Генерал Ермолов - Олег Михайлов

Настало 12 октября, день, обильный величайшими последствиями, когда была поставлена преграда дальнейшим наступательным действиям завоевателя и началось сокрушение исполинского могущества, добытого шестнадцатилетними победами.

8

Малоярославец был объят пожаром. С обеих сторон ни на минуту не прекращалась ружейная и пушечная пальба.

Казаки за цепью пехоты стояли в линии перед пылающим городом, из пламени которого, словно адские тени, выскакивали итальянцы и задирали русских стрелков. В Малоярославец вошла дивизия генерала Дельзона из корпуса вицекороля Италии Евгения.

Город уже пять раз переходил из рук в руки.

Лишь только Ермолов отослал гонца к Кутузову, как сам ночью с конноартиллерийской ротою Никитина поскакал к передовому отряду Дорохова, чтобы своими глазами удостовериться в справедливости полученных сведений. Через молодой березник, еще сохранивший лист, Алексей Петрович достиг перед рассветом обширной поляны, которая простиралась от Боровска до Малоярославца. Вскоре горизонт со стороны Боровска зачернел неприятельскими войсками. Узнав от пленных, что Наполеон должен в тот же день обедать в Боровске, Ермолов бросился в Малоярославец, перед которым уже находились три батальона итальянцев.

Малоярославец, уездный город Калужской губернии, расположен на правом, возвышенном и крутом берегу реки Лужи. Он запирал собой несколько дорог: новую почтовую из Москвы через Боровск на Калугу, проселочные из Тарутино через Спасское, из Серпухова через Черную Грязь и из Медыни, лежащей на пути между Юхновом и Можайском. Дохтуров, устроившись лагерем позади города, поручил защиту его Ермолову, которого подкрепил пехотой. Два раза русские брали Малоярославец и оба раза были выбиты из него.

Безуспешность атак заставила Ермолова открыть мощный артиллерийский огонь, а легкие пушки подкатить к самой окраине города. Штабс-капитан Горский повел свою батарею рысью, хотя лошади и были утомлены. Не доезжая Малоярославца, батарея заняла позицию на левой стороне калужской дороги.

Горский приказал заряжать орудия картечью. Неприятели были уже совсем близко. Первый выстрел уложил целый ряд итальянцев. Потом загремели выстрелы второй, третий, четвертый. Все они были очень меткими, и в рядах итальянцев произошло замешательство. Адъютант Ермолова капитан Поздеев, сидевший на колокольне, умело корректировал стрельбу русских батарей.

На левый берег Лужи прибыл вице-король Италии Евгений. Он приказал ввести в бой все три дивизии своего корпуса. Перед полуднем в город, куда Ермолов посылал один полк за другим, вступила с севера дивизия Брусье.

Вслед за егерями, удерживавшими часть Малоярославца, с неимоверной быстротой явились Софийский и Либавский полки. Ермолов приказал построить их в колонны и лично подтвердил нижним чинам не заряжать ружья и без крика «ура!» ударить в штыки. Неприятель был сбит и преследовался до центра города, где полковник Никитин со своей конноартиллерийской ротой занял на возвышении кладбище и учредил батарею. На улицах загорелось самое упорное сражение, но победа не склонялась ни на ту, ни на другую сторону.

Для действия конницы в городе не было места, и она оставалась охранять броды и дорогу к Спасскому, откуда должны были прийти части главных сил. Ермолов отправил навстречу Кутузову генерал-адъютанта Орлова-Денисова с убедительнейшей просьбой спешить к Малоярославцу.

Сам французский император приехал к Малоярославцу в полдень и остановился на левом берегу Лужи. Окинув взором место битвы, он приказал навести понтонный мост выше города. Но главное его внимание было обращено не столько на сражение, сколько на левую сторону, к Спасскому, откуда мог прийти Кутузов.

Итальянцы усиливали натиск. Ермолов, отступая, поставил против главных ворот Малоярославца сорокапушечную батарею. Вскоре из-за пыльных облаков, обыкновенно поднимавшихся впереди движущихся войск, блеснули штыки и ружейные стволы. На дороге от Спасского показался корпус Раевского, и за ним — вся армия. Пришедшие из Тарутина корпуса сразу же вступили в бой. Кутузов руководил сражением. Вокруг него свистели ядра и пули. Тщетно упрашивали его удалиться из-под выстрелов. Он не внимал просьбам, желая удостовериться собственными глазами в намерениях Наполеона. Дело шло о результате всего похода, а потому ни в одном из сражений Отечественной войны Кутузов так долго не оставался под выстрелами, как в Малоярославце.

