Исход - Леон Юрис

Весь ишув принимал участие в провозе и сокрытии оружия. Винтовки и пистолеты любых образцов имелись в Хагане хотя бы в двух-трех экземплярах. Ни в одном арсенале мира не было такой коллекции. На складах Хаганы хранились даже тросточки, из которых можно было стрелять — правда, только один раз. Однако тяжелое вооружение провозить не удавалось, и простейшие пушки приходилось делать тайком на месте.

Кибуцы прекрасно справились не только с освоением земель, но и с созданием вооруженных отрядов. В селах было несложно обучать молодых бойцов. Десяток-другой будущих воинов легко растворялись среди нескольких сот кибуцников. Кибуцы оказались также наиболее подходящим местом для тайного хранения и производства оружия. А главное — здесь без труда размещали новоприбывших нелегальных иммигрантов. Не случайно именно из кибуцев вышло большинство лучших командиров Хаганы.

Основная сила Хаганы состояла в безоговорочном признании ишувом ее авторитета. Распоряжения ее штаба выполнялись беспрекословно. Авидан и остальные руководители Хаганы соблюдали чрезвычайную осторожность и пускали в ход оружие только в целях самообороны. Когда в 1933 году была объявлена всеобщая забастовка, Авидан предупредил, что не намерен вмешиваться в события. «Палестина будет завоевана нашим потом». Это была армия, которая не давала себя спровоцировать.

И все же многие ее бойцы проявляли нетерпение и требовали немедленных действий в ответ на любое нападение.

Так же считал и Акива. Официально он числился членом кибуца Эйн-Ор, в действительности же был одним из ведущих деятелей Хаганы: ему поручили оборону всей Галилеи.

Годы состарили Акиву гораздо сильнее, чем Барака. Лицо его прорезали глубокие морщины, борода почти вся поседела. Он так и не оправился после гибели Руфи и Шароны.

Акива выдвинулся в лидеры крайней фракции Хаганы, которая требовала активных действий. По мере того как положение обострялось, группа Акивы становилась все воинственнее. За пределами Палестины тоже появились группы сионистов, которые его поддерживали.

Когда англичане объявили блокаду палестинского побережья, терпение Акивы лопнуло, и он решил действовать.

Весной 1934 года Авидан срочно вызвал Барака в Иерусалим.

— Плохая новость. Барак, — сказал он. — Твой брат Акива вышел из Хаганы и увлек за собой десятки командиров. Сотни наших людей хотят последовать их примеру.

Барак глубоко вздохнул.

— Он уже давно грозил этим. Вообще-то я удивляюсь тому, как он сдержанно вел себя до сих пор. Он бунтарь с юности, с тех пор, как убили нашего отца, а гибель жены нанесла ему новый удар…

— Ты не представляешь, — сказал Авидан, — сколько сил мне приходится тратить, чтобы удерживать ребят от опрометчивых действий. Если только дать им волю, они завтра же объявят войну англичанам. Мы с тобой и даже с Акивой мыслим одинаково, но он может погубить нас всех. Ведь добиться всего, чего мы добились в Палестине, нам удалось именно потому, что, несмотря на наши распри, мы всегда Действовали заодно. Англичанам и арабам приходилось вести переговоры с нами как со сплоченным воедино народом. Теперь у Акивы эти отряды горячих голов… Если они начнут террор, отвечать придется всему ишуву.

Барак поехал на север, в Эйн-Ор, расположенный неподалеку от его Яд-Эля. Как и большинство кибуцев, Эйн-Ор превратился в цветущий сад. Его основатель Акива жил в двухкомнатном коттедже, битком набитом книгами. У него был даже радиоприемник и личная уборная — большая редкость в кибуцах того времени. Акива любил Эйн-Ор, как раньше любил Шошану. После смерти Руфи и Шароны Барак долго упрашивал его переехать к ним в Яд-Эль, но Акива предпочел не расставаться со своими горестными воспоминаниями.

Разговор братьев не складывался. Акива заранее предугадал доводы Барака. Он нервничал, предчувствуя, что на этот раз дойдет до разрыва.

— Итак, господа из совета послали тебя уговаривать меня. Они становятся большими мастерами уговоров.

— Я бы и без их просьбы приехал, как только узнал о безумии, которое ты затеял, — ответил Барак.

Акива зашагал по комнате. Барак не отрывал от него глаз. В Акиве бушевал тот же злой огонь, что и в юные годы.

— Я делаю всего лишь то, что и сам национальный совет считает правильным, но делать боится. Рано или поздно им тоже придется посмотреть правде в глаза. Англичане — наши враги.

— Мы так не думаем, Акива. В конце концов мы немалого добились при их власти.

