Хроника стрижки овец - Максим Кантор

Мы в тот вечер рассматривали коллекцию, у Славы было много хороших картин; говорят, что собрание нынче развешано в президентском дворце в Питере. На авеню Мандель картины смотрелись неплохо, но, признаться, великолепие зала и малахитовые колонны затмили крестьянок Венецианова.

Через пару дней я оказался там же с четой Зиновьевых. Александр Александрович, собираясь в гости, одевался точно так же, как для похода на почту, но Ольга принарядилась, даже украшения надела, в частности, на палец – малахитовое кольцо.

Кольцо произвело впечатление, действительно, красивая была вещь. Галина Павловна сказала: «Какая прекрасная вещь! Вы можете себе это позволить?»

Разговор в тот вечер шел о судьбах России, ругали коммунизм. Я очень люблю Ростроповича и Галину Павловну. Он – великий музыкант, она – великая певица. Все свои сокровища они, несомненно, заслужили. А то, что его коллекция осела в конце концов у Путина в хоромах, – случайность. Повторяю: подтекста в истории нет, рассказ о том, что все относительно.

Тем более что лет через пять я оказался в квартире одного из заместителей Лукойла, и воспоминание о квартире Ростроповича потускнело. А потом уже такое началось. Совершенно не до музыки.

Совокупный эффект реформ

В конце 1980-х у художников стали отнимать мастерские. Это регулярно проделывают в Москве, это как сезонная облава на проституток или рейд милиции по вещевому рынку – раз в два года начинают трясти художников. Дело беспроигрышное: три старичка лягут с инфарктом, какой-нибудь ханурик напишет в газету протест, а вообще люди относятся адекватно. Тогда вытрясали немного, но трясли периодически. Появились кооперативы, и городские чиновники боролись за эффективное использование вверенной им кубатуры, они говорили так: а какую пользу ты стране приносишь? Мы вот сдадим твои 60 метров под обувной магазин или под иное прогрессивное предприятие.

Немногие могли соперничать с обувным магазином.

Председатель райсовета согласился меня принять. Я оделся художником, взял с собой каталоги выставок, пошел в кабинет. Взятки тогда давали умеренные, но исчислялись они всё же в тысячах, у меня таких денег не было.

Но меня просто так полюбили и простили. Я заливался: мол, в Третьяковке картина висит, на Западе выставки. Выслушали и сказали: живи! Ну, ты все-таки сделай нам что-нибудь приятное. Ну, в ресторан, что ли, позови работников райсовета. Чиновники любили, когда художники вели их покушать. Размах иных ваятелей был известен: Церетели и тогда изготовлял крупные произведения и эти произведения обильно обмывал, и другие мастера славились хлебосольством. Мне рассказывали, как один авангардист принимал жэковских работников, украсив стол камчатскими крабами и горячим саке. К приему райсоветчиков готовились, как сейчас к выборам: денег не жалели. Я статуй Ленина не ваял и квадратиков не рисовал, но деваться было некуда. Надо было доказать эффективность производства.

Говорю: выбирайте ресторан.

– Ну, пусть девочки выберут. Люся (это секретарше), скажи, какой хочешь!

– В хаммеровский центр хочу.

– Вот! В хаммеровском давай отметим знакомство.

Стали подсчитывать, сколько народу будет присутствовать на нашем знакомстве. Насчитали 15 человек. Но пришло больше.

Пришли с женами и подругами. Мужчины в галстуках, дамы на шпильках. И стали заказывать еду: лобио, шашлык, карбонад нарезанный, осетрину холодного копчения. Дорого, но что же делать. А потом стало страшно.

– Вискаря возьмем?

– Давай две бутылки «Чиваса».

– Дамам шампанского надо. Давай так: четыре шампанского и три сухонького. Если мало – повторим.

Ну, и коньячок надо марочный. К шашлыку.

И «Алабашлы» надо. Как без портвешка сидеть.

Водочку берем только для закуски, только под сельдь. Два «Абсолюта» смородиновых.

Это уже стоило астрономическую сумму, цены там хаммеровские. У меня было 800 рублей, немало. Но там тысячи на три.

Сначала думал, отдам официанту часы. Но на кой ляд официанту мой «Полет». А потом я уже ни о чем ни думал, просто слушал, как они заказывают.

Официант выслушал заказ с улыбкой и сказал:

– Извините, алкоголь не можем подать, ввели сухой закон.

В целом у Горбачева не получилось. Но тот вечер вспоминаю с теплым чувством.

Тот вечер был точной моделью российского реформаторства в целом.

Эффект от реформ в России всегда неожиданный: сначала сплошное зло, а потом что-то странное.

Остается подождать, что случится от совокупного действия всех инноваций разом: от приватизации месторождений, от запрета на усыновление сирот иностранцами, от повышения тарифов на жилье, от разгрома гуманитарных институтов, от вывоза стабфонда за границу, от вступления в ВТО в момент европейского краха, от платного образования и от распада СССР. Комбинация реформ непростая – но ведь эффект непременно случится.

