Лабиринт отражений - Сергей Лукьяненко

– Дима, ты понимаешь, чем стала виртуальность?

– Свободой!

– Тогда в чём ты меня упрекаешь? Мы не в праве требовать от Неудачника ничего! Ни-че-го!

– Почему же не вправе? – Дибенко облокачивается на надгробие «верящего в чудо» и усмехается: – Да, пусть не формулы и чертежи… не вакцины и рецепты справедливого общества. Но хоть надежду он мог нам дать! Нам, всем! Если он пришёл – значит, всё будет хорошо! Если он есть – значит, мы не захлебнулись свободой!

Кажется, я снова чего-то не понимаю!

Но Дибенко продолжает, и я молчу.

– Думаешь, я знал, что делаю? Тогда… Нет! Я напился! В драбадан, в дрызг, в стельку! Прилип к машине, а спать не хотелось, и играть тоже не хотелось, работа поперёк горла стояла, начал подбирать цветовую палитру, ритм изображения… очень хотелось музыку наложить, а машина дохлая была, без саунд-карты!

Значит, не врут легенды…

– Я не знаю, как! – кричит Дибенко. – Это она захотела родиться, а не я её родил! Это глубина, глубина пришла сквозь меня – в мир! Я понял, я почувствовал, но я – не творец! Лишь проводник, перо, которым двигала чья-то рука! Издалека, сквозь мрак, сквозь тишину – дотянулась, и заставила сделать! Её! Дип-программу!

У меня дрожь проходит по телу, и не потому, что Дмитрий сказал о тишине. Просто и мне это чувство знакомо. Ужас творца, который не понимает, как и что он создал.

– Меня одни называют гением… – человечек с синяками под глазами хватает меня за руки. – Другие – тупицей, нашедшим жемчуг в навозной куче! А ведь всё неправда! Сквозь меня глубина пришла в мир. Значит – кому-то это было нужно! Не сейчас… потом…

Дибенко смотрит на меня, жадно и восторженно. Шепчет:

– Он хоть что-то тебе сказал? Хоть намекнул… откуда? Год, век, тысячелетие?

– Дима… – бормочу я. – Да с чего ты взял…

– Когда ты ушёл… – шепчет Дибенко. – Ты попал в капкан, ты не мог вырваться с моей машины. Но ведь ушёл… снёс всю информацию с дисков и ушёл! Это он тебя научил, дайвер? Он?

На него жалко смотреть. Я так не люблю жалость – она убивает не хуже ненависти, но Дибенко хочется пожалеть.

Вот только голос, голос у него не тот. Так может унижаться прославленный актёр в трагической роли…

– Ты представить не можешь, – говорит Дибенко, – сколько сил я на это положил! Чем рискнул… положением в совете директоров «Аль-Кабара», агентами в «Лабиринте»… Ты не поймёшь, вы, в России, до сих пор не понимаете… А я ведь тебя расколол! Отследил канал! Я знаю, кто ты! Леонид, я знаю твой адрес в Диптауне! Компания «Поляна», квартира сорок девять. Ты в моих руках! И настоящий адрес узнать могу! Но я ведь не угрожаю! Я прошу… будем вместе!

Словно время пошло по кругу – уже не Гильермо, а Дмитрий Дибенко протягивает мне руку.

– Они не могут понять, – шепчет он. – Всё, что угодно. Пришельцы из параллельных миров, инопланетяне, машинный разум… Нет этого! Ничего нет, кроме нас! В дне вчерашнем, и в дне будущем – только мы!

Я понимаю…

– Можно верить, а можно смеяться, – Дибенко ударяет кулаком по несчастному памятнику. – Но единственное, что не имеет границ – это время. Компьютерная сеть живёт и будет жить, и память об этом пареньке переживёт всех нас! Информация не имеет границ во времени. Неудачник, он заглянул в прошлое человечества. Из того прекрасного далека, до которого нам не дожить, из будущего Земли – он шагнул в детство виртуального мира. Ну пусть, пусть мы безобразны и дики! Но хоть что-то он может сказать? Дать нам… веру…

– Дмитрий, но почему? Почему ты так решил?

– Потому что знаю! – Дибенко заглядывает мне в глаза. – Не мог я случайно создать дип-программу! Это всё равно, что с завязанными глазами стрелять – и попасть в тысячу мишеней подряд! Я никакой не гений, я обычный человек. Просто там, в будущем, решили создать виртуальность. Может быть, это было предопределено. Может быть, им просто нужен был плацдарм… смотровая площадка, чтобы заглянуть в наш мир. И я стал… пером в чьей-то руке…

– Плацдарм? – переспрашиваю я. – Плацдарм – это война.

– Да! А на войне надо убивать… и брать пленных.

– Ты знаешь, сколько есть версий о Неудачнике?

– Да.

– Если он не из будущего? А из другого мира?

– Пусть! Тогда – тем более! Он в нашем мире, и здесь – наши законы! Мы должны понять, кто он.

Да чего, собственно, он хочет от меня?

