Двери в черную радугу - Александр Годов

Седьмой стоял в нерешительности. Голоса в голове становились всё более настойчивыми, требовательными. Они не давали сосредоточиться. Иди, иди, иди, иди. Кивир ждёт. Кивир хочет раскрыть все тайны. Кивир могущественен. Однако Седьмой силой воли заставлял себя быть начеку и не торопиться.

Все дороги вели к пирамиде. И Седьмой был не единственный, кого притягивала её сила и тайны: на пути встречались люди с пустыми глазницами, уроды, представляющие собой смесь человека с лягушкой, крылатые, червивые короли. Все они месили грязь ногами и лапами, грызлись между собой в надежде оказаться во чреве пирамиды. И путь их был благословенным Всплеском.

Седьмой старался держаться подальше от тварей и людей. Не хватало еще сдохнуть у самых стен пирамиды, преодолев большую часть пути длиною в двадцать лет.

Резкий ветер приносил с собой блаженную прохладу и песок, застревавший в рваных мышцах Седьмого. От палящего солнца можно было укрыться лишь под голыми ветками древних изогнутых дубов, что торчали из-под земли, напоминая старушечьи пальцы. В небе кружились падальщики. Как только какая-нибудь усталая тварь падала без сил, они набрасывались на неё и пировали. Изредка птиц прогоняли монстры или люди, но не для того, чтобы спасти брата по несчастью, а чтобы напиться кровью и наесться гнилым мясом.

Седьмому было наплевать. Он чувствовал себя посторонним наблюдателем. Его желудок не требовал пищи или воды. После метаморфозы Седьмой не нуждался больше ни в отдыхе, ни в еде. Его белесые глаза смотрели на мир через призму Всплеска. И уже ничего и никто больше не вернет того прежнего Седьмого, что жил в лесу, охотился, читал, вычислял и мечтал. Кивир преобразил его, сделал уродом — все ради того, чтобы раскрыть тайну Всплеска.

Седьмому оставалось идти к пирамиде и разрывать последние ниточки страха, связывающие прошлое, настоящее и будущее.

***

Каменная дорожка вела к мраморным колоннам, затем выводила к поистине исполинской арке. Седьмой озирался по сторонам и плелся мимо скульптур. Его костяной нарост, заменяющий правую ногу, с глухим стуком ударялся о камни. Тишина стояла такая, что можно было услышать, как лохмотья кожи Седьмого с чавканьем бились о кости. Воздух вокруг колонн дрожал. У входа в арку колыхались зыбкие языки пламени.

Нечего бояться! Просто иди и не оглядывайся. Делай вид, что ничего не происходит.

Седьмой стиснул зубы и продолжил путь. Он не сразу понял, что голоса в голове затихли. Больше никто не звал его, не заставлял идти. Такая свобода действий настораживала. Неужели Кивир что-то задумал? Глупости. Скорее кукла поняла, что обратного пути у него не было. Только вперед.

Скульптуры изображали одного и того же голого человека в разных позах: вот он сидит, вот стоит и показывает рукой на арку, вот лежит. Кто это человек? Местный божок? До безобразия толстый: гигантских размеров живот, отчего его обладатель походил на сморщенную грушу, три подбородка, пухлые пальцы-сардельки. Седьмому бросилось в глаза то, что на каждой скульптуре выделялся раздутый, неестественно длинный член толстяка. Головка пениса была не округлой, а скорее напоминала острие копья. Но надо отдать должное скульптору: его творение вызывало скорее восхищение, чем брезгливость.

Седьмой приблизился к арке. Языки пламени грозно зашипели. Они вырывались из-под земли и камней и колыхались на ветру.

— Зайди в арку. — Это был голос Кивира. Он словно раздавался сразу отовсюду. — Чтобы попасть в пирамиду, нужно пройти через огонь.

— А если я не хочу идти в пирамиду? — Язык не слушался Седьмого.

— Тогда ты умрешь. Но я знаю тебя слишком хорошо. Седьмой, ты не отступишь, не обманывай меня.

— Смогу ли я потом выйти из пирамиды?

— Не сможешь. Из нее нет выхода. Я уверен, что ты сам не захочешь её покидать.

— Я умру?

— А разве сейчас ты не мертв?

— Мое сердце еще бьется, — сказал Седьмой. — Я могу думать, разговаривать. Я еще жив. Не лги мне!

— Твое сердце бьется, но кровь не бежит по сосудам. Твои органы разорваны в клочья, а кожа висит лохмотьями. У глаз нет зрачков, они белее снега. Ты думаешь и разговариваешь только потому, что я так хочу. Ты свое отбегал, мертвый человек.

Седьмой огляделся по сторонам. Вдруг Кивир лишь забалтывает его, чтобы дать своим тварям возможность нанести удар исподтишка?

— Здесь нет больше никого, кроме тебя и меня, — сказал Кивир и засмеялся. — Будь же смелее! Больше нечего терять.

— Можно я задам последний вопрос?

— У тебя еще будет прорва времени в пирамиде, чтобы спрашивать.

С этими словами голос Кивира умолк. Седьмой звал куклу, но ответом ему было лишь шипение огня. Он в последний раз оглянулся, чтобы запомнить цвет неба, песка, грязи и камней. Похоже, больше их он никогда не увидит.

Тянуть нельзя.

Седьмой сделал шаг в сторону арки…

***

Тьма была настолько плотной, что, казалось, ей можно задохнуться. Она обволакивала тело, давила на каждую клеточку кожи. Сестрица тишина усиливала страх. И если ад существует, то в нем нет чертей, жарящих грешников на сковороде, нет хитроумных машин, расчленяющих тело, нет кипящих смол. Ад — это бесконечная пустыня черного хрустящего песка с вечной ночью. В нем не свистят ветра и не идет дождь. Ад — это пустота.

Седьмой старался не думать об окружающей тьме. Кивир сказал, что он мертв. Чего терять? Надо привести в порядок мысли и попытаться понять, где находишься. Седьмой пошарил руками вокруг себя. Пальцы нащупали нечто холодное и склизкое. Так же медленно, слабыми руками провел по поверхности чуть дальше.

Стена?

— Тебе нужен свет? — раздался в голове голос Кивира.

— Где я? — как можно спокойнее произнес Седьмой.

— В пирамиде, разумеется.

— Ты обманул меня!

— Я задал тебе конкретный вопрос, мертвый человек. Тебе нужен свет?

— Да.

— Хорошо. Тебе придется меня найти. Ты должен заслужить нашу беседу. Отыщи проводника.

— И где мне его искать? — спросил Седьмой, но Кивир умолк.

Вспыхнули факелы. Сердце Седьмого вздрогнуло.

Он находился в длинном коридоре, стены, потолок и пол которого были обшиты человеческой кожей. Сотни искаженных страданиями лиц пустыми глазницами уставились на Седьмого. Сшитые между собой грубыми нитями, они представляли огромное полотно мук и боли сумасшедшего художника. Из ртов мертвецов (мертвецов ли?) периодически вытекала вязкая черная жидкость. Она попадала на сделанные из сотен отрубленных рук желоба в полу.

Седьмой с отвращением отпрыгнул от стены, но взгляд все равно цеплялся за человеческие лица. В надежде, что вся пирамида не может быть сделана из людей, он осторожно двинулся по коридору. Под ногами хлюпало и чавкало. Затхлый воздух пахнул едкой мочой, кровью и экскрементами — тяжелый, вызывающий рвотный рефлекс.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});