Политики откладывают новорожденных детей для нужд Родины, но к тому времени, как сироты подрастут, никакой Родины уже не будет. Попросят – а им не покажут.

Подойдет официант к сиротскому столику и скажет: извините, граждане, все уже давно продали и вывезли за границу – газ, нефть, деньги, алмазы, науку, жилплощадь. Мы только вас продавать не хотели – какой с вас навар? А остальное загнали. Какой патриотизм, граждане сироты? О чем вы?

История падения

Древнего Рима

Удивляются, откуда берется кризис, а все просто.

Вот, читаю:

«В январе 2013 года Европейское сообщество выделило рекордный грант размером 1,5 милиарда евро на Human Brain Project, посвященный созданию максимально подробной анатомической карты мозга». Оказывается, рекордную (!) сумму выделили, чтобы наконец – до того данную отрасль науки финансировали недостаточно – научиться делать протезы, которые управляются сигналами из мозга.

Европейское сообщество, то есть собрание просвещенных стран повышенной прогрессивности, поднатужилось, все страны скинулись – и жахнули аж полтора миллиарда на биопротезирование – чтобы у инвалидов были качественные руки-ноги.

Граждане, вы сошли с ума! Ведь на эти деньги можно содержать две-три сносные футбольные команды или освоить десять приличных особняков в Майами. Лучшие люди нашего отечества тратят такие деньги в течение года на уникальные архитектурные фантазии и прогулочные яхты – вы выбрасываете на ветер сумму, равную индивидуальным тратам российского владельца ресурсов!

Опомнитесь! Прекратите популизм!

Вы приносите в жертву никчемным инвалидам то, что могло бы составить годовые траты достойного члена общества!

Имейте в виду, если бы данные средства были пущены по прямому назначению – то довольный миллиардер, наигравшись в яхты, непременно учредил бы литературную премию.

А так – и деньги пропали, и хорошего человека обидели. Граждане, человечество катится в пропасть.

Пупс земли

Знаете, чем отличается лакей от свободного человека? Тем, что лакею проблемы мира и войны не интересны – это господского ума дело; лакей думает о том, чтобы свести счеты с другим лакеем, о жратве, о новых сапогах.

У меня сложилось впечатление, что большинство отечественных колумнистов – сумасшедшие. Не в переносном смысле – но в самом буквальном. Пупсы пишут о бедах своей целлулоидной жизни, выясняют отношения с неугодными. Пупсы пишут про то, что писатель Шевцов атаковал интеллигенцию, что злодей-стрингер сфотографировал Познера на пляже, что богатый авантюрист покончил с собой, и больше писать пупсам не о чем.

Хуже то, что им неинтересно знать.

В мире идут войны, и зреет большая беда. В лакейской про войну не говорят, не придумали, как относиться, не знают, откуда списать слова. Поехать на место событий, узнать, что творится в мире – об этом речи давно нет. Журналистов больше нет – есть свободолюбивые паразиты. Профессия журналиста в России умерла. Скажите, почему мы все терпим ежедневное азартное вранье? Пупсы давно сошли с ума, но они и всех нас с ума сведут.

Городские романсы

Романс-1

Затянуло отечество тучами,Либералов прибрал автозак,И, вконец произволом измучены,Пацаны потянулись в «Жан-Жак».

Мы имеем сказать власти пару слов,Мы подпишем петиции лист!И поднялся тут Гриша Нанарусов,Из Джей Кью молодой колумнист.

Убежденья имел он достойныеИ от Гуччи нормальный прикид,Не запачкался в годы застойные,Состоявшийся был индивид.

И сказал им всем Гриша значительно:«Я за принцип умру, пацанва!Компромиссы сегодня губительны —Для борьбы мы отыщем слова.

Я по жизни работаю с логосом,Березовскому речи строчил,При Гайдаре служил политологом,Пока тот с бодуна не почил.

Пропускала уж каждая дверь меня:В «Гараже» с Абрамовичем пил,Состоял на подсосе у Гельмана,С Хорошиловым фонды пилил.

Я пиарил свободу, как Прохоров,За прогресс мне платил Вексельберг,Я культуру внедрял в мире брокеров,Что ни день зажигал фейерверк!

Но иные желают прорухи нам,Нанося вольнодумию вред!Среди нас сидит Дунька Первухина,Лицемерный и подлый главред!»

Сгреб в охапку ее, девку резвую,Закипела горячая кровь:«Ты зачем мне зарплату урезала?»И рассек он ей вилкою бровь!

Побелела она, стала ватная:«Ты, подлец, получал гонорар!Не пали ты мне хазу приватнуюИ фильтруй либеральный базар.

Совершаешь ты, Гриня, ошибочку —Что имеем, то не бережем!»Рот Дуняши скривила улыбочка —И десертным взмахнула ножом!

