Не искушай меня - А. Мередит Уолтерс

стал ответственен за него. Я, черт возьми, стал мамочкой и папочкой в десять лет.

Не знаю, что ожидала услышать от него. Я придумала тысячу объяснений тому, как он докатился до своей нынешней жизни и, что толкнуло его на эту темную дорожку. Но совершенно не ожидала услышать историю о мальчике, который рано потерял обоих родителей и был вынужден стать взрослым раньше, чем был к этому готов.

Я догадывалась, что прошлое у Макса далеко не радужное. Слишком многое крылось в его детстве, чтобы он мог быть счастливым.

Я видела, как он опекает Лэндона. Совершенно очевидно, что он чувствует ответственность за младшего брата. Но история, которой поделился Макс, показала мне, что в нем есть какая-то печаль, которая дает мне надежду, что этот человек еще не совсем потерян.

— А спустя две недели после того, как я пошел в старшую школу, мой отец умер от сердечного приступа. Не думаю, что я вообще знал его. Я даже не помню каким он был до того, как умерла мама, до того, как погрузился он в депрессию и стал горевать. Боже, я не знаю, какого черта я рассказываю все это, — пробормотал он и провел рукой по своим волосам, в то время как его вторая рука, по-прежнему крепко обнимала меня.

Думаю, он пытался разобраться с тем, что происходит у него в голове, пытался найти слова, которыми хотел поделиться со мной.

— После этого, я понял, что существуют разные вариации дерьмовой жизни. И жизнь до смерти моего отца ничто по сравнению с той жизнью, которая началась после его смерти, — продолжил рассказывать Макс и его голос слегка надломился.

— Дядя Дэвид никогда не появлялся. Я даже и не знал толком о его существовании. Он младший брат моей матери. После того, как мы стали жить с ним, стало вполне очевидно, почему мы никогда о нем ничего не знали. Он мудак. Более того, он корыстолюбивый мудак с садистскими наклонностями, который получает удовольствие, обращаясь с другими, как с дерьмом, потому что ему от этого проще живется. Он добился опеки надо мной и Лэндоном, потому что других родственников у нас с братом не было. Бабушки и дедушки с обеих сторон умерли, а мой отец был единственным ребенком. Так что оставался только Дэвид. Сначала он не хотел нас забирать, но, когда понял, что нам полагается солидное ежемесячное пособие до тех пор, пока мы не достигнем восемнадцати лет, он запел чертовски по-другому. Чертов придурок забрал наши деньги и постарался, чтобы мы не увидели ни копейки из них. Он сказал, что мы должны ему эти деньги, — прорычал Макс.

Я взяла его за руку и переплела наши пальцы.

— Мне так жаль, Макс, — искренне посочувствовала я, надеясь, что мои слова не прозвучали снисходительно. Есть что-то нелепое в этих «мне так жаль». Как будто произнеся их, я могла бы ощутить то, что он пережил. Несмотря на те чертовски сложные отношения, которые сложились у нас с родителями после смерти Джейми, я не могу понять, каково это ощущать себя нелюбимой и нежеланной.

Мое детство до смерти сестры было почти идеальным. У меня были родители, которые дали мне все. Я не в состоянии понять ощущение заброшенности и те ограничения, которые испытал Макс. Сложно представить, что ему пришлось взять на себя обязанности родителя, хотя он сам еще был ребенком.

Хорошие отношения, которые у нас когда-то были с родителями испортились в последние несколько лет. Но впервые я задумалась, кто в этом виноват. Действительно ли вся вина лежит на моих родителях, как я убедила себя? Или я эгоистично замкнулась в своем горе и оттолкнула двоих людей, которые любили меня больше всего в жизни?

Самореализация — сложное занятие. Она может полностью пошатнуть основы человека. Так странно, что именно этот сбившийся с пути парень, чья жизнь полна боли, смог заставить меня задуматься над тем, в чем я казалось, была уверена.

И так странно, что у него получает заставить меня сомневаться абсолютно во всем.

— Я просто хочу заботиться о своем брате. Это все, чего я когда-либо хотел. Но его законный опекун — Дэвид, и он угрожает мне этим всякий раз, как ему предоставляется возможность. Я стараюсь обеспечить Лэндона деньгами, чтобы ему было на что жить, но в итоге Дэвид забирает их все. Я бы убил этого урода, если бы мог. Я обдумал тысячу способов, как избавиться от этого придурка в наших жизнях. Иногда этот гнев, — Макс зажал ткань футболки на груди в кулак и сильно оттянул, — причиняет боль. И мне чертовски больно. Я не могу думать, я ничего, кроме этого, не вижу. Ненависть съедает меня живьем. Я ненавижу Дэвида за то, что он использует моего брата и меня. Ненавижу родителей за то, что оставили меня. Порой я даже Лэндона ненавижу за то, что он так сильно зависит от меня. Но больше всех я ненавижу себя. За то, что слаб и эгоистичен. За то, что не хочу нести ответственность и заботится ни о ком, кроме себя. Я хочу жить ради себя, а не ради других. Ненавижу себя за подобные мысли. Я ненавижу, что злюсь на Лэндона и своих родителей, за то, что они возложили мне на плечи такую ответственность, хотели они того или нет. Мне кажется, что я тону и у меня нет никакого выхода.

Лицо Макса исказилось от горя и ненависти к самому себе. У меня оборвалось сердце. Боже, я просто хочу, чтобы ему не было так больно.

— Как ты оказался в «Мании»… занимаясь… тем, чем ты занимаешься? — спросила я робко, не зная, как точно сформулировать вопрос, который хочу задать. Мне хочется узнать, как он погряз в этом ужасном опасном бизнесе, почему ему стало комфортно в месте, которое словно «выпивает» человека досуха, оставляя одно только сожаление.

— Я знаком с Марко большую часть своей жизни. Он на несколько лет старше, но я знаю его еще со старшей школы. После смерти отца, когда мы с Лэндоном переехали жить к Дэвиду, я оказался в ужасном месте. Я растерялся. У меня началась депрессия. И тут Марко вручил мне рекламку «Мании». Он провел меня в клуб, познакомил с Гашем, который управляет им.

Мне хотелось закрепиться в каком-нибудь месте, заниматься чем-то, что поможет мне чувствовать себя хорошо. Все началось довольно просто. Каждую неделю я помогал Вину искать место для клуба. Мне прилично платили, но этого все равно было недостаточно,