Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мельница на острове Кижи.
Вряд ли главный мастер в артели плотников, сказавший: «Вот так надо ставить!», знал чертежи и делал расчеты, без каких сегодня не строят даже и гаража. Строилось на глазок. Но глаз у первого мастера был безукоризненным и точным. Знатоков дела Преображенская церковь и теперь поражает совершенством формы, нарядностью, величественной красотой, целесообразностью. Всех деталей. Слишком дорогое по тем временам железо в дело не шло. Только дерево! Только топором работали мастера. Двадцать два купола разных размеров бегут наверх ступенчатой пирамиды. Каждый купол стоит на «бочке», напоминающей стрельчатую подкову. Каждый купол и каждая «бочка» покрыты резной осиновой «черепицей», которая исстари называется лемехом. Она-то и придает всей постройке особую сказочную нарядность, особую легкость.
Специалист, приглядевшись к хитрым сплетениям кровли карнизов и переходов, заметит в них тщательно продуманный водосток. Вода не проникала в тело постройки, если шел прямой дождь и если шел косой дождь. Множество граней, углов, уступов и поворотов постройки, и всюду бревна подогнаны ладно и плотно друг к другу, так плотно, что лезвия бритвы теперь не удалось бы сунуть между бревен. Оттого и стоит постройка счастливо долго. И красотой не убавилась, хотя и видела несчетно дождей, много снега оседало на куполах, знала много ветров и солнца постройка, а стоит как невеста.
Рядом с ней еще одна церковь. Покровская. Это родная сестра первой, появилась на острове полстолетием позже. К этому времени мастера, спевшие первую песню, поумирали. Но умение искусно обращаться с деревом жило в Заонежье в каждом селении, в каждом доме. А среди большого числа мастеров всегда вырастает большой художник, которому по плечу работа, способная пережить человека. Покровскую церковь строил большой художник. Он взял все доброе и нужное от отцов, но спел свою, неповторимую песню. Девять чешуйчатых куполов венчают граненый бревенчатый сруб с пристройкой и нарядным высоким крыльцом. Четкие строгие линии, легкость и благородство рисунка. Все вместе: две церкви, колокольня более поздней постройки, ограда и полоска суровой каменистой земли делают неповторимо прекрасным и притягательным для людей этот пустынный остров.
Дома на островах гораздо моложе церквей, но всюду увидишь: топор держал истинный мастер – резные балконы во всю ширину лицевой стенки, резные наличники, крыльцо с широкой лестницей, резными столбами и кружевным «полотенцем» под кромкою крыши.
Один из домов, огромный и красоты необычной, мудрые люди перевезли недавно на Кижский остров по бревнышку и так сумели собрать, будто весь век стоял он на острове. Заходишь. Хозяев нет. Как будто только-только все, до малых детей, вышли из дому. Утварь на месте. Все из дерева. Бревенчатые стены. Скамейки вдоль стен. Кадки. Лохань. Ковшики маленькие и огромный с ведро. Самое ведро – тоже из дерева. Стол. Обувка – калоши и сапожки из бересты. Мешок берестяной. Туеса. Прялка. Ткацкий станок. Посуда. Ложки. Огромный черпак для скотины. Бидон для молока и отдельно для творога из бересты. Солонка. Кровать. Сундук. Дудочка на окне. Корыто… Два шага в сени – ларь для зерна. Сани. Мялка для льна. Вилы. Грабли. Соха. Борона и так далее. И все только из дерева, без единого гвоздика. Все практично и необычайно красиво. Все служило века и теперь быстро и невозвратно уходит.
И если не собрать остатки сейчас, не сохранить на память хотя бы в музеях, то уже дети наши будут думать, что всю жизнь мы ели из пластмассовых чашей металлической ложкой.
Надо беречь старину, потому что есть незримые нити между величавой постройкой древнего плотника и благородными контурами белой «Ракеты». И, слава богу, люди это, кажется, понимают.