— В таком случае ты просто дурак.

— Может, я и бывал не прав. Но, что ни говори, англичане — законная власть.

— И спокойно смотрят, как нас режут, — издевательски произнес Акива. — Господа из национального совета ходят с портфелями, вручают вежливые ноты, делятся мнениями, заискивающе кланяются, а тем временем муфтий и его головорезы творят что хотят. Ты когда-нибудь видел, чтобы арабы вступали в переговоры?

— Мы добьемся своего законным путем.

— Мы добьемся своего в борьбе!

— Пусть так. Но тогда мы должны вступить в борьбу сплоченно. Создавая свои отряды, ты становишься на одну доску с муфтием. Ты когда-нибудь думал, что будет, когда англичане покинут Палестину? Как бы ты ни был прав, но они все-таки пока единственное наше орудие на пути к государственной независимости.

Акива презрительно отмахнулся.

— Мы добьемся государственной независимости так же, как возродили эту страну — потом и кровью. Я не желаю сидеть сложа руки и ждать подачек от англичан.

— Последний раз прошу, Акива. Не делай этого. Наши враги станут показывать на нас пальцем, а ты дашь им еще один повод для лживой пропаганды.

— Ах вот оно что! — закричал Акива. — Вот мы и добрались до сути. Евреи, значит, должны играть твердо по правилам, евреям нельзя применять силу. Им дозволено только умолять и выпрашивать! Еврей обязан подставлять щеку!

— Перестань!

— Не перестану! — продолжал кричать Акива. — Все что угодно, только не драться! Не то немцы, арабы и англичане подумают, чего доброго, что мы плохие ребята!

— Я говорю, перестань!

— Ты остался евреем из гетто. Барак. И ты, и твои дружки из национального совета. Но вот что я тебе скажу, мой дорогой брат! Перед тобой человек, который не боится поступить дурно и твердо решил не сдаваться. Наплевать на то, что скажет этот твой трижды проклятый мир.

Барака трясло от гнева, но он изо всех сил сдерживался. Акива же говорил и говорил. И так ли уж он был не прав? Сколько горя и унижений, измен и побоев должен вынести человек, прежде чем ответит ударом?

Барак поднялся и направился к двери.

— Скажи Авидану, господам из совета и всем этим мелким маклерам, что Акива и маккавеи велят передать англичанам и арабам: «Око за око, зуб за зуб!»

— Чтобы ноги твоей не было в моем доме, — сказал Барак.

Братья стояли друг против друга. В глазах Акивы заблестели слезы.

— В твоем доме?

Барак не отвечал.

— Мы же с тобой братья. Барак. Ты меня на своем горбу принес в Палестину.

— О чем теперь жалею.

У Акивы задрожали губы.

— Я такой же еврей, как и ты, и не меньше твоего люблю Палестину. Можно ли осуждать меня, если я следую велению совести?

Барак вернулся в комнату.

— Ты и твои маккавеи натравливаете брата на брата. Еще когда мы были детьми, ты ловко подбирал цитаты из Библии. Так вот, почитал бы теперь про зилотов, которые натравливали брата на брата и привели Иерусалим к разрушению римлянами. Вы называете себя маккавеями, но вы — зилоты.

Барак снова направился к двери.

— Помни одно. Барак Бен Канаан, — сказал Акива. — Что бы мы ни сделали, это не сравнится с тем, что творили с нами. Дела маккавеев придется сопоставлять с убийством, которое длилось две тысячи лет.

ГЛАВА 15

Яд-Эль разросся и стал настоящим селом. Мошав продолжал осушать болота, на отвоеванной земле могла поселится еще добрая сотня семейств. Хозяйство закупило две дюжины тракторов и комбайнов, устроило опытную станцию, в прудах разводило рыбу.

Улицы Яд-Эля зеленели круглый год. Появились начальная и средняя школы, общественные здания, плавательный бассейн, библиотека, театр и небольшая больница с двумя штатными врачами.

Крупнейшим событием в жизни новых сел стала электрификация. Когда лампочки одновременно зажглись в Эйн-Оре, Кфар-Гилади, Аелет-Гашахаре и Яд-Эле, это было отмечено празднествами, каких не видела долина Хулы.

В том же году евреи из Яд-Эля помогли своим арабским соседям проложить водопровод в Абу-Йешу, которая стала в Палестине первым арабским селом с водопроводом. Кроме того, на полях Абу-Йеши проложили оросительную систему с электрическими насосами. Арабы стали обучаться интенсивному поливному земледелию.

В благодарность Камал подарил Сионистскому поселенческому обществу несколько дунамов земли на небольшом плато над селом: он знал, что евреи ищут участок для нового поселения.