Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

И вот каждый из них остается один на один с этими словами Иисуса, тут же низводящими каждого с туманных высот теории на суровую почву действительности. Теология исчезла, пред их внутренним взором одно лишь Я с его грехами: «А каков ты?» Именно этот приводящий в трепет житейский вопрос и есть доминанта всей сцены. Что творилось в их душах! Но Иисус победил.

Взоры «последних» обратились на «старших», людей авторитетных и солидных, надеясь найти в них поддержку; нужно что-то делать, но что? И тут «один из них» по неизвестной причине удаляется. Он и не подозревал, что другие не лучше него. Воспользовавшись кажущейся рассеянностью Иисуса, он потихоньку удалился, повергнув тем самым в ужас другого. «Как, он уходит? Тогда пойду и я». И они, один за другим, уходят.

С каким нетерпением ждал Спаситель ответа! От Него не укрылось, что на этот раз Его слово возымело действие. И когда Он наконец поднялся, то увидел перед собой одну лишь «женщину, стоящую посреди». Какого страха натерпелась она! Требование явиться к фарисеям прозвучало для нее подобно внезапному смертному приговору. Понятно, почему она, увидев, как ретируются один за другим ее обвинители, испытала некое облегчение, ведь они обошлись с ней так грубо. Но страх до конца не оставил ее, ибо она не знала, что решит Иисус, ничего не сказавший пока о том, как поступит Он.

Он обратился к ней не как священник, пекущийся о душах своих прихожан, а сказал, будто разрешая юридический вопрос, с которым к Нему обратились: «И Я не осуждаю тебя», но в то же время предостерег: «Иди и впредь не греши!» Прощения греха перед Богом Он не произнес, к тому она Его не побудила.

Между тем фарисеи стали постепенно возвращаться. Ведь каждый удалился «совсем по иной причине», и чтобы в этом убедить других, ему пришлось вновь появиться здесь. Но их отношение к Иисусу, да и друг к другу, было уже совершенно иным. Они только что молча признались в своих прегрешениях и больше не скрывали перед Ним, что у каждого есть свой тайный грех, своя вина, еще не до конца, мягко говоря, осмысленная. Спаситель мог теперь надеяться, что они наконец поймут, как Он сострадает им, отчего и произнес те знаменательные слова: «Я – свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни». Будто Он вновь отчетливо увидел, что мир во тьме и свет только в Нем, у Него и через Него.

Спаситель, очевидно, надеялся этими словами достучаться до их сердец, но напрасно: господа фарисеи полностью очнулись, пришли в себя, и учение, система, теория вновь стали для них превыше всего.

Впрочем, я обязан уведомить читателя-теолога, что считаю эту историю вполне достоверной (Ин 8:3–11). В древних рукописях ее нет, но она с давних пор присутствует в солидных, хотя и более поздних рукописях и переводах. Стало быть, эту историю, если она все же подлинная, в древнейшие времена вычеркнула весьма влиятельная рука. Сегодня большинство ученых находят ее слог отличным от манеры изложения Иоанна и потому считают ее более поздней вставкой. Не претендуя на сколь-нибудь компетентное суждение, все же рискну высказать предположение, что это место в Библии подлинное, то есть написано Иоанном, и было удалено из-за непонятных фигур, которые чертил Иисус. В этом усматривалось некое неуместное таинственное действие, на грани суеверия, а потому совершенно недостойное Иисуса. За всю историю христианства было высказано немало самых удивительных предположений относительно этих фигур: что же писал Иисус? Скорее всего, ничего[86]. Мне легче представить себе, что данный фрагмент удалили, нежели вставили. Отсюда и разнобой в орфографии. Вероятнее всего, это обратный перевод с некоего перевода на семитский язык, что и породило путаницу с падежами, когда, к примеру, вместо винительного падежа стоит именительный, а то и дательный.

Один из доводов против подлинности этой истории (на мой взгляд, совершенно необоснованный) – нарушение ею логики повествования (!). Однако подобного рода толкователи не замечают, что здесь, по сути, осуждается не столько женщина, совершившая прелюбодеяние, сколько фарисеи, «обличаемые совестью», и никакой казуистики в словах Спасителя нет.

Образ Иисуса дополняют картины Его обращения с грешными мужами. Мы видели, что Он мягко и тактично обошелся с женской душой, избавив ее от тяжести греха, но как Он станет действовать, чтобы расположить к Себе не столь податливое сердце мужчины?

