Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы - Вячеслав Коротин

Ароматный коньяк обжёг горло и тёплыми струями разбежался по всему телу. Василий остро почувствовал как он голоден, ведь с самого утра во рту не было маковой росинки и есть захотелось совершенно зверски.

– Надо бы в буфет заглянуть.

– Забудь про буфет и камбуз – разнесло и то, и другое. Теперь будем на консервах и сухарях до самого Владивостока. Ну, ещё по глотку?

– Нет уж, уволь. Натощак могу окосеть, а мне ещё в проводах копаться. Хоть прожекторы чинить и не придётся, но разрывов в проводке столько, что самому страшно. Да и тебе не советую.

– Да ладно тебе! Чего с нескольких глотков будет? Матросам и то чарку раздали. Эххх!

– Кстати! Хочешь развеселю? Слушай: Расходимся мы уже с "Асахи" и прилетает нам в разлуку аккурат в элеватор кормовой башни. В момент подачи заряда наверх. Естественно – фонтаны огня и в башню и в погреб… Ну и как ты думаешь, почему мы ещё живы и не на дне?

– Вероятно в башне уже ни снарядов, ни зарядов не было, ну а погреб наверное затопить успели. Так?

– Почти угадал. Про башню – точно, а погреб никто не затапливал. Просто он был такой же пустой, как и башня над ним. Представляешь? На пару минут бы раньше такое попадание, и всё! Так что делать мне пока особенно нечего – в кормовой башне погреба под метёлку выстреляли. В носовой с десяток снарядов осталось – благо ствол там один. Но она заклинена и стрелять не способна. Сейчас шестидюймовые таскают с правого борта на левый, а то там тоже почти ничего не осталось. Так не будешь? Хороший ведь коньячок!

Василий мотнул головой и снова направился в низы броненосца. Предстояло долго и упорно копаться в проводке, чтобы к следующему дню наладить хоть какие то возможности боевого освещения.

Не повезло, однако. Повалило броненосец в развороте совсем некстати. И совсем некстати попался Василию под ботинок тот ошмёток, на который угораздило его наступить в неподходящий момент. И понесло обалдевшего лейтенанта прямо на развороченное недавним взрывом железо. Соймонов, нелепо взмахнув руками, ударился грудью об хищно выставившую свои шипы разорванной стали переборку. Только боль… Василий успел почувствовать только боль…

– Прекратите, господин лейтенант! – пощёчина не то чтобы привела Соймонова в чувство, но всё-таки частично вернула в этот мир. В лёгком тумане Василий видел лицо Александровского.

– Счастлив ваш бог, Василий Михайлович, – врач дружелюбно улыбнулся своему пациенту, – ещё чуть-чуть – и не беседовали бы мы больше с вами. Ребро вас спасло. Грудная мышца распорота, но внутрь железо не проникло. Пару– тройку дней поболит, а потом как новенький будете.

А сейчас – спать!

– Какой там спать! – попытался возразить Василий…

– А ну молчать, пациент! – доктор и друг стал неожиданно суровым, – это там, в бою, вы старший специалист. А здесь я для вас главнее всех адмиралов вместе взятых, понятно? Только попробуйте мне тут свой гонор демонстрировать. Ни секунды не сомневаясь доложу Николаю Оттовичу. И зря думаете, что он примет вашу сторону.

Соймонов скрипнул зубами и оставил пререкания. На глазах выступили слёзы. Не столько от боли, сколько от обиды: надо же было так глупо и нелепо влипнуть. Смеяться ведь будут – на ногах устоять не смог. Офицер, чёрт побери!

А грудь действительно здорово болела, даже дышать было больно пока не стал действовать укол морфия, сделанный доктором. Чертовски хотелось повернуться на правый бок, но пока организм весьма остро реагировал на любую попытку пошевелиться. Пришлось лежать на спине.

Несколько минут Василий пытался "собрать в кучу" разбегающиеся по углам сознания мысли, вспомнить сегодняшний день… Безуспешно. А потом пришёл милосердный сон.

Уже засыпая Соймонов слышал мольбы комендора Малинина, лежавшего на соседней койке с развороченным животом: "Доктор, Христом-Богом прошу! Помогите до Владивостока мне дотянуть! Чтобы не в море, чтобы в российской земле моя могила была"…

Александровскому действительно было не до лейтенанта с его хоть и болезненным, но не угрожающим жизни ранением: почти весь бой в лазарете было скучно ("Пересвет" почти не обстреливался), а вот потом, на протяжении часа, раненых поставляли десятками. И каких раненных! Дальномерщику Харитонову вырвало полбока и наружу проглядывали белые рёбра, комендору Гузееву разворотило пах и он орал от боли до тех пор, пока ему не вогнали убойную дозу кокаина, барабанщик Скворцов лишился глаз, было огромное количество обгорелых, из которых многим можно было поставить диагноз: "не жилец", но облегчить их последние минуты было необходимо…

Некоторые бредили и в помещении лазарета регулярно раздавалось что то типа: "Наводить по "Асахи"! Стрелять бронебойными!".

