Точка-джи-эл - Борис Долинго

«Облажался, кажется», – подумал Пошивалов и потерял сознание.

* * *

Сильно трясло, словно его везли на тачке по булыжной мостовой.

Пошивалов открыл глаза. Страшно хотелось пить, а перед глазами болталось что-то серое с блестящим прямоугольничком посередине. Когда зрение сфокусировалось, он понял, что его действительно везут, но не на тачке.

Он лежал на широком сидении минивэна, похожего на санитарную машину, которая мчалась по гладкому шоссе – об этом Фёдор мог судить по плавности хода, поскольку окна в машине были матово-серыми. Но каждое плавное качание отдавалось болью, и это производило впечатление, что его тащат по камням в тележке на железных колёсах.

Грудь у него была замотана-перемотана, от левой половины отходила толстая трубка, оканчивающаяся в блестящем разными финтифлюшками и глазками цилиндре, стоящем на полу.

Скосив глаза, Фёдор увидел сидящего через проход на откидном сидении Кирилла Францевича. Заметив, что раненый пришёл в себя, орханин участливо наклонился и спросил:

– Ну, как, больно?

Пошивалов кивнул, как мог.

Кир поманипулировал чем-то на стенке цилиндра, невидимой Фёдору.

– Так лучше?

Пошивалов снова кивнул, чувствуя, как боль, заливавшая его с головы до ног, сжимается и отползает в дальний уголок тела. Впрочем, она была такая большая, что совсем исчезнуть не могла. Одновременно захотелось спать.

Кир приоткрыл окошечко в отсек водителя и сказал:

– Элвуд, нельзя ли поскорее?

– Можно, – проворчал водитель, и Пошивалов узнал Вильямса. – Если хотите, чтобы остановила полиция. Мы же конспиративная скорая помощь, я не могу включить сирену!

– Остряк! – заметил по-русски Кир, закрывая окошечко.

– Что, так плохо? – поинтересовался Фёдор, хотя боли почти не осталось.

Орханин пару секунд смотрел ему в глаза.

– Если откровенно, весьма хреново. Бочину тебе разворотило, будь здоров. Пули у этого гада оказались усиленные, хоть и стрелял с глушителем. Да и не мог я тебя вывозить сразу, а местных врачей не пригласишь. Твоё счастье, что когда мы сообразили, что случилось и где тебя искать, я догадался прихватить полевой реаниматор. – Он кивнул на блестящий цилиндр.

Фёдор судорожно вздохнул, борясь со сном, и боль снова зашевелилась в груди.

– Но если бы мы опоздали минут на двадцать – хана бы тебе, парень, прямо говорю. В любом случае теперь тебя придётся вывозить на лечение туда, – Кир показал пальцем в потолок минивэна. – Надо только подальше от города отъехать, а то челнок скрытно не сядет, сам понимаешь. А ещё требуется вывезти этих субчиков в надёжное место – они же «вещественные доказательства». Ну и заварил ты кашу, скажу тебе!

– Сильно накажут? – проговорил Пошивалов, едва ворочая языком.

Кир усмехнулся:

– Я бы тебя наказал, ох, как наказал! Но тебя, скорее всего, даже наградят…

– Посмертно! – выдавил Фёдор деревянными губами.

Кир снова усмехнулся и осторожно потрепал его по колену:

– Выживешь, солдат, выживешь. Будешь как новенький. Вообще ты, хотя и вопреки инструкциям и дипломатическим нормам, сделал большое дело. Без твоего «нарушения правил» мы бы ещё чёрт знает сколько блуждали в потёмках.

– Но как они умудрились людей завербовать? – Фёдор говорил всё тише.

– Клоны, понимаешь, дружище, клоны! Штучные клона, наши полевые анализаторы не отличают. Вот зачем им нужен был экипаж того корабля. А нам предстоит выяснить, как они научились в мозги так залезать, что фактически туда своих пересаживают. Это не просто вр е менные программаты, это новая проблема, но теперь мы хоть знаем, в чём дело. Конечно, жаль, что ты своего бывшего друга завалил, снайпер – точно в лоб ему впечатал дважды, аж мозги разбрызгало…

Пошивалов вдруг всхлипнул, и Кир истолковал это по-своему.

– Фёдор, ты не переживай, ты не друга убил, он им уже не был.

Пошивалов чуть повёл головой:

– Да я уже понял, что я – идиот? К тому же бабочка…

– Что за бабочка?

Фёдор объяснил.

– Антон всегда ненавидел насекомых, а тут так нежно её в воздух подбросил. Это не сразу в голову пришло, но не давало покоя весь вечер.

– В общем, твой друг давно умер, не сегодня утром.

