Группа крови - Андрей Воронин

Ну, хорошо, сказал он себе. Допустим, это не лучший способ рвануть отсюда когти. А что, есть альтернатива?

Он подобрал с пола и взвесил в руке железный лом, которым, по всей видимости, был убит охранник.

Н-да… Выходить с этой дубиной против автоматов – дурь полная… Следовательно, альтернативы нет, если не считать возможность умереть прямо здесь, в этом подвале, без забот и хлопот…

Железный ящик с инструментами он нашел на стеллаже в той комнате, где стояли мельница и котлы для варки бумаги. Большой промышленный вентилятор в похожем на улитку кожухе разместился здесь же. От него, изгибаясь под прямым углом, отходила широкая, квадратная в сечении жестяная труба вентиляции. В том месте, где она выходила наружу, бетонный потолок был неаккуратно пробит зубилом или ломом. Абзац до боли в глазах всматривался в неровный зазор между стенкой трубы и краем пролома, но так и не смог увидеть ни малейшего проблеска света. Видимо, труба проходила в каком-то темном углу за инструментальными стеллажами.

Оставалось лишь надеяться, что этот угол находился на приличном расстоянии от места, где отдыхали охранники.

Осмотрев стыки трубы, Абзац удовлетворенно кивнул. Судя по всему, вентиляцию монтировали недавно, и мощные болты, которыми были скреплены сегменты трубы, не успели заржаветь. Шкабров подобрал в громоздившейся ветоши какую-то тряпку, обернул ею головку разводного ключа и взялся за дело.

Болты были зажаты на совесть, но дело мало-помалу продвигалось, и вскоре Абзац поймал себя на том, что тихонько насвистывает сквозь зубы, словно он занимался не спасением собственной шкуры, а мелкой домашней работой наподобие починки подтекающего крана. Крупные гайки одна за другой ложились на бетонный пол, и наконец Абзац, кряхтя от натуги, снял колено вентиляционной трубы. Заглянув вовнутрь, он обнаружил многослойный сетчатый фильтр, уже успевший наполовину забиться какой-то неприятной на вид дрянью. «Экология», – пробормотал Абзац и в последний раз огляделся по сторонам, прикидывая, не забыл ли чего-нибудь в спешке. Время поджимало: часы показывали половину шестого утра.

Можно было поджечь сваленное в углу сырье для производства бумаги, присовокупив к нему обнаруженные в одной из соседних комнат готовые листы и стоявшую на полке техническую литературу. Поразмыслив, Абзац решил, что это ничего ему не даст, кроме лишних неудобств: во-первых, дым пойдет по той же самой трубе, через которую будет лезть он сам, а во-вторых, охранники могут раньше времени заметить пожар и помешать побегу. И в-третьих, он не знал, жив Заболотный или уже умер, а проверять это ему не хотелось, так же, как и жечь раненого заживо.

Было еще одно дело, которое следовало провернуть перед уходом. Абзац сходил в соседний отсек и после недолгой возни извлек из полиграфической машины выгравированную на металле матрицу. Он затолкал матрицу за пазуху. Увесистая металлическая пластинка неприятно холодила кожу живота и кололась углами.

Еще раз оглядевшись на прощание, Абзац с силой выдохнул воздух и полез в трубу.

* * *

Рассвет застал его в поле – замерзшего, усталого и злого. Деревня Ежики оказалась заколдованным местом. Первый рейсовый автобус уходил отсюда в одиннадцатом часу утра, а на заснеженной улице Абзацу не удалось обнаружить ни одного транспортного средства, если не считать заржавевшего двухколесного тракторного прицепа. Поднимать шум, барабаня в окна и двери, он не отважился, поскольку не знал наверняка, сколько в бункере охранников и в каких отношениях они находятся с местным населением. Оставалось проталкиваться к шоссе своим ходом и там ловить попутку.

Устав спотыкаться об укрытые снегом, затвердевшие от мороза борозды, Абзац выбрался на дорогу.

Ему вдруг стало смешно. Куда он идет? Зачем?

В карманах у него пусто, и никто на всем белом свете не ждет человека по кличке Абзац, профессионального киллера, превратившегося в законную дичь для любого, кому придет в голову спустить курок. Хорошо быть охотником! Но чтобы им оставаться, нужно научиться никогда, ни при каких обстоятельствах не поворачиваться к дичи спиной, иначе – смерть.

Шагая по дороге, на припорошенной снегом поверхности которой еще не было ни единого следа, Абзац задремал на ходу, как старая лошадь. Он даже успел увидеть какой-то сон, в котором все было хорошо, правильно, а главное – тепло и мягко. Потом он незаметно для себя сошел на обочину, споткнулся, упал и проснулся.

