Экспедиция «Тяготение» - Хол Клемент

Тиир был заметно выше, когда он наткнулся на новую трещину. Теперь ему понадобилось меньше времени, чтобы переправиться, но все-таки это была новая задержка; и в конце концов, когда красное солнце вошло почти в зенит и сделалось вдвое больше, чем оно казалось с места крушения планера, он был вынужден признать, что лето все-таки захватило его на лавовом поле, а лето - это не такое время года, которое можно провести вдали от больших запасов воды.

Значит, его смерть наступит несколько раньше, чем он ожидал, и надо будет что-то сделать с книгами. Вероятно, когда он не вернется домой в срок, его примутся искать; он еще не слишком удалился от обычного воздушного маршрута между Кварром и Ледяной Крепостью, и поисковым группам не понадобится напрягать воображение, чтобы понять, где он находится. Нужно только сделать что-то, чтобы его можно было легко заметить с воздуха. Он поразмышлял, не стоит ли вернуться к планеру, но скоро понял, что больше не способен на такое путешествие - хотя бы потому, что слишком ослабеет к тому моменту, когда доберется до трещин, и не сможет перебраться через них. Конечно, если бы он сразу отдал себе отчет, как мало у него надежды пересечь лавовое поле, он оставил бы книги в планере; но тогда ему просто в голову не приходило усомниться в своих силах. И теперь ему предстояло исправить эту ошибку или, по крайней мере, дать возможность исправить ее кому-то другому.

Естественно, никаких следов на голых камнях он не оставил, и поисковым группам, которые найдут планер, не будет от этой находки никакого толку. Они будут знать только, в какую сторону он пошел; но им не известно точно, когда произошло крушение, и ничто не подскажет им, какое расстояние он успел пройти. Они не смогут предположить, как и он сам, что ему не удалось добраться до края лавового поля; никто точно не знает, каковы условия в такой близости от вулкана.

Наблюдатель с воздуха не сможет обнаружить его тело на фоне лавы, ибо ни размеры его, ни цвет ничем не выделяются на этой местности. Все каменные обломки вокруг примерно одинаковой расцветки, и потому бесполезно пытаться выложить из них какой-нибудь заметный узор, который мог бы привлечь внимание поисковых групп. В его узле не было ни материала для достаточно большого флага, ни краски, которой можно было бы что-нибудь написать на скалах. Единственными предметами, пригодными, по мнению Дар Лан Ана, для решения этой проблемы, были пряжки на его ремнях.

Железные, плоские, хорошо отполированные, они могли служить зеркалами, хотя и были весьма малы. Поскольку другого выхода не оставалось, надо было приспособить эти пряжки. Он все еще продолжал брести к северу, когда пришел к этому выводу.

Теперь оставалось решить, остановиться ли тут же на месте и посвятить оставшееся время выкладыванию из пряжек узора, который с максимальной надежностью привлечет внимание наблюдателя с пролетающего планера, или же продолжать идти до тех пор, пока он не почувствует приближение конца. Последнее решение имело то преимущество, что давало ему надежду добраться до какого-нибудь особенно удобного места, скажем, до пика или до нагромождения лавовых пластов, которое само по себе бросится в глаза поисковой группе. То, что при этом он мог найти воду и спасти собственную жизнь, не играло для него никакой роли; выбирая решение, он уже считал себя мертвым. Единственное преимущество первой альтернативы состояло в том, что остаток жизни он мог бы провести в тени, а это было бы куда приятнее, чем тащиться дальше и дальше под огнем двух солнц. Неудивительно, что он решил продолжать путь.

Он брел, карабкался, взбирался в зависимости от характера местности, а красное солнце все поднималось, все росло. Вот оно уже начало попятное движение к востоку, и только равномерное движение Аррена на запад могло еще служить ориентиром для Дар Лан Ана. Вероятно, поправки, которые Дар вводил в свой курс, были несколько неопределенные; вероятно, его путь, путь к концу, вообще нельзя было назвать курсом в истинном смысле этого слова, ибо, по мере того как шло время и поднималась температура, его мозг все сильнее одолевали мучительные сигналы жажды, которые слало его тело. Человеческое существо на его месте давно бы уже погибло - умерло и высохло бы до последней капли влаги. Но у Дар Лан Ана не было потовых желез, его нервные ткани выдерживали температуры, близкие к точке кипения воды, и потому он терял драгоценную жидкость не столь быстро, как человек. Правда, с каждым выдохом вода все же понемногу уходила, и дышать становилось все больнее. Он уже не знал, почему так колышется ландшафт впереди: быть может, дрожит горячий воздух, а быть может, у него что-то со зрением; ему то и дело приходилось наводить на один предмет оба глаза, чтобы удостовериться, что видит он правильно. Выступы скал на короткие мгновения принимали облик живых существ; однажды он поймал себя на том, что сворачивает с пути - обследовать лавовый валун. И долгие секунды прошли, прежде чем он смог убедить себя, что за валуном никто не прячется. Здесь никто не жил; никто не мог двигаться. Звуки, достигавшие его ушей, были просто треском разогретой и лопающейся под солнечным светом лавы. Это он слышал и раньше.

И все-таки определенно какое-то движение было. Может, нужно вернуться и посмотреть?…

Вернуться. Это единственное, чего нельзя делать. Из всех возможных действий это - самое бесполезное. По-настоящему бесполезное. И если уж галлюцинации завладели его мозгом настолько, что могут толкать его на такие поступки, значит, он ближе к концу, чем думал. Пора остановиться и заняться отражателем, пока не утрачен контроль над мышцами.

Он не стал тратить время на бесполезные сожаления, он просто остановился и принялся внимательно оглядываться. В нескольких ярдах от него возвышалась глыба застывшей лавы, выдавленной некогда из коры и поднятой почти вертикально давлением жидких скальных пород снизу. Ее верхний край отстоял от подножия на добрых три ярда, что вдвое превышало рост Дар Лан Ана, но поверхность скалы была достаточно грубая и шершавая, чтобы за нее можно было цепляться когтями, и он подумал, почему бы ему не разложить свои пряжки на вершине.

Он стащил с плеч узел с книгами и прислонил его к горячей скале. Проверил, туго ли затянут узел, и закрепил его у скалы одной из лямок; после лета, вероятно, и здесь пойдут дожди, и Дар не мог позволить, чтобы книги промочило или унесло потоком.

Затем он снял с себя ремни и стал осматривать их одним глазом, в то время как другой глаз был устремлен на верхушку скалы, где он намеревался разложить пряжки. Два или три ремешка оказались лишними, и он положил их возле узла; остальные, с пряжками, он опять затянул на себе, чтобы освободить обе руки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});