И с жестокостью лютою БерииРаз пырнула, пырнула другой,Полоснула по сонной артерии,И убитого пнула ногой.

Весь народ испытал потрясение.А Дуняша сказала: «Народ,Если кто-то имеет здесь мнение,То пусть выйдет, паскуда, вперед.

Я башляю вам, сукам, немереноИ веду либеральным путем,Руководство над вами мне вверено;Если что – прямо здесь перетрем».

Потянулись усталые к выходу,Чтоб в газету успеть поутру,Оставляя на столиках выпивкуИ не тронув почти фуагру.

Романс-2

Расскажу вам сегодня в подробностях,Отчего отощал организм,Почему я на самом дне пропасти,А виной тому – постмодернизм.

Был достигнут прожиточный минимум,А потом увеличен стократ.Прикупил я карьер алюминиевыйЦеллюлозный имел комбинат.

Начинал, как и многие, с рэкетаИ достиг небывалых высот,Но однажды прочел драму БеккетаИ увидел все наоборот.

Жизнь и вправду есть штука абсурдная:Не сколотишь мильярд по рублю.Вот иные считают: подсуден я,А я краем Поволжским рулю.

Геометрия здесь неэвклидова,Лобачевского нужно мозги!Неожиданно я позавидовалТем, кто ходит в «Жан-Жак» и в «ОГИ».

Я набрал себе в челядь советчиков,Кем рецепты прогресса даны,Либералов и антисоветчиков,Инвалидов холодной войны.

Прежде звал Дерриду – Дерипаскою,Что ни ляпну, всегда невпопад.Но советчики стали натаскивать,Чтоб я знал симулякр и поп-арт.

С той поры перестал я по саунам,Щупать девок и виски хлебать,Называл Айвазовского дауномИ Малевича стал собирать.

Дискурс я обожал, ценя блеск его,Наполняя прекрасным нутро:Наизусть знал поэмы ДашевскогоИ цитировал Влада Монро.

И однажды, когда был под мухою,Когда дискурс о прессе зашел,Мне представили Дуньку Первухину,И слюною я весь изошел.

Мне охранник сказал: «Петр Данилович,Осторожней с шалавою будь,Здесь судьбы своей точно не выловишь —Ее лохи в подъездах дерут».

Я ответил: «Мишаня, отваливай.Что ты в прессе свободной сечешь?Зацени эту тонкую талию —На груди авангардную брошь.

Я создам для нее дом издательскийИ свободную мысль оплачу,Презираю режим обывательский —Дерриду и прогресса хочу!»

И три года, как есть в опьянении,Оппозицию я содержал,Симулякром промчалось мгновение,А потом меня Путин прижал.

«Я, – сказал он, – ценю твои резвостиИ готов удалиться от дел,Но в порядке ответной любезностиБудь назавтра в Басманном суде».

Не в Корее живем! Не в Иране я!И я к Дуне пошел в кабинет:«Разворачивай в прессе кампанию —Мы дадим произволу ответ!»

Но сказала Дуняша: «Все акции,Что от вас получил коллектив,Мы давно по решенью редакцииДерепаске отдали в актив.

И не вякай, закрой свою варежку,Контролировать надо бабло.Если срок в Магадане потянешь ты,То считай, что тебе повезло».

И теперь Деррида мне до лампочки,В самокрутки он даже не гож…Из брезента на зоне шью тапочкиИ давлю разжиревшую вошь.

Романс-3

Заспорили с ребятами о Сталине:Мол, коммунисты поднимают хвост,Имперские амбиции достали нас,А был ведь натуральный холокост.Чуть знает кто таблицу умножения —Его за это дело в Соловки,И аппарат тотального слеженияЗажал интеллигенцию в тиски.Талантливых и грамотных прикончили,По крохам собираем мы бомонд,Столицу возродим застройкой точечной —Но можем ли отстроить генофонд?Где взять прикажешь новую Ахматову?Эстрада нынче – полное говно,И я вот это не прощу усатому,Сказал Колян, держатель казино.У нас воображение стреножено,На интеллект наброшено лассо,Играть в рулетку даже не положено.И в этом тоже виноват Сосо.Вот, между прочим, до хрена натырили,А все не можем сколотить общак!На весь народ у нас одна Латынина,Один Акунин и одна СобчакТворцов прошу не путать с местной фауной —Мы пионеры дерзостных идей!Вот, например, Вован владеет сауной,И общество открытое при ней.Мишаня, нрав используя нордический,Аукционный дом прибрал к рукамИ тезисы борьбы демократическойРасклеил по подвластным бутикам.Стреляли, жгли, взрывали, врали, крали мыВ чаду парных и в муках биржевых,Чтоб стали люди в мире либеральными —Оглянемся: кто числится в живых?Теперь общак отдать придется оперу,А ваучеры я отнес в ломбард…Налей, братан, зальем тоску по Попперу,Плесни еще – помянем Ханну Арендт.

Дом с мезонином