Времена года - Арпад Тири

силой сжимает лопату в руках.

Глаза у него как штыки. Такой может убить. Дезертир способен на все. В руках держит блестящую коричневую банку... Грабитель? Хочет отнять ящик? Нет, он не отдаст его... Убьет лопатой, но не отдаст. Нужно ударить его, ведь у солдата нет винтовки... Правда, в кармане у него может оказаться пистолет, а эта коричневая банка, может быть, настоящая ручная граната?

Балинт в состоянии нервного потрясения. Пот заливает ему глаза, щиплет кожу, но он не шевелится, чувствуя, что одно неосторожное движение может стоить ему жизни.

Почти как на войне.

Петер чувствует, что старик боится его. Он видит, как подрагивает заступ у него в руках, и тут же успокаивается, но пока с места не двигается.

— Добрый день, господин Каша! — холодно здоровается Петер, недоверчиво глядя на старика.

Тесть лавочника вздрагивает, удивленно открывает и закрывает рот. Любопытным взглядом сверлит угловатую фигуру небритого солдата, но все еще не узнает его. Он силится что-то припомнить, но нет, не может.

Петер Киш подходит ближе.

— Не узнаете? Забыли Петера Киша? Ну? Мужа Вероники Патко...

Старик в упор смотрит на солдата. Взгляд его внимательно шарит по лицу земляка, восстанавливая по отдельным чертам знакомое лицо.

Однажды он видел Петера в корчме, когда тот дрался с односельчанами. Тогда он смотрел точно таким же холодным беспощадным взглядом на своего противника. Как-то Каша заходил к Кишу сказать, чтобы Вероника приходила на поденщину. Тогда он стоял у калитки: такой же печальный, опустив плечи, а однажды сам зашел в лавку зятя попросить дать товар в кредит, и голос у него был таким же холодным и безнадежным, как сейчас.

Да, это, конечно, он, только похудел немного, да под глазами у него залегли глубокие тени.

Старик с облегчением вздыхает.

— Так это ты?.. Не сразу я тебя узнал... — обрадованно бормочет старик, втыкая заступ в землю, и садится.

Петер подходит ближе. Банку консервов он положил обратно в вещмешок и, кивнув в сторону полуоткрытой ямы, спрашивает:

— Что, клад ищешь?

Старик снизу вверх глядит на него, долго не отвечает. Он подозрительно рассматривает солдата, словно все еще не верит своим глазам, потом усмехается и хлопает ладонью по ящику.

— Поможешь?.. Хочу закопать этот ящик.

— Закопать?

— Да.

Петер, прислонившись к дереву, с удивлением смотрит на старика — уж не шутит ли он с ним.

— А что в ящике-то?

Старик некоторое время молчит, словно размышляет.

— Одежда, — отвечает он наконец. — Барахлишко.

— Одежда?

— Да.

Солдат подходит ближе. Остановившись перед Балинтом, показывает на ящик и спрашивает:

— Присесть можно?

Старик неохотно кивает и подвигает руку к лопате: а вдруг все же придется защищаться?

Петер смотрит на тестя лавочника долгим безжалостным взглядом, потом пересаживается на другой край ящика, трогает толстые доски рукой и удовлетворенно кивает головой.

— Крепкий ящик... Из лавки?

— Да.

— Значит, говоришь, барахлишко тут?

— Ну да.

Снова долгое недоверчивое молчание.

— Тяжелый? — осторожно спрашивает Петер Киш.

Балинт кладет ладонь на ручку лопаты и угрюмо смотрит на Киша.

— Вдвоем справимся.

— На чем привезли-то?

Старик показывает рукой в сторону кустарника.

— Тачка там у меня... чуть было не надорвался.

Солдат опять рассматривает и ощупывает ящик.

— Да, тяжелехонек... Что же зятя на помощь не позвали?

Старик враждебно моргает глазами.

— У него и без того хватает дела. Вечером немцы ушли из деревни, теперь они у Диселя. Окопали пушки и ждут, когда русские перевалят через гору. Плохо нам здесь придется...

Петер роется в вещмешке. Достает две отсыревшие помятые сигареты. Одну протягивает старику, тот взглядом благодарит его.

Оба молча курят.

Балинт Каша все еще обеспокоен.

Он знает семью Петера Киша. Знал его отца, пока тот не переехал в Халап. Жену Петера он каждый день видел на улице или в лавке, но этот человек пришел сейчас издалека. Год назад он уехал отсюда на фронт, и, кто знает, каким стал за это время? О дезертирах чего только не рассказывают.

Петер ждет, что скажет Каша. Сам ничего не спрашивает. Кто знает, каким стал за это время Балинт Каша? Возьмет да и выдаст его жандармам или гитлеровцам. Надо набраться терпения и спокойно ждать, хотя каждая минута кажется ему часом. Заговорит же наконец старик. Неужели не расскажет, что натворили в селе фашисты, что стало с Вероникой, какой урожай был в прошлом году и кто из друзей Петера погиб на фронте. Нужно только подождать.

Петер смотрит на толстого старика, сжимающего рукой черенок лопаты, и ждет, когда тесть лавочника нарушит молчание. Но старик осторожен, терпелив. Он тоже ждет.

Докурив, старик выплевывает окурок.

— Русские сюда скоро придут, — тихо говорит он, избегая взгляда солдата. — Говорят, они все забирают.

Петер Киш потягивается, закуривает последнюю сигарету, но ничего не отвечает.

Вдруг Каша доверчиво подвигается к солдату:

— Ты видел русских?

— Видел.

— Какие они?

Солдат пожимает плечами и встает. Он понял, что старика интересуют только русские, и тут же возненавидел его. Убил бы сейчас этого толстого человека в зимнем пальто. Упрямый черт! О самом главном — ни слова. Для него сейчас весь мир заключается в этом ящике с барахлом, которое могут отобрать русские.

Солдат смотрит в яму. В сердцах пинает ногой мягкие комки земли, поглядывая на обвалившуюся стенку ямы и неровное круглое дно. «Грубая работа», — думает он и с досады плюет в яму.

Любопытство душит его. Это невозможно вынести. Почему этот старый дурень боится раскрыть рот? Неужели не понимает, что одним лишь словом может осчастливить его? Почему не скажет, что с Вероникой?

Не выдержав, Петер сам обращается к старику:

— Как там, дома?

Каша задумчиво смотрит на него снизу.

— У вас?

— Да, у нас.

Снова долгая пауза.

— Ничего.

Петер Киш отворачивается, смотрит в сторону.

«Ничего». Сказать так безразлично, скаля желтые зубы: «ничего». Целый год он дрожал при одной мысли, что придет день, и он, Петер, бегом пересечет рощу и, не взглянув даже на каменоломню, помчится дальше, а этот болван говорит «ничего».

— А Вероника? — спрашивает Петер, подождав немного, но так и не повернувшись к старику.

И снова долгое томительное молчание.

Старик не отвечает, но Петер знает, что Вероника ждет его дома. Она чувствует, что он идет к ней. Петер знает, что дома все осталось точь-в-точь таким, как в то утро,