Миромагия - Александр Матюхин

Бабушка Фима перевела на него хмурый взгляд.

— А вы, молодой человек, держитесь меня, и все в вашей жизни будет просто замечательно.

Семену очень хотелось в это верить. У него из головы не уходил разговор с Никак. Семен решил, что сначала спасет мир от конца света, а потом займется собственной жизнью. Неплохой план на ближайшее будущее, верно?

Ночное кладбище. Здесь тихо и безлюдно. Здесь нет посторонних людей, которые бы засоряли воздух словами и дыханием, нарушали бы прелестную тишину звуками шагов, похрустыванием косточек в суставах, шмыганьем носов или мелодиями мобильных телефонов. Кладбище — это место вечного покоя. Абсолютного и безоговорочного. Как правило, никого не спрашивают, хотят ли они провести вечность на кладбище. Как правило, люди узнают об этом уже после своей смерти, но когда их кладут в гроб, а гроб опускают в двухметровую яму, а потом закидывают землей — сопротивляться уже не только бесполезно, но и физически невозможно. Как бы ты там ни вопил внутри черепной коробки.

Ночное кладбище во Мраке. Здесь всегда ночь, всегда ветер, капает легкий дождик, а луна, будто одинокий фонарь над целым миром, лепит тени в уголках надгробных плит, у склепов и на крестах. У луны это единственное развлечение, и не надо ее упрекать. Мрак преобразует, превращает обычные вещи в нечто совершенно непредсказуемое. Голые ветки деревьев над гробовой плитой какого-нибудь графа Сухавальского кажутся руками давно умерших людей, застывших в нелепой позе, будто зовущих кого-то, или ждущих… Холмики свежих могил, с сырой землей, еще не успевшей осесть, похожи на норы мифических существ, которые живут в недрах земли, в том самом Мраке, и выползают на поверхность, чтобы забрать очередную жертву. Они выбираются из-под земли неторопливо, разгребая вокруг себя землю, щурятся подслеповато и сверяются с древними списками — кто же сегодня умрет? Кого привезут в обед, а кого ближе к вечеру?.. Во Мраке все не так, как кажется, не стоит забывать об этом.

Крысолов шел медленно и тяжело. От каждого шага в боку словно проворачивался раскаленный кулак, наматывающий кишки. Перед глазами плясали огоньки, мысли путались. Одно было ясно — дела плохи.

Еще и Ыть пропал. Без его тепла под сердцем было совсем неуютно.

Они вышли на улицу, под дождь — сначала водитель, потом муза, следом крысолов, замыкал паренек в очках и с револьвером

Справа и слева от сторожки раскинулось кладбище. Впереди тянулась тропинка утоптанного песка, упиравшаяся в металлические ворота. За воротами стоял припаркованный автомобиль. До автомобиля идти не больше трехсот метров, но крысолов подозревал, что это будет долгая прогулка. С его-то здоровьем… и с некоторыми обстоятельствами…

Слева мрак казался гуще, тени от деревьев ласкали надгробные плиты. Справа темноту разгонял одинокий фонарь. Света было достаточно для того, чтобы очертить неровный круг, позади фонаря все исчезало во всепроникающем Мраке.

— Не задерживаемся. — приказал паренек в очках. — Не малые же дети, зачем мне вас уговаривать? Давайте, быстро разделаемся со всем и по домам, идет?

— Я хоть сейчас. — призналась муза. — Мне все это порядком надоело.

— А мне из-за тебя так и хочется заняться изучением азов тригонометрии! — заметил человек в очках. — Я вот о чем подумал. Может, поработаешь на меня?

Кажется, муза оскорбилась.

— В каком смысле?

— Ну, ты же муза. Поработай на меня музой. Я тебе денег заплачу. Сколько ты хочешь? Сотню? Две?

Муза фыркнула. Столько презрения крысолов слышал разве что в перепалках между его матерью и отчимом. Оба ненавидели друг друга, будто один был ангелом, а вторая бесом. Хотя, они оба были бесами.

Внезапно крысолов музу зауважал. А еще начал осторожно оглядываться по сторонам. Ему очень хотелось увидеть хотя бы одну могилу, увидеть, как дрожит земля, поросший легкой травой холмик, будто кто-то мертвый пытается выбраться из-под земли наружу…

— Ты думаешь, мы за деньги работаем? — спросила муза. — Может быть, ты думаешь, что мы какой-то там профсоюз по вдохновению? Расписание, там, составляем, график или еще что?

Паренек в очках пожал плечами.

— Вам виднее. — сказал он. — Мое дело предложить.

— Все вы в этом мире одинаковые! Вы любите достигать своих целей просто так, с легкой руки, чтобы муза вам в помощь. И губите себя, душу травите, сознание рвете, спиваетесь, самоубийством жизнь кончаете… Думаешь, я мало видела непризнанных гениев, которые решили, что раз муза появилась, то и дело в кармане? Думаешь, у них что-то получилось? Вы все всегда ищете легкости. В заработке, в жизни, в смерти даже. Все жалуетесь на муз, которые не пришли вовремя и не сделали вашу работу такой легкой и воздушной. И ведь никто из вас не замечает, что работа, она не делается, если вы ее сами не начнете делать, безо всякой посторонней помощи! Запомнить надо!

Паренек в очках зааплодировал. Звонко, восхищенно, от чистого сердца.

— Браво! — воскликнул он. — Блестящая речь! Похвально! Ценю! Тогда, объясни мне, что ты делаешь у Вора? Вдохновляешь его на следующую кражу? Или перевоспитываешь? Или он тебе заплатил? А?

Крысолов сделал несколько шагов по дороге. Ему очень хотелось, чтобы тени по сторонам зашевелились — и совсем не просто так. Ну, же. Кладбище, полное мрака и зомби. Брокк, где же ты?

— Чем я занимаюсь — не твое дело! — решительно отрезала муза. — Ты меня чуть не взорвал в поезде, а теперь предлагаешь работу? Будь я тысячу раз продажная, я бы ни за что не согласилась.

— У тебя есть два часа, чтобы подумать. — заметил человек в очках.

— У меня есть два часа, чтобы выцарапать тебе глаза!

Обмен любезностями закончился. Крысолов украдкой смотрел по сторонам. До ворот осталось не больше двухсот метров. Еще несколько шагов — расстояние таяло. Неужели помощи не ждать?..

— Хозяин хотел бы узнать, что тут происходит.

Из темноты слева показался зомби. Старый разлагающийся зомби. Из подбородка торчали редкие седые волоски, зубы топорщились шатким заборчиком, из глаз сочилась прозрачная жидкость. Видимо, зомби никого, кроме крысолова не заметил.

— Я теперь пленник. — шепнул крысолов.

— Не понимаю.

В этот момент прозвучал выстрел. Зомби отшвырнуло в темноту, остро запахло паленой кожей.

— Тут и понимать нечего. — улыбнулся паренек в очках, картинно сдувая дым, струившийся с дула револьвера. — А теперь живее! Мы и так тут задержались до безобразия! Кто последний — останется в сторожке до самого конца света. Не до того, который мог бы наступить, а до самого настоящего, неопределенного и далекого. Почти вечного!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});