Король сыщиков - Нат Пинкертон

Иосиф Гартон и Билл Эверет оба сели на электрический стул, а Фреди Гаргама приговорили к пятнадцатилетнему тюремному заключению. Он не дожил до истечения срока наказания, спустя полгода скончавшись в тюрьме от чахотки.

ПИСЬМО С ТРЕМЯ КРЕСТАМИ

Глава I

Письмо до востребования

В один ненастный осенний вечер знаменитый сыщик Нат Пинкертон, зашедший по какому-то делу в почтовую контору в Нью-Йорке, заинтересовался странным на вид молодым человеком, высокого роста, в длинном черном плаще, в широкополой шляпе, надвинутой на брови и наполовину закрывавшей лицо поразительной бледности.

Отличавшийся необыкновенной наблюдательностью, сыщик окинул его пытливым взглядом. Ему еще никогда в жизни не приходилось видеть такого бледного лица, какое было у незнакомца: вряд ли подобная бледность могла быть естественной.

Повинуясь предчувствию, Пинкертон стал следить за подозрительным субъектом. Тот тихими, кошачьими шагами направился к отделению, где выдавалась корреспонденция до востребования.

— Скажите, пожалуйста, нет ли письма для М. К. 713? — спросил он вполголоса.

Чиновник порылся в ящике и, найдя письмо, выдал его молодому человеку, который торопливо сунул его в карман и той же кошачьей походкой вышел из почтовой конторы.

На улице тускло горели фонари; в двух шагах ничего нельзя было разобрать из-за сильного дождя, сопровождаемого пронизывающим до костей ветром. Неизвестный поднял воротник плаща и, не подозревая, что за ним наблюдают, остановился под ближайшим фонарем, который под порывами ветра ежеминутно грозил погаснуть, достал полученный в почтовой конторе пакет и вскрыл его.

Нат Пинкертон стоял почти за спиной у него.

Неизвестный, не успев прочесть и нескольких строк, глухо вскрикнул, зашатался, словно от удара, и с перекошенным лицом, широко раскрыв глаза, уставился на письмо.

Так как он держал письмо прямо перед собой, под светом фонаря, Нат Пинкертон, осторожно заглянув через его плечо, успел заметить, что вместо подписи там стояло три креста.

Больше, однако, ему ничего не удалось подсмотреть: незнакомец увидел сыщика и, пробормотав какое-то проклятие, скомкал письмо и быстро сунул его в карман.

Нат Пинкертон не торопясь пошел дальше, как будто дело его вовсе и не касалось, спокойно завернул за ближайший угол налево, но тут остановился и стал выжидать.

Поведение неизвестного показалось ему в высшей степени подозрительным, и он решил понаблюдать за ним.

Незнакомец все еще стоял под фонарем, тяжело дыша, но Пинкертон ясно видел, как его бледное лицо исказилось страшной гримасой, а рука в кармане сжимала скомканное письмо, точно оно представляло какое-то драгоценное сокровище.

Несколько минут, несмотря на все усиливающийся ветер и дождь, неизвестный простоял неподвижно, а затем, погрозив кому-то в пространство кулаком, повернулся и быстро пошел своей странной походкой, точно к чему-то подкрадываясь. Он прошел всю улицу Парк-Роу, завернул на Катем-сквер и, дойдя до угла Катарине-стрит, вдруг исчез в старом пятиэтажном доме № 85.

Тотчас у подъезда появился Нат Пинкертон и последовал за неизвестным.

При входе горела керосиновая лампа, тускло освещая длинный темный коридор с деревянной лестницей, ведущей наверх.

Неизвестного нигде не было; вероятно, он скрылся в подвале, так как за короткий промежуток времени, который прошел до появления здесь сыщика, он никак не мог успеть подняться даже на первый этаж.

Нат Пинкертон прислушивался около каждой двери, потом вышел на улицу, посмотрел, нет ли света в каком-нибудь окне; но все они были темны, а в доме по-прежнему стояла тишина.

В конце концов сыщик прекратил поиски. Правда, незнакомец казался подозрительным, однако определенных фактов, кроме странной бледности и письма, подписанного крестами и, быть может, содержащего какое-нибудь роковое для него известие, у сыщика не было.

Пинкертон отправился к себе домой, решив не упускать из виду таинственного дома № 85 на Катарине-стрит.

Бледный молодой человек заинтересовал сыщика, предчувствовавшего, что ему еще придется с ним встретиться. Но он и не подозревал о том, как скоро это случится.

В шесть часов утра Ната Пинкертона разбудил звонок телефона, стоявшего в спальне. Сыщик схватил трубку.

— Нат Пинкертон! Кто говорит? — спросил он.

