Хитник - Михаил Бабкин

Ну, приплыли они толпой под стены Трои и принялись, значит, права качать… Однако царь Трои Приам оказался тоже не лыком шит – он, барыга, Париса крышевал и имел с его взломов неплохой личный процент. Разумеется – мимо официальной казны, ха!

В общем, друганы-правдоискатели десять лет под стенами Трои мурку тянули, никак до ума разборку довести не могли: то боги не велят, то погода неважная; то между собой по пьянке до смерти передерутся, то голова с утра трещит, не до великих подвигов – да и то, понятное дело, без хорошего вина какая ж многолетняя осада! Со скуки подохнуть можно.

Короче говоря, как десять лет той осаде стукнуло, так и решил Менелай: а ну их всех, троянцев, на хрен! Сколько можно, в конце-то концов, дурака валять, осточертело хуже похмелья… Тем более, что менелаевские интенданты доложили шефу о невозможности дальнейших поставок вина и продуктов. Дескать, не обессудьте, царь-государь, но отпускные цены стали выше крыши: в государстве без правителя дефолт и безвластие, скоро самим жрать нечего будет.

Прикинули брателлы, что дешевле оставить всё как есть, списать убытки на форс-мажорные обстоятельства и двинуть до дому, до хаты, несолоно хлебавши. Но напоследок всё ж решили отметить круглую дату как следует; заводной товарищ царь Одиссей предложил по этому поводу сбацать гигантского деревянного Коня, на предмет задабривания путевых богов. И как исторической ценности памятник – типа «Меня и Одя здесь были», – и как назидательный символ для лохов-троянцев. Чтобы вечно помнили и боялись!

Сказано – сделано: поднатужились, сколотили Конягу из останков разбитого по пьяни корабля, да и сели всем скопом обмывать долгожданный отъезд. Ну и коллективное произведение искусства заодно… Народ, что попроще – те у костров, с песнями и плясками закучковались, а героическое начальство, понятное дело, свой собственный вип-стол организовало, в брюхе Коня. Оно, с высоты, и за тем народом сподручнее следить, чтоб не пережрал на радостях, и самим уютнее – можно оттянуться по полной, не на глазах у подчинённых. Что герои устроили с превеликой радостью: надрались в хлам все, до единого. Там же и уснули…

Под утро невменяемый боевой народ в никаком состоянии загрузился на корабли и двинул в открытое море, а про своё начальство-то напрочь позабыл! Не до того, однако, было.

Троянский же люд, увидев по утру пустой берег и сиротливо-убогого Коня на нём, поначалу малость ошизел от неожиданности – они, троянцы, настолько привыкли к осаде и пьяным ночным воплям, что поначалу решили, мол, им с бодуна подобное мерещится… чай, тоже не трезвенники были, хе-хе! А так как по осадному времени в городе давно уже наблюдались проблемы с топливом, то затеялись троянские коммунальные службы затащить того Коня на центральную площадь и там разобрать – чтобы, значит, ценная древесина зря не пропала. Чтоб не разворовали её на берегу всякие несознательные местные жители. Затащить-то затащили, да, но до разборки руки у коммунальщиков так и не дошли: сначала в городе начались стихийные митинги по поводу знаменательной победы над захватчиками-оккупантами, а после не менее стихийные пьянки, как же без них-то!

В общем, к ночи всё городское население и все службы – включая и патрульно-постовую, и аварийно-спасательную – были, как говорится, «в лёжку». А герои, которые в брюхе Коня от выпивки притомились, думали, что это их сподвижники всё ещё гуляют, отъезд празднуют… Проснутся, опохмелятся, подумают мимоходом и вновь спать падают, ага. Вином анестезированные.

Однако ж всё хорошее рано или поздно, но заканчивается: закончился и винный запас в Коне. Очнулись граждане герои, а похмелиться-то нечем, прям беда какая-то… Ну, деваться некуда, разгерметезировали они конский вход-выход и выбрались наружу. Вылезли, смотрят по сторонам, ничего понять не могут: ба! И где это они оказались? И чего это за городок такой? И вообще, где у них тут по ночам вином торгуют и принимают ли к оплате греческую валюту?

К сожалению, узнать оказалась не у кого: все встречные лежат вповалку, и – тишина. Поначалу даже подумали, не чёрный ли мор в городке случился, по воле гневливой Афины? Однако ж быстро разобрались что к чему, страшно позавидовали отдыхающим и двинули к городским воротам: каждый мало-мальски культурный грек тех времён знал, где можно купить выпивку в любое время суток. Стражники, поди, тоже люди, никогда подработки не чурались, чем могли, тем и помогали страждущим – за соответствующую плату, разумеется.

На свою беду вина у стражников не оказалось, сами всё выпили – праздник ведь, святое дело!… Ну, греки покумекали и решили сообща: мол, тогда выпускайте нас из города, пойдём друганов искать, у них наверняка похмелительная заначка имеется. А стражники возьми да заартачься – эге, не положено ворота по ночам для всяких-прочих открывать, дуйте отсюда, алкаши чёртовы, не мешайте службу править! На «алкашей» боевой народ, конечно, шибко обиделся, достал мечи и стал тех стражников колбасить не по-детски. Заколбасили, ворота открыли и на тебе – а вот и друзья-соратники подвалили! Они, видишь ли, доплыли до острова Тенедос, где массово подправили своё здоровье, после чего наконец-то обнаружили пропажу начальства и вернулись за ним. Ну а дальше всё покатило соответственно официальным былинам и легендам… – Федул, утомлённый долгим рассказом, выпил подряд пару стаканов пива и, откашлявшись, так закончил свою речь: – Эхма! Да кабы тогда у стражников нашлось вино, или же они не стали бы выделываться, а по-хорошему выпустили героев-камрадов на волю, то, глядишь, у этой истории был бы совсем другой финал. Более оптимистический, ага.

– Любопытно, – сказал Глеб, отбирая у гнома пустой стакан, – а Нифонт-то откуда это всё узнал? С небес подглядывал, что ли? – парень налил пива и себе.

– Нет, не подглядывал, – хихикнул Федул. – Он, понимаешь, при всём том безобразии присутствовал. Уж не знаю, каким именно образом, но то, что Нифонт в этой истории поучаствовал – факт! Мало того: он мне позапрошлым летом даже автограф Одиссея показывал… или подпись Зевса? Ох, брателлы, не помню, слишком я пьяный был. Но что-то эдакое автографическое предъявлял – то ли на папирусе, то ли на пергаменте начертанное… то ли на пачке из-под папирос «Герцеговина Флор». – Гном, что-то припоминая, хлопнул себя по лбу. – Эге! А, может, то вовсе не Одиссей или бог Зевс постарались, а сам товарищ Сталин? Тьфу, и зачем я в тот вечер так надрался, прям какой-то провал в памяти…

– Да, пьянство – это великий грех, – охотно согласился бабай. – Особенно ежели в жару и особенно ежели водкой грешить: ну выпил ты свои пятьсот-семьсот грамм, зачем же больше употреблять? Нет, не понимаю я крепко пьющих, – Модест глянул на занятый Глебом стакан и, не стесняясь, приложился к фляге с вином.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});