Пруд двух лун - Кейт Форсит

Все сквайры залились грубым смехом. Толстяк, шатаясь, поднялся на ноги, пытаясь расправить мятый и грязный камзол и оглядываясь в поисках Изабо.

— Вот нахалка! — пробормотал он, прижимая тыльную сторону ладони ко рту. — Думает, что может кусать меня, да? Ну, я ей покажу!

Изабо поднялась, подобрала свой муслиновый чепец и попыталась ускользнуть незамеченной. Сквайр поднял скатерть и заглянул под стол, приговаривая:

— Ну, курочка, где ты прячешься?

Изабо спряталась за спиной одного из высоких слуг и под прикрытием его широких плеч на цыпочках прокралась к двери.

Она уже выбралась из зала, когда, к собственному ужасу, увидела Сани, стоящую за дверью. Несмотря на то что все, кроме служанок и лакеев, нарядились в свои самые яркие одежды, старая женщина была с головы до ног одета в черное и походила на черного жука, попавшего в стаю бабочек.

За спиной у Изабо пьяный сквайр, протянув руки начал пробираться к ней. Она перевела взгляд с него на Сани, чувствуя себя попавшей в ловушку. В тот самый миг старая женщина обернулась и увидела Изабо с чепцом в руке и растрепанными рыжими кудрями. Колючие бледные глаза остановились на ней, и Изабо точно пригвоздило к полу. Она не могла сдвинуться с места и лишилась дара речи, то ли от страха, то ли от тайной силы старой служанки.

— Значит, это ты внучатая племянница Латифы, — сказала Сани. Изабо медленно кивнула.

— Которая недавно прибыла из Рионнагана.

Она снова кивнула.

— Ты остриглась?

Изабо хотела объяснить, что она болела и лежала в лихорадке, и волосы обрезали, чтобы сбить жар. Но она не смогла вымолвить ни слова, язык отказывался ей подчиняться, поэтому она просто кивнула еще раз.

Старая женщина усмехнулась.

— Ты что, язык проглотила?

— Нет, госпожа, — выдавила Изабо, ее голос был тонким и писклявым. Она увидела, что глаза старой женщины — такие бледно-голубые, что они казались почти бесцветными — окинули ее взглядом, и девушка слегка задрожала. Взгляд Сани стал еще более острым, когда она заметила ее руку, обмотанную бинтами и полускрытую фартуком.

— Ты поранилась? — спросила она бархатным голосом, и Изабо увидела, как ее взгляд метнулся к крошечному шраму между ее бровями.

— Да, госпожа, — вежливо ответила она.

— И как же это случилось? Покажи мне.

Изабо еще глубже спрятала изувеченную руку под юбки. Она не могла придумать ничего такого, что можно было бы сказать. Наконец, она вспомнила ту историю, которую сочинила Латифа, и выдавила:

— Я засунула руку в кроличий силок.

— Не слишком умно, верно?

— Да, госпожа.

Голосом елейным, точно драгоценное масло, старая женщина прошептала:

— Покажи мне твою руку, родственница Латифы-кухарки, — но прежде чем Изабо успела отреагировать, она почувствовала, что толстый сквайр остановился у нее за спиной, схватив ее за руки так, чтобы она не могла вырваться, и впился слюнявыми губами ей в шею.

— Подари мне поцелуй, моя красавица, — забормотал он заплетающимся языком. — Сегодня Купальская Ночь, время любви...

В обычных обстоятельствах Изабо отпихнула бы его, но сейчас, когда Сани преградила ей выход и начала задавать ужасные вопросы, она упала в его объятия, так что он пошатнулся назад. Они рухнули на стол, потом на пол, и сквайр очутился на ней. Изабо ухитрилась выбраться из-под него и заползла под стол, а дюжина рук подняла пьяницу на ноги.

— Она снова ускользнула! — закричал он. — Вот чертовка! Найдите ее, ребята!

Опять последовала игра в кошки-мышки вокруг стола, но, в конце концов Изабо спас один из слуг, устроивший ей разнос за то, что флиртовала со спутниками лордов. Вконец разволновавшись, Изабо разрыдалась.

— Я не виновата! — закричала она. — Он был слишком силен! Я пыталась убежать, я даже укусила его, когда он попытался поцеловать меня!

— Ну-ну! Не плачь, девочка. Возвращайся на кухню, а я ничего не скажу Латифе.

Утирая слезы фартуком, Изабо натянула чепец на растрепанные кудри. Она сделала большой крюк, чтобы не попасться на глаза Сани, которая все еще рыскала за дверью, сбежала по широкой лестнице в холл, а оттуда в сад, который заполонили толпы гуляк. Обходя стороной длинные цепочки танцующих, она, наконец, нашла темный уголок, где могла посидеть и прийти в себя. Ее сердце бешено колотилось, и ей пришлось сесть на траву, жадно глотая прохладный ночной воздух. Сани что-то подозревает , подумала она. Как она могла узнать?

Изабо попыталась подумать, но ужас сбивал ее с толку, так что все, что ей удалось сделать, это сжать кулаки и попытаться успокоиться. Сьюки говорила, что Сани была настоящей главой Оула. Может быть, она слышала обо мне от искателей ведьм. Должно быть, в нагорьях Рионнагана это была большая новость — что рыжеволосую ведьму поймали и пытали. Но все думали, что я погибла. Меня бросили озерному змею. Никто не знал, что я жива, пока я не пришла сюда. Никто здесь не знает, кто я такая на самом деле, кроме Латифы...

Эти мысли приободрили ее, и она еще раз повторила их про себя. Потом она вспомнила, каким потрясением оказался для нее вид красных юбок Банри и как Сани смотрела на нее потом. Должно быть, она каким-то образом выдала себя. Латифа говорила, что ее мысли были такими же отчетливыми для того, кто мог бы их прочитать, как будто она кричала о них в полный голос. Возможно, Сани на самом деле ничего и не знала, а просто насторожилась, уловив случайную тревожную мысль, которой Изабо позволила ускользнуть. Это предположение было столь утешительным, что Изабо поднялась на ноги хотела расправить юбки, и замерла, так и не завершив это движение.

«Значит, ты остриглась», — сказала старуха. А в первый раз она спрашивала Сьюки и Дорин о новой рыжеволосой служанке месяц назад или даже больше. У Изабо снова затряслись руки и ноги, и она серым мешком осела на траву. Все было правдой. Сани откуда-то знала обо всем...

Незадолго до полуночи заключенного вытащили из камеры и провели вокруг главной площади Дан-Горма в шутовском колпаке, после чего привязали к столбу посреди площади, окруженному огромной кучей дров. Все это время он просил и умолял своих захватчиков о пощаде, крича, что он не колдун, а искатель Оула. Стражники только смеялись. На площади плясали циркачи, вращая горящие обручи и изрыгая огромные языки пламени. Барабаны бухали, дудки свистели, а толпа была наполнена возбужденным предвкушением. Жители Дан-Горма привыкли к огненным казням Оула, и лишь немногие в толпе чувствовали жалось к вопящему человеку. Наконец к куче дров поднесли факел, и желтые языки пламени взметнулись к небу. Когда огонь начал лизать ноги приговоренного, чары рассеялись, и в искаженном страданием лице человека проступили черты Искателя Айдана Жестокого. Искатели, выстроившиеся перед костром, сразу же узнали своего товарища, но его было уже не спасти. Они закричали, требуя принести воды, но его уже проглотила яркая завеса пламени, и истошные вопли оборвались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});