Он повелел Платову с двадцатью казачьими полками отделиться от армпи влево по берегу Лужи и произвести ночной поиск на дороге, ведущей из Боровска в Малоярославец, в тылу у противника.

На рассвете 13 октября в обгорелом, дымившемся Малоярославце не видно было ни одного неприятельского стрелка: все они попрятались за развалинами домов и заборов.

В унисон мертвой тишине наступил мрачный пасмурный день. Кутузов приказал авангарду отойти назад и присоединиться к армии; полки, стоявшие всю ночь под ружьем, медленно отступили.

Глубокой ночью три сильных отряда казаков двинулись в обход французов и в четвертом часу поутру переправились па левый берег Лужи, а затем скрытно пошли к столбовой дороге. По тракту тянулись колонны пеших и конных войск.

То была неприятельская артиллерия, следовавшая из Боровска к Малоярославцу. Начальники казачьих отрядов решили ударить по орудиям.

Сперва донцы пошли шагом, потом рысью, наконец, с обычными криками высыпали на дорогу. Артиллеристы своротили в сторону, стараясь спастись по полям, но были настигнуты; при этом захвачено более 50 орудий. Пока одни казаки поворачивали пушки, чтобы увезти нч, остальные кинулись на обозы, наскакав на драгун под огромными шишаками и в светлых плащах. Посреди них окруженный генералами всадник в треугольной шляпе, с мокрой от пота челкой, обнажил шпагу.

Под угрозой пленения оказался сам Наполеон.

В пятом часу пополуночи поехал он из Городни вторично в Малоярославец в сопровождении только трех взводов, так как остальной конвой не успел отправиться за ним.

Дорогой у генерала Паца упал эполет. Он сошел с лошади поднять его и, наклонясь к земле, услышал конский топот и ржание. Поднялась тревога, кое-кто из челяди стремглав кинулся назад. Часть экипажей начала поворачивать и несколько из них опрокинулось.

Наполеон, не понимая причины внезапного переполоха, продолжал двигаться навстречу войскам. Вдруг адъютант императора Рапп крикнул ему:

— Скорей назад! Это они! — Он схватил за повод лошадь Наполеона, поворачивая ее со словами: — Ваше величество! Это необходимо!

Гордость не позволила Наполеону бежать, и он остался на месте, ожидая казаков; маршалы Бертье и Коленкур последовали его примеру. Рапп едва успел повернуться лицом к казакам, как один из них с такой силой вонзил копье в лошадь, что поверг ее на землю. В ту же минуту вся лава, пересекая дорогу, устремилась на богатый обоз, опрокидывая людей, лошадей, экипажи. Тем временем из Городни подоспели конвойные драгуны и конные гренадеры.

Вместе со свитой императора они атаковали донцов и принудили их отступить. После тревоги Наполеон продолжал путь к Малоярославцу, снова обозревал поле сражения и русскую позицию, но на сей раз не сделал никаких распоряжений к бою.

Бездействие противника привело Кутузова к заключению, что Наполеон имеет новые замыслы и что, не успев при Малоярославце пробиться на Калугу, он, вероятно, хочет открыть себе путь через Медынь на Юхнов. Фельдмаршал еще более укрепился в этом мнении, получив известие о появлении на медынской дороге авангарда Понятовского.

Желая предупредить Наполеона со стороны Медыни и в то же время не упустить из виду новую калужскую дорогу, он приказал войскам в ночь на 14 октября отойти на Детчпну, а затем еще дальше, к Полотняному Заводу.

Перед вечером в ставку прискакал Ермолов, уставший, осунувшийся после трех суток сражений, но с неукротимой жаждой продолжать бой. Кутузов, указывая на него генералам, воскликнул с довольным лицом:

— Еще этому орлу я полета не даю!..

— Неужто мы опять отступаем? — спросил Ермолов.

Он принялся горячо убеждать Кутузова не покидать позиции перед Малоярославцем, доказывая, что ничто не обнаруживает готовности французов к наступательным действиям: с начала дня артиллерия подкреплений не получала, и можно предполагать, что город занят одним авангардом.

— Не от Наполеона следует ожидать безрассудной решительности, — говорил Ермолов. — Позиции нашей армии выгодны, а неприятель никогда не решится принять бой в городе, имея позади неудобные спуски к реке, пагубные в случае неудачи, и мосты, на которые нацелены наши пушки. Армия наша превосходит неприятеля в силах. Кавалерия свежа и в хорошем состоянии, а у французов большой в ней недостаток…

— Голубчик, все равно надобно идти, — возразил на это Кутузов.