Сменяя маски - Алекс Фишер

— Сука! — и в следующее мгновение меня к полу прижимает массивная туша.

Я инстинктивно взмахнула руками в запоздалой попытке оттолкнуть падающее тело. Но они наткнулись лишь на потную майку, а поджатые ноги пронзила сильная боль.

Я так и не поняла, что произошло. Лишь почувствовала, как по ногам струится что-то теплое, а потом увидела, как по полу растекается красная лужа крови.

В моей голове в этот момент появилось много нецензурных слов.

Двери камеры распахнулись, и в помещение ворвались люди с дубинками. Никто не бежал поднять мертвое тело с моих ног. Началась бойня. Милицейские неплохо орудовали дубинками, прикладываясь к головам женщин.

Раздались крики боли.

Я зажмурила глаза и закрыла уши руками.

Боже, где я?

Я не знаю, сколько это продолжалось.

Долго.

Вроде, мертвое тело убрали, но я так и не открыла глаза.

В камере стало тихо.

Слишком тихо.

Наконец, меня бесцеремонно подняли на ноги и пинками вытолкали за дверь. Проведя по коридорам, оставили в той самой комнате для допросов, в которой я была в самом начале.

Я остановилась не шевелясь. Я помнила, как отсюда выйти на улицу. Почему-то неожиданно резко в моей памяти всплыл каждый поворот.

Как я устала от этого!

Дверь с неприятным скрипом распахнулась, и в комнату для допросов вошел Дмитрий, бросив на меня короткий холодный взгляд и швырнув папку с бумагами на стол. Что-то мне подсказывало, что это мое дело, которое с нашей первой встречи стало больше в несколько раз.

— Присаживайтесь, что же вы, — безмятежно предложил он.

— Вы их убили? — спросила я, потому что тогда так и не осмелилась обернуться.

— Они были никому не нужным мусором. Не переживайте.

— И Анна? — почему-то ее судьба меня беспокоила больше, чем остальных.

— Подумайте о себе.

Я сглотнула, затравленно глядя в пол. Если он намерен меня сломать так же, как сломал Александра, то у него скоро это может получиться. Я была на пределе уже несколько дней.

— Где Кристофер? — спокойно спросил Альмов.

Я удивленно посмотрела на следователя.

— Вы ведь его узнали?

— Кого? — тупо спросила я.

— Присядьте, — Альмов снова указал на стул, приоткрыв папку.

Я повиновалась. Стул был холодным и жестким, совсем как ситуация, в которой я находилась.

— До жути дурацкое обстоятельство. Наш оперативник, — Дмитрий толкнул ко мне фотографию. — Находится в отпуске с двадцать четвертого декабря. С женой полетел отдыхать к морю. Но это не помешало ему забрать ячейку с ключами и, якобы, отнести их в отдел улик. А вот этот человек, — следователь достал другую фотографию и швырнул мне, — очень сильно на него похож. В маске омоновца так и вообще брат-близнец. Но наш работник единственный ребенок в семье. А у Кристофера была сестра.

Я тупо разглядывала фотографии. Не так-то сильно они и похожи друг на друга. Типажи, скорее всего. У работника милиции были осунувшиеся плечи, менее ухоженная кожа лица и огня в глазах не было. Потрепала его жизнь, видимо. Ну а Кристофер следил за собой. Бассейны, спортзалы, витамины сделали свое дело. Он выглядел моложе и бодрее. И в нем было больше желания, мотивации. Об этом говорил выраженный волевой подбородок. Я и не замечала, что у него он такой четкий. И скорее всего, если этих мужчин поставить рядом, я нашла бы тысячу отличий.

Как я могла их спутать несколько дней назад?

Это было несколько дней назад?

— Вы ничего не хотите мне сказать?! — стукнул ладонями по столешнице Альмов, и я вздрогнула, переведя взгляд на него, а заодно и оторвавшись от своих размышлений.

— На вас что, всех собак спустили? — спросила я устало, снова перейдя на «вы».

— Вы узнали его. Иначе почему у вас так вытянулось лицо, когда мы были в офисе?

— Понятия не имею, о чем вы.

Мне говорили когда-то, что я не умею блефовать. Что все мои эмоции написаны у меня на лице. Оставалось надеяться, что сейчас они не так ярко выражены из-за усталости.

— Кристина, вы умная женщина, — после глубокого вздоха произнес следователь. — И вы прекрасно понимаете, что вам спасибо некому будет сказать за то, что вы занимаетесь укрывательством вора. Вы делаете хуже только себе.

— Я не знаю, где он, — безразлично произнесла я.

