Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

Армении и Азербайджане, организовывал массовые расстрелы военнопленных в концлагере на острове Норген. Так что на руках Атарбекова кровь тысяч людей, а ведь он один из множества чекистов тех лет.

* * *

Историй, подобных приведенным выше, как более кровавых, чем упомянутые в еженедельниках ЧК, так и менее масштабных, чем в Крыму в 1918 г., было предостаточно в годы красного террора. Историк Сергей Волков, специализирующийся на теме Гражданской войны, хотя и не лишенный предвзятости, писал, что «в Мариуполе после занятия его большевиками в марте 1919 г. найденные офицеры были изрублены на месте. В Екатеринославе до занятия белыми погибло более 5 тыс. чел., в Кременчуге – до 2500. В Харькове перед приходом белых ежедневно расстреливалось 40–50 ч, всего свыше 1000. Ряд сообщений об этих расстрелах появлялся в “Известиях Харьковского Совета”. В Чернигове перед занятием его белыми было расстреляно свыше 1500 ч, в Волчанске – 64. В Одессе за три месяца с апреля 1919 г. было расстреляно 2200 ч (по официальному подсчету деникинской комиссии – 1300 с 1.04 по 1.08), ежедневно публиковались списки 26, 16, 12 и т. д. расстрелянных, причем действительное число бывало обычно больше: когда писали о 18 – было до 50, при списке в 27 – до 70; летом каждую ночь расстреливали до 68 ч. Всего на Юге в это время число жертв определяется в 13–14 тысяч» [60]. Обратите внимание, что вышеприведенные цифры касаются довольно короткого временного отрезка – несколько месяцев 1919 г. и все эпизоды – на территории Украины. Допустим, они преувеличены вдвое – но и тогда вырисовывается существенная цифра в 7000 человек, убитых не в бою, а безоружных, пленных, беззащитных, без суда и следствия. Впрочем, как мы видели на примере Крыма, и 14000 – вполне реальная цифра.

В Киеве в феврале 1918 г. под руководством красного командира Михаила Муравьева было убито 3000 человек, из которых 1000 были офицерами. Перед самым штурмом города Муравьев, как об этом писал Антонов-Овсеенко, отдал приказ: «…войскам обеих армий приказываю беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и врагов революции» [14, с. 154]. Овладев городом, он наложил на него огромную контрибуцию в 10 млн руб., о поддержании законности едва ли можно было говорить. Скорее всего, красный террор с подачи Муравьева был стихийным, как в Крыму; на людей, внешним видом выдававших свою «буржуазную» принадлежность, лишенных поддержки закона и государства, нападали красноармейцы. Больше всего досталось офицерству. Муравьев потом хвастался: «…мы идем огнем и мечом устанавливать Советскую власть. Я занял город, бил по дворцам и церквям… бил, никому не давая пощады! 28 января Дума (Киева) просила перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Сотни генералов, а может и тысячи, были безжалостно убиты… Так мы мстили. Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг – быть беспощадными!» [304]. В Киеве он оставался недолго и продолжил дальнейшее наступление большевиков на территории Украины, так что мы не представляем даже, сколько еще этот «замечательный» военачальник отправил на тот свет «буржуев».

Заметим еще раз, что в данном эпизоде движущей силой красного террора была не ЧК, а стихия, созданная возбужденной, по-социалистически идеологизированной, массой, возглавляемой одним из многочисленных красных командиров-авантюристов. Сколько таких полевых командиров взяли под свое крыло большевики? Страшно представить, что даже чекистов поражали масштабы репрессий Муравьева (о чем говорил сам Дзержинский), но это и неудивительно, ведь, будучи авантюристами по природе, получившие власть почти случайно, большевики привлекли к себе множество таких же по психологическому складу людей[11].

Вот сведения о красном терроре, проводимом в городе Екатеринодаре в марте-июне 1918 г. (кровавые подробности я вырезал): «…в г. Екатеринодар большевики вступили 1 марта 1918 года. В тот же день была арестована группа лиц мирного населения, преимущественно интеллигенции, и все задержанные в числе 83-х лиц были убиты, зарублены и расстреляны без всякого суда и следствия… 4-го того же марта, после ряда издевательств и троекратного ареста, был зарублен в Екатеринодаре, у гостиницы Губкина, полковник Орлов; равным образом уничтожена его семья, состоявшая из жены, двух дочерей и двух сыновей. Затем, 11 марта, в Екатеринодаре были зарублены на вокзале бывший товарищ министра земледелия Кубанского краевого правительства Юшко с сыном. У последнего установлено несколько рубленых и 10 штыковых ран. В марте же месяце большевиками убит в Екатеринодаре товарищ прокурора местного окружного суда Бабченко. В том же марте месяце, в ауле Абукай большевиками были зарублены и заколоты штыками пятеро лиц екатеринодарской интеллигенции из мирных жителей – Бурсак, Канатов и др. Полуживые они были сброшены в яму и засыпаны землей. Вместе с ними были убиты 240 черкесов. Под Вознесение Господне, 31 мая 1918 года, из Екатеринодарской областной тюрьмы были выведены и тут же расстреляны из пулеметов казаки станицы Новотитаровской и др. лица, всего 76 человек. Часть трупов зарыта в яму, а непоместившиеся в яме сброшены в реку Кубань» [308]. То есть за март-май 1918 г. в городе с населением чуть более 100000 человек было убито по меньшей мере 416 жителей.

Посмотрим на работу красного террора в Прикамье (Пермь) в том же 1918 г. Там тоже отмечалась ничем не объяснимая, бессмысленная резня (иногда такую жестокость списывают на отдельных неадекватных личностей, вроде Муравьева, забывая, что такое творилось по всей контролируемой социалистами территории). Как пишет доцент кафедры отечественной истории новейшего времени Пермского государственного университета Л. А. Обухов, «репрессии и расстрелы на местах приобрели настолько большой размах, что юридический отдел Пермского губернского Совета направил циркуляр всем Советам губернии. В циркуляре отмечалось: “За последнее время бывает много случаев расстрела частных граждан местными исполкомами Советов без достаточных оснований”. Юридический отдел разъяснял, в каких случаях возможно применение расстрела: “1) Расстреляны могут быть лица, совершающие вооруженный грабеж, разбой, если эти лица задержаны с поличным на месте преступления. 2) Лица, открыто, публично призывающие к свержению Советской власти с оружием в руках”. В циркуляре подчеркивалось: “Непризнание Советской власти не есть уголовное преступление, караемое революционными законами”. Но в то же время отмечалось, что если кто-то из критиков Советской власти “говорит явную ложь или же тенденциозно освещает факты с целью натравить часть населения на другую или же население на советские органы власти, то таковых необходимо предавать суду Революционного Трибунала”. Не считаясь с циркуляром, Пермская окружная ЧК предупреждала, что “все, кто будет вести агитацию против Советской власти и распространять ложные, нелепые слухи, будут преследоваться ЧК путем самых суровых мер и в случае поимки на месте преступления будут беспощадно расстреливаться”. Если