— Инспектор Мак-Коннел! Здравствуйте, мистер Пинкертон! Скажите, пожалуйста, вы сегодня чем-нибудь заняты?

— Здравствуйте, Мак-Коннел! Нет, пока еще ничем. Я вам зачем-нибудь нужен?

— Да! Ночью произошло таинственное убийство на третьем этаже дома № 79 на 41-й Западной улице! Жертва злодеяния — молодой человек по имени Джон Фельдор. Преступник обставил дело так, что на поверхностный взгляд можно предположить самоубийство.

— Через двадцать минут, мистер Мак-Коннел, я буду к вашим услугам.

— Благодарю вас, мистер Пинкертон!

Сыщик повесил трубку, наскоро оделся и отправился на 41-ю улицу. В доме № 79 были меблированные комнаты, преимущественно занятые иностранцами.

Убитый, Джон Фельдор, оказался англичанином.

Пинкертон поднялся на третий этаж и в коридоре, покрытом коврами, застал нескольких полисменов. Дверь одной из комнат была широко открыта, и на ее пороге сыщик столкнулся с полицейским инспектором Мак-Коннелом.

— Хорошо, что вы пришли, мистер Пинкертон! Меня пугает это дело, опять какая-то загадочная история!

Нат Пинкертон оглядел комнату. Это была спальня, убранная очень элегантно. К ней примыкала гостиная, обставленная чрезвычайно изящно. Дорогие картины и другие произведения искусства свидетельствовали, что убитый, занимавший эти комнаты, вероятно, обладал и состоянием, и хорошим вкусом.

Труп Джона Фельдора обнаружили на постели. Это был молодой человек лет двадцати пяти, со спокойно застывшим лицом и крепко сжатыми губами.

В правой руке, лежавшей поверх одеяла, был зажат револьвер, левая свешивалась с кровати. Пуля прошла через висок навылет.

Сыщик внимательно посмотрел на труп и спросил:

— Каким образом вы пришли к убеждению, что тут не самоубийство?

— Это установил полицейский врач! — ответил инспектор.

— И совершенно правильно, — добавил Пинкертон. — Если предположить самоубийство, то нельзя не удивиться, до чего самоубийца ловко прицелился. Пуля прошла сквозь голову и вошла в стену.

— Полицейский врач, — продолжал Мак-Коннел, — нашел положение руки, держащей револьвер, неестественным. Тогда мне пришла идея достать из стены пулю, что было нетрудно сделать, так как она вошла неглубоко. И вот тут-то мы и установили, что пуля выпущена из револьвера другого калибра.

— Это доказательство достаточно убедительно! Но ведь и в этом револьвере не хватает одного заряда.

— Совершенно верно. Убийца — для большего правдоподобия — выстрелил и из него.

— И несомненно в камин! — сказал сыщик, который, подойдя к камину, сунул в него голову и посветил электрическим фонариком.

— Разве никто в доме не слышал выстрелов?

— Нет. При сильном шуме ветра, свирепствовавшего прошлой ночью, они ускользнули от внимания жильцов.

— Имя убитого, кажется, Джон Фельдор?

— Да. Больше о нем ничего неизвестно.

— Кто содержит эти комнаты?

— Вдова Анна Клеменс. Я уже допросил ее, но из показаний нельзя вывести никаких заключений. Она знает только, что мистер Джон Фельдор, богатый англичанин, поселился у нее три месяца назад. Он часто уходил из дому, любил развлечения, но никогда не говорил ничего, что касалось его личной жизни. Особое пристрастие он питал к изящным искусствам и нередко приносил домой новые картины и другие произведения искусства, которые вы видите здесь в таком большом количестве.

— Неужели миссис Клеменс совсем не знает, где молодой человек бывал?

— Я знаю только, что он иногда ходил в Стар-клуб! — послышался в эту минуту голос миссис Клеменс, добродушной седой старушки, вошедшей в комнату.

Пинкертон поклонился хозяйке и назвал себя.

— В Стар-клуб? — переспросил он. — Где он помещается?

— На 58-й улице, в доме № 245.

— У мистера Фельдора были там друзья?

— Не знаю. Сюда он не приводил ни одного знакомого, да и его никогда не спрашивали.

— Когда мистер Фельдор был последний раз в клубе?

— Недели три назад. До этого он каждую неделю бывал там по несколько раз.

— А куда он еще ходил, вы не знаете?

— Он часто посещал театры, но какие — тоже не могу сказать. Он вообще любил веселиться, но никогда об этом не рассказывал. Иногда он целыми часами просиживал у себя в комнате и писал необыкновенно длинные письма.

— Вы отправляли их когда-нибудь?

— Нет, он всегда посылал их сам.