Едут, едут. Архитекторы едут, плотники едут, художники, разные другие граждане едут. Тыщ сорок за лето… Мы сидим с плотником Кузьмичом на меже у края поспевшей ржи. Чуть шевельнешься – за воротник падают теплые зерна. За островом полыхает закат. Темные, как будто тушью по зареву писаные, стоят две церкви и колокольня. Как будто уцелели в прекрасном пожаре и только обуглились.
– Восьмой десяток живу. Не нагляделся. Будто вчера было: стоял молодым на этом вот месте. Таким же был и закат…
Михаил Кузьмич – редкого мастерства плотник. На соседнем острове он родился, с другого острова жену на лодке привез. Отец его тоже плотник. И дед его плотником был. И, может быть, именно его предок и звенел топором, когда валили тут бревна и ставили первую церковь. Такого мастера, как Кузьмич, не только на Онеге, не только в Карелии, но, может, сейчас и на всей земле такого мастера-плотника нету. Это и сами архитекторы говорят. Когда ученые люди хотят определить, сколько лет деревянной постройке, без Кузьмича не обходится дело.
Немало исходил Кузьмич по земле с топором. Был на работах в Финляндии, был в Новгороде, в Ярославле, строил дома пограничникам, звали его чинить постройку в кремле Ростова-Ярославского, много ездил по островам Онежского озера, но всегда возвращался сюда, в Кижи. Хозяйским глазом присматривал, не повело ли куда старое дерево. Подправлял, клал новый осиновый лемех на купола.
Артель плотников под руководством ученых и Кузьмича по бревнышку собирает привезенные с островов курную избу, водяную и ветряную мельницы с потертыми жерновами и огромными деревянными шестеренками. За такой работой нужен глаз да глаз.
Церковь Преображения. Без единого гвоздя сработана!
Живет плотник на острове в большом доме возле церковной ограды. Летом в доме не протиснуться от приезжих. Летом к острову плывут белые пароходы, плоты, катера, приходит «Ракета». Но замерзает озеро, и остров с церквами, старым домом и мельницами погружается в сон. Бывают дни – ни звука. Даже старые бревна давно уже не трещат от мороза. Только самолетом можно добраться зимой на остров. Уедет молодой архитектор Костя. Уедут экскурсоводы. Два человека останутся. Михаил Кузьмич и старуха его, Марья Васильевна. Как всегда, старуха будет ворчать: «Какая жизнь, пора бросать, к сыновьям бы…»
У стариков есть где жить в городе. И пенсия Кузьмичу, если бросил бы остров, выходила б такая же, как зарплата. Не бросает. Марья Васильевна долго и не ворчит, знает нрав старика. Зимуют вдвоем. Остается на острове еще лошадь Мушка, коза Мушка и кошка того же имени. В морозные дни на остров будут приходить плотники из островных деревень. Будут работать. А в метельные дни, когда ветер гудит в дырявой трубе и замерзшие галки с криком носятся под крестами, старики будут думать о лете. И лето приходит. Опять идут пароходы, плоты и лодки. Едут и едут люди. Едут люди за радостью и красотою.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Queen: The Definitive Biography - Лора Джексон - Биографии и Мемуары
- Вначале был звук: маленькие иSTORYи - Андрей Макаревич - Биографии и Мемуары
- Любовь Орлова. 100 былей и небылиц - Юрий Сааков - Биографии и Мемуары
- Гаршин - Наум Беляев - Биографии и Мемуары
- Эйзенштейн для XXI века. Сборник статей - Жозе Карлос Авеллар - Биографии и Мемуары / Прочее / Кино
- Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4 - Дмитрий Быстролётов - Биографии и Мемуары
- В небе - гвардейский Гатчинский - Николай Богданов - Биографии и Мемуары
- В небе фронтовом (Сборник воспоминаний советских летчиц - участниц Великой Отечественной войны) - неизвестен Автор - Биографии и Мемуары
- Мои воспоминания о Фракии - Константин Леонтьев - Биографии и Мемуары