Туннель под миром. Сборник англо-американской фантастики - Фредерик Пол

— Вот это да! — засмеялся Лаберро.

— А ведь вам не удастся полностью осуществить свою идею, — заметил Макс. — Кое-кто сумеет укрыться на других планетах. И человеческая раса сохранится. И, быть может, даже сумеет перебраться на другие звездные системы.

— Это не имеет значения, — равнодушным тоном отозвался Лаберро. — Все равно людям придется начинать все сначала — рабски трудиться, чтобы выжить в непривычных условиях. Будет ли это им под силу? Вы ведь были на Венере. Что, по-вашему, там произойдет?

— Если нет своей планеты, на что можно надеяться? Три шанса против одного, что люди там либо вымрут, либо опустятся ниже уровня аборигенов.

— И я так думаю, — согласился Лаберро. — Ну, а если им удастся выжить, в чем я весьма сомневаюсь, желаю им удачи. — Он помолчал. — Надеюсь, Сильвестро не подумает, что я в последний миг разжалоблюсь? Этого не случится. И если телеэкран будет еще работать, я получу немалое удовольствие, наблюдая, как суетятся муравьи вокруг своего муравейника.

— Три дня — срок немалый, — зевая, пробормотал Макс. — Я, пожалуй, немного посплю.

Eгo разбудил голос телекомментатора. Лаберро смотрел передачу. На экране был зал космодрома в Нью-Хейвне. Длинная вереница молодых людей и девушек терпеливо ожидала своей очереди на посадку в межпланетные корабли. Время от времени камера показывала, как стартует очередной корабль: вздымаясь в дыму и пламени, он исчезал в сулящем спасение небе. Комментатор коротко, по-деловому извещал о происходящем. Длинная очередь неторопливо продвигалась вперед. Камера метнулась в толпу: мужчины и женщины стояли неподвижно и молча следили за медленным шествием отобранных на посадку.

Лаберро переключился на другую программу. И там шла передача, посвященная текущим событиям. Повидимому, все станции в этот час всеобщего бедствия вели репортаж с мест. Показывали службу в церкви: звучала музыка тысячелетней давности, совершался еще более старинный спокойный обряд. Лица присутствующих были серьезны и сосредоточенны.

Третья станция, которую включил Лаберро, вела передачу из музея Вейцмана. Здесь множество людей медленно переходили от одного экспоната к другому, прощаясь с шедеврами античности: вазами из Аттики, римской мозаикой, хрупкими японскими акварелями. На экране появилась самофракийская крылатая богиня победы, дважды погребенная и дважды восставшая из руин, второй раз — из руин Парижа. Ее торс, сильно поврежденный, но все еще прекрасный, заполнил весь экран.

Макс снова закрыл глаза и глубже уселся в кресле.

Он дремал и, когда просыпался время от времени, видел, что Лаберро не отрывается от экрана: земной шар готовился встретить свой конец. Нарастающий темп эвакуации… Церкви, переполненные верующими… Работники коммунальных служб, спокойно выполняющие свои обычные обязанности… Мир пришел на последний неторопливый поклон к сокровищам своего прошлого… Десятки разных сцен, участники которых одинаково преисполнены смирением и стремятся к единой цели.

Лаберро смотрел на экран. А Макс, очнувшись от дремоты, смотрел на Лаберро.

Одна сцена, появившаяся на экране через восемнадцать часов после первого объявления о предстоящем конце мира, была особенно впечатляющей. Среди гигантских калифорнийских секвой телекамера отыскала семью: отца, мать, мальчика лет семи и пятилетнюю девочку. Они пробирались между гигантскими стволами — пигмеи среди великанов. Девочка вскочила на выступающий из-под земли корень секвойи и застыла на нем. Геликоптер с камерой на борту взмыл в небо, чтобы с высоты показать ее, золотоволосую, рядом с древней царицей лесов. Лаберро поспешно, слишком поспешно переключился на другую программу.

Наблюдая за ним, Макс взвешивал шансы. Он сосредоточил все внимание на самом Лаберро и на силе, оказавшейся у Лаберро в руках. Теперь он убедился в правильности своей догадки: да, его план может быть осуществлен. Но одновременно он отдавал себе отчет и в том, что может произойти осечка. А что, если Лаберро не выдержит обещанных трех дней? Вдруг он поддастся стремительному натиску безумия? Вдруг обуявшая Лаберро гордыня увлечет его на тот, другой путь, и он нажмет маленькую зеленую кнопку? Все теперь зависело от того, насколько устойчивым окажется разум Лаберро. Да, не очень весело было коротать часы ожидания с такими мыслями в голове.

Он видел, что лицо Лаберро становится все более напряженным, — значит, в его мозгу идет борьба. Он следил, стараясь не упустить того мгновения, когда напряжение достигнет предела. И это мгновение наступило, казалось бы, в самую неподходящую минуту. К вечеру второго дня Лондон навел телекамеру на одну из древних улиц города, и на экране появился резчик по дереву, сидящий во дворе своего дома. Осторожными, размеренными взмахами ножа он снимал стружку. Чтобы завершить такую работу, требовались недели, а то и месяцы.

Лаберро встал. Правая рука его нерешительно нависла над зеленой кнопкой, и вдруг, вскрикнув, он выключил главный рубильник и рухнул на руки подоспевшего Макса.

— Отлично сработано, Ларкин! — воскликнул у себя в кабинете Сильвестро.

— Надо им сказать… — бессвязно бормотал Лаберро, — надо им тотчас же сказать… Они должны знать. Это удивительные люди… Они должны знать.

Макс предпочел бы, чтобы это было сделано в более мягкой форме. Но Сильвестро заявил прямо:

— Возьмите себя в руки, Лаберро. Говорить тут нечего.

— Скажите им, что все в порядке, — настаивал Лаберро. — Вы обязаны сказать им об этом.

— Включите Филадельфию, — обратился Сильвестро к Менигстайну. Шла, должно быть, та же передача. На экране под какафонические звуки мелькали женские ножки и рискованные декольте. Лаберро недоумевающе затряс головой.

— Ничего не понимаю.

— Это идея Ларкина, — сухо пояснил Сильвестро.

— Им никогда ничего и не говорили, Мэтью, — тихо произнес Макс. — И никогда бы не сказали.

— Но телепередачи!. — воскликнул Лаберро. — Церкви… музеи… девочка в лесу… Не понимаю!

Его взгляд, как у испуганной собаки, метался от одного к другому.

— Все это было инсценировано, — терпеливо принялся объяснять Макс. — Вы были так уверены, что мы не сумеем добраться до вас за вашим письменным столом. Мы и вправду не могли. Но телеэкран остался вне вашего барьера. Его можно было трогать. Поворот выключателя — и начиналась одна из тех фальшивых передач, которые подготовило для нас телевидение. Все эти сцены, Мэтью, были разыграны актерами.

— Телевидение поработало на славу, — заметил Сильвестро. — И я теперь вечный должник директора Сагуки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});