Работа корабельного врача по сравнению с его сухопутным коллегой – ад и ювелирное мастерство: постоянно качается хирургический стол, раны такие страшные и обширные, что даже смотреть жутко, пациенты прибывают зачастую десятками после каждого удачного попадания противника, квалифицированных помошников практически нет…

Но работали. Справлялись. И вытаскивали из могилы тех, на кого Смерть уже вроде бы наложила свою костлявую лапу…

Глава 9

Миноносцы… Лихие кавалеристы флота!

Действительно, очень похожи главные задачи кавалерии на суше и минных сил на море: Преследовать разбитого противника и добивать его, превращать победу в разгром. И так же как кавалерии настоятельно не рекомендуется атаковать нерасстроенную пехоту, для миноносцев самоубийственна атака на неповреждённый броненосец или крейсер. Выходить относительно безопасно только на корабль уже почти беззащитный, с почти выбитой артиллерией, а то… Слишком многое принесено в жертву главному – скорости: облегчённый корпус, отсутствие брони, слабая артиллерия, небольшие дальность плавания и мореходность, условия жизни экипажа. Всё на алтаре посвящённом ЕЙ!

Сблизиться как можно скорее на те убийственные три-пять кабельтовых, когда каждый, самый мелкий снаряд, может вывести твой корабль из строя. Сблизиться и выпустить по противнику мину (торпеду, как мы называем сейчас) Всё ради этого! А мины в те времена были ещё ой как не совершенны! Хорошо если одна из трёх шла прямо к цели. Хорошо, если одна из трёх, цели достигнув, всё-таки взрывалась. Но всё равно. Шли в атаку надеясь, что если не твой миноносец, то товарищ по отряду всё-таки добьётся того рокового попадания, которое отправит на дно огромный корабль врага. А значит всё будет не зря! Это днём.

А вот ночью… Миноносцы – хозяева моря. Бояться им практически некого, боятся их. Маленьких, юрких, незаметных, скоростных… Попробуй догадайся, когда и где этот маленький кораблик принесёт тебе смерть. Можно конечно загородиться бивнями прожекторов и встречать каждую тень шквальным огнём всей артиллерии… Возможно. Когда целы все прожекторы и в строю большая часть пушек. И вражеских миноносцев немного…

А если большинство прожекторов разбито в дневном бою? Как и большинство орудий. Если команда после многочасового боя еле волочит ноги от физической усталости и морального опустошения? Если у матросов и офицеров глаза слипаются так, что хоть спички между веу вставляй? Если у врага не просто десяток миноносцев и истребителей, а несколько десятков?

Только спрятаться! Укрыться шапкой-невидимкой темноты и бескрайних просторов моря. И молиться, чтобы тебя не нашли.

Именно они, миноносцы, были последним козырем адмирала Того, на них была вся надежда после достаточно неудачного дневного боя: ночью атаковать ставшие вполне беззащитными и слепыми русские корабли. Несколько удачных минных попаданий и полупоражение превратится в полную победу. Даже с одной минной пробоиной ни один корабль противника уже не будет способен дойти до Владивостока, ему дорога либо на дно Японского моря, либо сдача в плен. Правда на последнее японский командующий не расчитывал – русские показали сегодня небывалое упорство и мужество в бою. Но если ночью миноносцы успеют выбить несколько кораблей врага, то даже оставшихся от флота страны Ямато боеспособных кораблей, будет достаточно, чтобы добить, доломать то, что останется от эскадры Рожественского.

Изначально флоту был отдан приказ: После окончания дневного боя следовать в точку рандеву на север. Там предполагалось встретится утром и атаковать русские корабли, которые уцелеют. А миноносцам всё море южнее этой точки отдавалось на растерзание: всё, что плавает в обозначенной зоне – враг! Атакуй и топи!

Конечно, японцам должно было очень повезти в минных атаках, чтобы оставшиеся боеспособными их корабли были способны нанести серьёзный ущерб остаткам русской эскадры. Но это была их последняя надежда на более-менее благоприятный исход сражения.

Однако первый приказ пришлось отменить – японский флот после сражения уже не имел никакой возможности нанести сколько-нибудь серьёзный удар по русским даже при самом удачном для себя иоходе ночных атак. Артиллерийские корабли ушли в Сасебо и Такесики. Но распоряжения миноносцам остались в силе. И молодые капитан-лейтенанты, стоящие на их мостиках, готовились приложить все силы для нанесения врагам страны Ямато максимального ущерба.