Смотрю на Дибенко – дрожащие губы, усталые глаза, неряшливый, опустившийся вид. Чего он добивается? Чтобы я передумал? Сдал ему Неудачника? Да это в любом случае – не в моих силах. Мы только потратим время…

Время…

Он знает моё имя и адрес. Знает, где я живу в виртуальности.

Даже сумел отследить меня у Ромки.

А теперь тянет время.

Я отшатываюсь, бросаюсь к калитке. Дибенко смотрит мне вслед, не пытаясь помешать. Только на лице появляется улыбка – довольная улыбка актёра, отыгравшего роль и вслушивающегося в аплодисменты.

101

Такси проносится мимо – словно моя поднятая рука больше ничего не значит в Диптауне. Я дёргаюсь вслед машине, вновь машу рукой…

Бесполезно.

Это война.

Как Дибенко смог отсечь меня от транспортной сети Диптауна? Может быть, у него и там пай?

Но ведь я теперь не нуждаюсь в «Дип-проводнике»…

Уже знакомое ощущение, когда город вокруг схлопывается, превращается в схему. Парю над городом, тянусь сквозь расстояние, сквозь чужие компьютеры – к своему дому.

И ударяюсь в стену.

Я вижу дом, населённую вещами многоэтажку – но внутрь проникнуть не в силах. Что-то изменилось в самом пространстве.

Делаюсь реальным – не в самом здании, а рядом, на тротуаре.

Дом пылает.

Не пожар, скорее невиданная иллюминация. Стены меняют цвет и яркость, каждая песчинка сияет как драгоценный камень. Дом – как нелепый прямоугольный бриллиант под лучом прожектора.

И люди, очень много людей. Мундиры городской формы безопасности, охранники «Лабиринта», стражники «Аль-Кабара»… Кольцо оцепления вокруг дома, снайперы с винтовками, автоматчики за прозрачными щитами, парящие в воздухе стрелки с реактивными ранцами. Я возник внутри оцепления, и сотня стволов мгновенно нацеливается на меня.

Пауки договорились и раскинули паутину сообща.

– Леонид! Поднимите руки и приближайтесь! – раскатывается над улицей голос. За стеной охраны, в радужных отсветах иллюминации – группа людей. Урман, Вилли, Человек Без Лица, комиссар Джордан Рейд.

Надо же!

Какая честь для меня! Куда податься бедному дайверу? Официальные и неофициальные властители глубины сошлись у его дома!

– Леонид, медленно приближайтесь! – повторяет Рейд. Его голос эхом отдаётся вдоль улицы.

По крайней мере, они стараются соблюсти видимость законности. Операцию проводит полиция.

Иду, под прицелами стволов, под надзором сотен компьютеров, каждый мой шаг взвешен и оценен, каждый байт информации течёт под незримым присмотром…

Охрана впереди расступается, пропуская меня. Гильермо отводит взгляд. Урман – который на самом деле лишь секретарь Урмана, ехидно улыбается. Дибенко, вновь надевший свою туманную маску, бесстрастен.

Обращаюсь к Рейду, игнорируя их всех.

– Что происходит?

– Вы обвиняетесь в незаконном проникновении в чужое информационное пространство, в применении оружия, повлекшем значительный материальный ущерб, в сокрытии информации, жизненно важной для Диптауна, – чеканит Джордан. – Вы задержаны для выяснения обстоятельств.

– А в чём обвиняется мой дом? – спрашиваю я. Но Рейда с позиций не сбить:

– Проводится поиск улик.

Оглядываюсь на пылающее здание. Поиск? Как бы не так. Консервация. Заморозка. Перенасыщение каналов информацией. Сможет ли Неудачник отразить атаку – или даже его сил не хватит?

– Я сдаюсь, – говорю я. – Признаю все обвинения. Прошу прекратить… это.

Джордан качает головой. С лёгким сочувствием во взгляде, но с непреклонной решимостью.

– Не пытайтесь скрыться в реальность, – предупреждает он. – Мы запросили «Интерпол» о вашем физическом аресте.

Накатывает страх – лишая воли, гася силы. Может быть там, в настоящем, за моей спиной уже стоят угрюмые омоновцы в чёрных матерчатых масках?

Настоящая тюрьма, настоящий допрос – это не азарт виртуальных схваток. Это гнилой матрас, баланда, чей рецепт неизменен со сталинских времён, зарешеченное окошко, и не обезображенный интеллектом конвоир.

Или моя родная полиция, при всей готовности обменять российского гражданина на десяток списанных портативных радиостанций, ещё не научилась работать быстро?

Глубина-глубина… и бежать.

Я смотрю в нарисованные лица, на охранников с оружием. Нет границ для охотников за чудом. Со всех концов Земли они нырнули в глубину – чтобы вырвать, выдрать кусочек тайны – откуда бы ни принесла её судьба в наш мир.

И меня охватывает ярость.

– Джордан… я даю вам десять секунд… – шепчу я. – Вам, всем. Десять секунд, чтобы убраться.