– Он не умер, – прошептал Пошивалов. – Они все живы, пока я помню…

Он закрыл глаза, и, не в силах сопротивляться наваливающемуся сну, поплыл в темноту временного небытия. Перед ним вставали дорогие лица – жены, дочки, Антошки.

«Они все живы, – беззвучно повторил Пошивалов. – Пока я их помню! И пока помню я – я сам живу!»

Он знал, что должен выжить, что у него на Земле и на десятках других планет ещё есть много жён, дочек и друзей, пусть не его собственных, но всем им требуется защита. Потому что все люди – братья перед лицом куда более серьёзной угрозы, чем свары между белыми или чёрными, христианами или нехристями. И даже те, кто пока этого не понимает, как большинство на Земле, рано или поздно поймут. А пока не поймут, он будет драться за них – везде, где нужно. Драться и помнить… И жить – пока помнит!..

Машина свернула на просёлок, и теперь затрясло по-настоящему. Пошивалов слегка застонал сквозь сон.

Кирилл Францевич проверил крепление носилок и осторожно погладил забинтованный бок раненого.

– Спи, солдат, спи. Я тебе умереть не дам, у нас дел по горло!

Глава 4. Кадровый вопрос

Из тупика

Кирис выехал со стоянки загодя – он терпеть не мог попадать в пробки, регулярно возникавшие на основных магистралях города в часы пик. Сегодня намечался более или менее свободный день – передислокация резиденции всегда даёт возможность немного расслабиться.

– Катастрофически не хватает народа, – произнёс Кирис вслух и поймал себя на том, что сказал это по-русски.

Он усмехнулся? а ведь он стал русским, как русский разведчик Максим Исаев из хорошо известного Кирису фильма стал в известной степени немцем. Впрочем, что тут удивительного, если и он почти двадцать пять лет живёт здесь, и давно привычки и культура этого народа стали его привычками и его культурой. Хотя он мотается по всей Земле, начинал-то именно в России, и привык считать её второй родиной. Конспирация же требует, чтобы постоянный резидент-координатор на планете являлся её реальным жителем со стопроцентной «легендой», подтверждённой всеми необходимыми свидетельствами, метриками, манерой поведения, привычками и тому подобными штуками.

У него и брат здесь работает, и тоже относится к этой стране с большой любовью. Хотя, казалось бы, есть на планете места уютнее и в климатическом, и в бытовом отношении, но трудно найти более открытый, доверчивый и расположенный к контакту народ.

Им следовало давно называть себя не русскими, татарами, и так далее, а одним словом – россияне, но предрассудки по-прежнему мешали забыть, что нет наций или рас, а есть просто «люди Земли», земляне. Это неизбежно случится, но случится не скоро, во всяком случае, не так скоро, как хотелось бы Кирису, поэтому реалии приходилось учитывать.

В общенациональном и культурном отношении цементирующим народом в России, безусловно, являются русские: убери их – и всё рухнет. Страна превратится в набор территорий, где проживают отдельные « национальности и народности ». Некоторые из них, возможно, со временем станут нациями , некоторые – никогда не станут. Такова жизнь, как говорится, но как обидно, что земное человечество, разделённое расовыми, национальными и, что ещё хуже, религиозными предрассудками, тратит драгоценное время на разрушительные внутренние распри! Если бы они знали, что происходит там, над голубыми сводами небес!

Кстати, орхане играют в Содружестве Идентичных ту же роль, что русские в России: убери орхан – и единство одинаковых рас, разбросанных неизвестно когда и кем по планетам, иные из которых удалены друг от друга на десятки и сотни световых лет, если не рухнет, то сильно пошатнётся. В некотором смысле Россия – маленькая модель СИ, правда, члены Содружества уже осознали, что перед лицом альтеров все они прежде всего люди.

И у России положение сложнее, чем у СИ. Кириса удивляло, что после всех катаклизмов, пронёсшихся над этой страной за последние сто с небольшим местных лет, она оставалась единым государством. Впрочем, судя по многим факторам, вхождение в капитализм ей вряд ли удастся пережить, и восточные земли заселят полчища китайцев, а на юг наползут орды из южных стран. При всём уважении Кириса к культуре любого из народов Земли, он понимал, что в этом случае замечательная русская культура, выражающаяся прежде всего в уникальном языке, и умении терпимо строить отношения с разными народами на бытовом уровне , скорее всего по большей части погибнет, растворённая менее толерантными пришельцами.

Порой Кирису хотелось наплевать на соглашение по ЕХС и начать подпольную деятельность для сохранения страны и улучшения ситуации здесь. Устранять продажных политиков, способствовать принятию нужных законов – например, закона о въезде в страну, ограничении иммиграции, о возвращении русскоязычного населения, брошенного безответственными политиками на произвол судьбы в Туркмении, Киргизии или Латвии.