Небо над ним уже было не черным, а бледно-серым, а на востоке светилась отливающая металлом полоса восхода. Рядом с Абзацем на дороге стоял огромный черный джип, мерно клокоча работающим на холостых оборотах двигателем.

Стоя на одном колене в сыром декабрьском снегу, Абзац утер мокрой ладонью мокрое лицо. Усталость и холод сыграли с ним злую шутку. Он отлично знал, кто мог ехать в забытую Богом деревню Ежики на этом полноприводном чудовище. Да еще в такую рань…

Дверца со стороны водителя распахнулась, и на снег легко спрыгнул человек в коротком суконном пальто и кепке с наушниками. Его обтянутая лайковой перчаткой ладонь сжимала трубку мобильного телефона.

– Эй, братан! – весело воскликнул водитель. – Да ты никак перебрал с вечера! Может, до деревни подбросить?

– Спасибо, – не давая зародившейся в сердце надежде пустить корни, сказал Абзац. – Мне в другую сторону.

– Ну да?! – весело изумился водитель. – А вот мне все равно кажется, что нам по дороге.

– Креститься надо, – ответил Абзац, бессильно наблюдая за тем, как открывается задняя дверца машины.

На снег выпрыгнули еще двое плечистых ребят, один из которых, не скрываясь, держал на виду тупоносый и уродливый, как сама смерть, израильский «узи». Сквозь тонированное стекло Абзацу не было видно, остался ли кто-нибудь в салоне, но он не сомневался, что Барабан там.

Водитель поднес к уху телефон и одним нажатием кнопки вызвал из памяти номер.

– Рыжий? – сказал он в трубку. – Ага, я. Ну, как вы, готовы к ответу? Ага… Так как, говоришь, этот ваш фраерок выглядел? Так, так, ага… Ну, живите пока. Счастлив ваш бог, ребята. Да, тут, прямо передо мной… Что? Если не тот, дадим пня в задницу и выкинем вон. Ага… Ну, все, ждите, через полчасика будем.

Абзац медленно поднялся. Все получилось до невозможности глупо. Он словно нарочно действовал себе во вред. Ему вспомнилась старая пословица:

«Если Бог хочет кого-то наказать, он лишает его разума». Похоже было на то, что настала очередь Олега Шкаброва быть призванным к ответу, иначе почему бы все пошло так, как оно шло сейчас?

– Ну я пошел, мужики, – сказал он и не спеша двинулся прочь от машины, чувствуя, как тяжело болтается между животом и футболкой увесистая пластинка матрицы. Нужно было выкинуть это дерьмо в сугроб, подумал он. Ну нашел бы ее по весне какой-нибудь механизатор… Подивился бы невиданной штуковине и подарил бы своим детишкам. А может, привинтил бы к радиатору своего трактора – красиво все-таки! В любом случае, было бы лучше, чтобы ее при мне сейчас не оказалось…

Позади лязгнул автоматный затвор.

– Далеко собрался? – ласковым голосом спросил водитель. – А ну, полезай в машину, турист хренов!

Абзацу оставалось только подчиниться. У него мелькнула мысль о том, не лучше ли было бы броситься бежать через поле, чтобы разом покончить со всей этой историей, но он отказался от своего замысла: во-первых, его могли не застрелить, а попросту догнать и пересчитать ребра, а во-вторых, каждое мгновение нашей жизни разворачивает перед нами целый павлиний хвост возможностей. Так стоит ли отказываться от надежды только потому, что ты немного устал? В конце концов, умереть никогда не поздно…

Он забрался на заднее сиденье джипа. Охранники, толкаясь и сопя, уселись по бокам. Сидевший справа от водителя Барабан повернул к нему широкое лицо, окинул пленника равнодушным взглядом и скомандовал водителю:

– Трогай.

– Мужики, – заговорил Абзац, – тут какая-то ошибка. Я вас не трогал. Шел себе тихо-мирно, чинно-благородно…

– Сашок, – не поворачивая головы, процедил Барабан, – заткни ему пасть.

Охранник, который сидел справа от Абзаца, нанес ему короткий, без замаха, очень профессиональный удар в солнечное сплетение. Шкаброва согнуло пополам, и в течение нескольких секунд он был уверен, что его сейчас вырвет. Когда к нему вернулась способность дышать и хотя бы частично воспринимать окружающее, он увидел, что охранник трясет в воздухе расшибленным кулаком, шипя сквозь зубы от боли. Эге, подумал Абзац. А ведь у меня на животе теперь наверняка красуется великолепный отпечаток стодолларовой купюры…

– Ух, с-сука, – выдохнул охранник. – Ух, козел! В бронике он, что ли?

Второй охранник коротко заржал. Барабан обернулся и окинул его холодным взглядом. Охранник заткнулся так резко, словно в него вогнали пробку.