Это мы узнаем на примере двух историй – о Закхее и разбойнике. Первая для нас особенно интересна, поскольку Закхей из мытарей – сословия, к которому у Иисуса было особое отношение. Как это происходило в конкретном случае, мы сейчас и увидим. Если мытари считались в Израиле чуть ли не самым презренным сословием, то разбойникам вообще не было места в обществе, как и всяким другим преступникам. Именно поэтому его обращение явится достойным завершением настоящего раздела, как воскрешение Лазаря – предыдущего.

Закхей был начальником мытарей – должность необычная, нигде в истории не упоминаемая. В Иерихоне она появилась из-за приграничного расположения города, но более всего – благодаря изготовлению знаменитого бальзама, которое приносило жителям немалый доход. Закхей был богат и, конечно же, по-своему влиятелен. Его не чтили и не уважали, но побаивались, как человека «с положением». Услышав, что через город будет проходить Иисус, он решает во что бы то ни стало Его увидеть, просто для начала на Него поглядеть, ибо профессия сделала его недоверчивым. Однако что-то подсказывает ему: Иисус личность реальная и то, что Он говорит о Своем величии, – не пустой звук. Закхей, должно быть, был наслышан о своих «коллегах», чья духовная жизнь после встречи с Ним совершенно изменилась. В душе он хочет того же, и если увиденное своими глазами его не разочарует, то почему бы с Божьей помощью не попытаться и ему? Но как встретиться с Иисусом? Что Он ему скажет, что о нем подумает? Ответа на эти вопросы Закхей поначалу не знал. Первая сложность: улица полна народа. Деревья оккупировала разлюбезная молодежь; и он присоединяется к ней, забравшись на дерево, – поступок смелый и достойный похвалы, если представить себе, сколько нелестных замечаний по своему адресу услышал этот «богатей», ожидая на дереве Иисуса.

В листве сверкают его глаза, внимательно следящие за приближающимся Иисусом. Их взгляды встречаются. Иисус, должно быть, уже слышал о нем. В многочисленных бедствиях, на которые жаловались люди, изливая Ему свою душу, чаще всего виноваты были деньги. А когда жаловались жители Иерихона, то в рисуемых ими картинах нужды и забот на заднем плане, подобно злому року, порой возникала мрачная фигура начальника мытарей Закхея, и Спаситель, должно быть, часто и подолгу, скорбя о нем, молился за него. И надо же! На Него с дерева неотрывно смотрят глаза этого человека, напуганного и смущенного взглядом Иисуса. И Спаситель сразу понимает, что происходит с ним, ведь не из любопытства же он залез на дерево.

Как бы в тот момент на месте Иисуса подумали мы? Возможно, так: «Тебе самое время одуматься, но мирного согласия со Мной придется подождать! Прежде надо серьезно поговорить». Но у Спасителя все не так. Он словно не замечает всей значимости поступка Закхея, говорящего Ему о том, какой час пробил в его сердце, и заранее, насколько возможно, прощает мытаря. «Я его больше от Себя не отпущу», – думает Спаситель. О, чего стоили бы наши устремления к Нему, если бы Он не делал всегда несколько шагов нам навстречу. «Закхей, сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме», – окликает Он его. Своего рода жертва, шаг, можно даже сказать, рискованный. Народ, уже почитавший Иисуса, но еще не в меру Его духовной высоты[87], был немало удивлен, люди подумали: «Сейчас Он со Своим безмерным добродушием потерпит полный крах; уж Закхей-то Ему скажет, кого он хочет видеть у себя в гостях, а кого нет». Такое суждение было вполне резонно: знали, что дом, открывший свои двери Иисусу, надолго становится местом паломничества для всяких нищих, больных, безумных и т. п. Но тут произошло иначе. Каково было Закхею вдруг услышать свое имя, прозвучавшее подобно зову Доброго Пастыря к Своей потерянной овце, к его сердцу, когда Иисус не кому-нибудь, а ему предложил Свою дружбу! На него низошло Царство Небесное. То было не просто Его обращение в веру, нет, к нему явилось само Царство Небесное. Иисус – значит победа, теперь это Закхей познал на себе. «И он поспешно сошел», чтобы с радостью принять своего «гостя». Странная картина: маленький, почтительно согнувшийся человек, внешне смущенный, но ликующий в душе, приветствует Иисуса. Ангелы на Небесах пели о покаявшемся грешнике, на Земле же свершился великий поворот к вечному спасению, и произошел он так просто и естественно, будто встретились два хороших знакомых и один пожелал прийти в гости к другому, на что тот ответил благодарным согласием.