Кукла из вечной тьмы - Артур Гедеон

вступить в любовную связь.

– Инцест? Отлично!

– Только по матери.

– Говорю же: здорово! Молодцы ребятки. И что дальше?

– А дальше то, что юноша – это Савва Андронович Беспалов, кукольник.

– Ага, ясно. Я так и думал: узел завязался очень крепкий. Только разрубить и остается.

– Как вы сами понимаете, его предки по отцу были колдунами. Они помогли душе Лилит задержаться в некоем пространстве до того самого времени, пока кукольник не найдет для нее новое тело. А кукла была промежуточным звеном между душой Лилит и живой женщиной тут, в этом мире.

– Я уже чувствую, Андрей Петрович, куда вы меня выведете.

– Кукольник загубил несколько женщин, прежде чем его эксперимент удался. Но Лилит сама через волшебную куклу смогла найти новое тело – Лики Садовниковой, застенчивой медсестры. Я умудрился влюбиться в нее как раз в те дни, когда случилось это переселение, превращение, называйте сие действо как хотите.

– Да, да, понятно.

– А потом кукольник убил мою Лику, а я убил кукольника. И сжег куклу, чтобы она больше не была ничьим порталом для перехода в этот мир. Но, как оказалось, я сжег копию куклы Лилит, пустышку, а настоящая осталась в доме, ее и нашла лейтенант полиции Лиза Сорокина. Красивая, смелая, яркая. И Лилит, ждавшая своего часа в Долине скорби, как она ее назвала один раз, через куклу тотчас вошла в нее. И вот эту женщину, однажды полюбив, а потом потеряв, я встретил вновь. В чем я виноват?

– Да-а, – протянул Долгополов. – Зря я не прихватил своей настойки.

– Могу коньяка плеснуть?

– Сделайте милость.

Крымов достал из бара бутылку коньяка и налил им обоим по рюмке. Поломал плитку шоколада. Они выпили.

– Значит, она демон, – убежденно пробормотал Антон Антонович. – О господи! Тогда все еще хуже. В сто раз хуже. И страшнее.

– Почему демон?

– Почему демон? – усмехнулся Долгополов. – Кто вот так прыгает по жизням, вступает в сговор с темными силами, шарахается по преддверьям ада, по долинам скорби, тот, хочет он того или нет, становится демоном. Даже сам этого не понимая. И не желая, возможно. А может быть, и страстно того желая. Такие индивидуумы тоже находятся. Это уже проклятая душа, Андрей Петрович.

– Я все равно люблю ее – а она меня.

– Она вам так сказала, да?

– Представьте себе.

– Хорошо представляю. Так, я за портфелем, – сказал Долгополов, встал, отправился в коридор и вернулся со своим жеваным-пережеваным кожаным портфелем.

Положил его на стол, открыл, вытащил гору подписанных папок с тесемками, старинную книгу, несомненно фолиант со своей полки, сам портфель убрал под стол. Весело посмотрел на детектива.

– Что это? – спросил Крымов.

Старичок деловито хлопнул по книге и папкам.

– Вещдоки, Андрей Петрович. Вещдоки! Как видите, я пришел не пустой, а с доказательной базой. Вам, как истинному следаку, это слово должно быть хорошо известно. На всякий случай прихватил. Если у вас крыша уже поехала, то что с вами делать? А она у вас поехала. Ну что ж, пойдем по порядку. Ваши фотографии очень помогли, я о рисунках на теле вашей спутницы, но там нельзя было разобрать того, что мы увидели на других фотографиях.

– Других? – поморщился Крымов.

– Именно. Вчера мне поступили такие же фотографии от моего человечка, который внедрен в фармацевтическую корпорацию «Эврика» к братьям Белоглазовым. Эти фотографии делал профессионал, и он-то хорошо знал, что должен запечатлеть на теле вашей возлюбленной.

Долгополов взял первый конверт и вытащил из него стопочку фотографий.

– Вот, посмотрите. – Он подтолкнул ее к детективу. – А я вам растолкую, что тут и к чему.

Крымов стал заинтересованно просматривать фото. Это была, несомненно, его Лиза, но здесь она позировала в какой-то химической лаборатории, и тоже абсолютно голой. Только эти фото и впрямь были сделаны куда более профессионально: они цепляли самые потаенные уголки ее прекрасного тела, не пропускали ни одного рисунка, а где-то увеличивали изображение в десятки раз.

– Да, это она, – согласился Крымов.

– Несомненно.

– И кто это сделал? – ревниво поморщился сыщик.

– Думаю, один из братьев Белоглазовых. Он-то в отличие от вас знал, что фотографировать.

– В каком смысле?

– В простом, Андрей Петрович. Видите эту ящерицу?

– Конечно.

– А видите, как увеличен ее глаз на следующем фото?

– Вижу, – кивнул Крымов.

– А почему, знаете?

– Без понятия. Но, уверен, вы мне подскажете.

– Непременно, – ответил Долгополов, уже роясь в портфеле, откуда он скоро выудил старинную лупу в костяной оправе. – А потому, что в глазу ящерицы, как и вот в этом лепестке, и на этом вот хвосте змеи, – старичок тыкал пальцами в снимки, – прорисованы части заветной формулы, которая и была перенесена из того мира в этот. Держите. – Он протянул Крымову лупу. – И смотрите внимательно, и не говорите потом, что ничего не видели.

Крымов подносил линзу то ближе к фотографии, то отстранял ее, всматриваясь в закорючки.

Да, Антон Антонович не выдумывал: в хвосте змеи, в глазу ящерицы и на лепестке были прописаны буквы и цифры.

– Вижу.

– А есть и другие, – заверил его Долгополов.

– И что это за формула?

– Формула снадобья, которое будет распространять ваша подруга на планете Земля. «Луч надежды». Все ее тело – это и есть одна большая картина. Она включает в себя и мистические символы, помогающие демону при переходе из одного мира в другой, так сказать, дьявольские обереги, и в прочих делах уже здесь, под лазурными небесами. А теперь хотите узнать, в каком салоне тату она сделала себе эти рисунки? И кто их наносил на ее кожу?

– Да, хочу, – честно признался Крымов.

Этого он действительно желал – увидеть гениального художника, оставившего на теле его любимой все эти чертовы рисунки. Пришла очередь фолианта, за который взялся Долгополов.

– Таскаю старинные книги, выношу их на влажный воздух, – сетовал он, – нехорошо поступаю, в нарушение всех библиофильских правил. Ну ладно, тогда смотрите: общеевропейский «Бестиарий», издание 1756 года, Брюгге, увидел свет как раз перед Семилетней войной. – Он интригующе усмехнулся. – Кто, сказала ваша пассия, делал ей эти несравненные татушки?

– Парень, с которым она встречалась. Оттачивал на ней свое мастерство. А она любила его и позволяла делать это с собой. Считала его гением.

– Ясненько, закладка на странице 101. – Долгополов повернул фолиант, раскрытый на означенной странице, и аккуратно подтолкнул его к Крымову. – Только коньяк уберите, прошу вас. Эта книга бесценна.

Крымов убрал свою рюмку и шоколад и придвинул фолиант.

– В каком-то смысле она не соврала вам, – продолжал Долгополов. – Вот он, посмотрите, ваш художник. И впрямь гений. Один из старших демонов – кличка Нелюдь. Проводит вечность в преддверии ада,