголовье кресла, у него защемило сердце, ему показалось, что это вернулась его жена, сильно постаревшая после долгого отсутствия. Сложенная газета лежала на том же месте, где он ее оставил. Неужели она уснула? Она сидела совершенно неподвижно, даже не услышала, как он вошел. Подойдя ближе, он увидел, что ее глаза по-прежнему прикованы к экрану, на котором шла какая-то детская программа, где в главной роли выступал огромный светло-зеленый еж, который неуклюже шагал, широко расставляя ноги, и говорил смешным голосом. В комнате было чудовищно жарко. «Тебе так и не удалось уснуть? — улыбнулся он, прикоснувшись к ее плечу. Она была так увлечена передачей, что его прикосновение заставило ее вздрогнуть. — Эти детские программы бывают очень интересны, — сказал он, чтобы она не почувствовала неловкость от того, что так увлекается глупыми передачами. Но она, кажется, совсем не стыдилась этого. — У вас там что, нет телевизоров?» — «Нет, — ответила она, продолжая неотрывно следить за ежом, который как раз планировал очередную проказу. — Иногда я смотрю телевизор на улице, в витрине». Вентилятор высушил ее кожу, и теперь ее лицо показалось ему очень бледным. «Пошли, попьем кофе, — сказал он, — а потом я покажу тебе университет».