— Я могу повесить на вас многое. И заслуженное и не очень. Тех женщин не убили, но для многих это было бы милостью. Многие из них уже давно здесь. Я не думаю, что вы хотели бы к ним присоединиться.

— Мы что, в средневековье или во времена инквизиции живем? Что вы себе позволяете?! — не выдержала я.

— Пытки всегда развязывали язык, — мужчина философски приоткрыл первую станицу досье, якобы увлеченно во что-то вчитываясь.

— Человек просто не хочет испытывать боль. Он готов признаться в чем угодно, только бы избавиться от нее.

— Вот именно, — злорадно произнес он, что заставило мое сердце сжаться.

Моя милиция меня бережет.

— Тебе ведь нужно это, — и Дмитрий толкнул по столу мой поддельный паспорт. — Меняю его на твое признание.

— А я меняю его на теплую одежду.

В следующее мгновение Дмитрий вскочил, через долю секунды оказался рядом со мной и надавил большим пальцем в уже начавшую затягиваться рану на моей ключице со словами:

— Не наглей!

Но его слова утонули в моем крике.

— Где Крис?

Он отпустил меня, а я снова готова была отгрызть свою левую руку. Боль пульсирующим ритмом отдавалась до кисти, в шее и голове. Свалившись со стула на колени, я схватилась за открытую рану правой рукой, в то время как Альмов аристократично вытирал палец от моей крови носовым платком.

Затем он опустился на одно колено, поднял мою голову за подбородок и сказал:

— Я был хорошим слишком долго. Тебе показалось, что ты можешь манипулировать мной, — и он снова надавил пальцем на рану.

— Нет!!! А-а-а!!! — я отшатнулась, чуть не потеряв сознание, но тем не менее растянувшись на полу, почти под столом.

— Где Крис?

— Я не знаю, — прошептала я.

Альмов приблизился ко мне, снова занеся палец над раной.

— Не-ет!!! Я скажу, скажу, — я поползла от него, выставив здоровую руку в его сторону. — Он в Вене.

— Где в Вене?

— Я не знаю, где именно, но скорее всего, он будет в Золотом зале смотреть новогодний Штраус-оркестр.

— Умница, — и он вышел из комнаты для допросов.

Я расплакалась. Не только от боли. Мне стало невыносимо жаль себя. Не было сил ни на что больше. Я в их глазах была преступницей, значит, они могли делать со мной все что угодно. Скотское поведение Альмова говорило о том, что он пойдет на многие вещи ради…

А ради чего? Он запросто мог упрятать меня за решетку, но не сделал этого. Я по-прежнему была ему нужна.

Он же следователь! Должен раскрывать дела. А на мне висело дело об убийстве, а не о краже алмаза Хоупа. Тем не менее Альмов охотился за Кристофером. Значит, ему нужен алмаз. Не признание его заслуг в уголовно-процессуальном процессе, а банальные деньги. Наверное, зарплаты не ахти у нас в государственных учреждениях.

Интересно, хоть один из всей этой компании представляет себе, как и кому они будут сбывать его? Такой крупный бриллиант нельзя отдать просто так в ювелирку. Насколько мне известно, они вообще подлежат регистрации. Даже не все подельники рискнут иметь с ним дело.

Я села на пол и прислонилась к стене. В глазах потемнело. Я снова была ранена, голодна, слаба, и мне было холодно. Блоки здания казались ледяными из-за потери крови, и ослабевшему организму казалось, что я прислоняюсь ко льду. Мне жутко хотелось спать.

В помещение кто-то зашел, но я не открыла глаза. Так бывает, когда просыпаешься в выходной день позже двенадцати, при том что легла спать под утро. Тяжелая голова, вялотекущие мысли и желание послать все дела, потому что хочется еще подремать, понежиться в остатках сна.

Моя правая рука медленно поползла вниз и перестала зажимать открывшуюся рану. Мне было все равно. Я хотела еще поспать.

****

Я сидела дома перед камином и пила капучино, который сварила в своей любимой кофе-машине. Горячая ванна распарила мою кожу, я укуталась в теплый махровый халат, забралась с ногами на диван. Ароматные пары, поднимающиеся из зеленой кружки, приятно ласкали обоняние.

Я сделала глоток и поставила чашку на тумбочку рядом с диваном, обратив внимание, что подставки под кружку нет на месте. И почему моя кружка зеленая?

Не став зацикливаться на столь незначительных деталях, я потянулась и взяла в руки пульт от музыкальной системы. На нем было всего две кнопки: включить и выключить.

Я озадаченно уставилась на него, понимая, что кто-то со мной очень плохо шутит. Но вопреки здравому смыслу и поиску причин непонятной проблемы, я подумала, что пульт нужно отнести в ремонт. В этот момент такое решение показалось максимально логичным.