Впусти меня - Йон Линдквист

– Он... Его арестовала полиция.

– Но тогда, может быть, тебе лучше спросить у них?

– Да, но его держат здесь. Он болен.

– А что у него за болезнь?

– Он... Я знаю только, что он здесь. Где он может быть?

– Наверное, на последнем этаже, но туда нельзя без предварительной договоренности.

– Я только хотела узнать, где его окно, чтобы я могла... Не знаю.

Девочка опять расплакалась. Горло Мод сжалось до боли. Девочка хотела знать, где ее папа, чтобы стоять под окнами больницы... в снегопад... и смотреть на его окно... Мод сглотнула.

– Если хочешь, я могу туда позвонить. Уверена, что тебя пустят...

– Нет, спасибо. Теперь я знаю... Теперь я могу... Спасибо. Спасибо.

Девочка повернулась к ней спиной и направилась к дверям.

Боже, эти несчастные семьи...

Девочка скрылась за дверью, а Мод сидела и смотрела ей вслед.

Что-то тут не так.

Мод попыталась припомнить, как она выглядела, как двигалась. Что-то в ней было не то, что-то странное... Через полминуты Мод поняла, в чем дело. Девочка была босая.

Мод выскочила из-за стойки и подбежала к дверям. Ей только в исключительных случаях разрешалось оставлять стойку без присмотра, но она решила, что сейчас тот самый случай. Она нетерпеливо протиснулась сквозь вертушку – скорее, да скорее же! – и выбежала на стоянку автомобилей. Девочки и след простыл. Что же делать? Нужно, наверное, вызвать социальные службы, чтобы они убедились, что за девочкой есть хоть какой-то присмотр. Видимо, никто не знал, что она здесь, – это все объясняло. Кто же ее отец?

Мод оглядела парковку, но девочки не было видно. Она пробежала вдоль больницы по направлению к метро. Пусто. По дороге обратно она лихорадочно соображала, кому позвонить и что предпринять.

*

Оскар лежал в своей постели в ожидании Оборотня. В его груди кипели ярость и отчаяние. Из гостиной доносились громкие голоса отца и Янне, заглушаемые музыкой из кассетника. «Братья Юп»[31]. Оскар не мог различить слов, но он и без того знал эту песню наизусть.

Живешь в деревне – нужна скотина.

Фарфор продали, свинью купили...

На этом месте музыканты принимались изображать разных животных. Вообще-то они всегда казались ему смешными, но сейчас он их ненавидел. За то, что они принимают во всем этом участие. Поют свою идиотскую песню, пока папа с Янне сидят и напиваются.

Он прекрасно знал, как все будет дальше.

Через час-другой бутылка будет допита, и Янне отправится домой. Потом папа немного послоняется по кухне, пока не решит, что ему непременно нужно побеседовать с Оскаром.

Он войдет к нему в комнату, только это будет уже не папа, а воняющая перегаром размазня, полная слюнявых нежностей и сентиментальных соплей. Поднимет Оскара из постели. Поговорить. О том, как он до сих пор любит маму, о том, как любит Оскара, а Оскар его любит? Будет заплетающимся языком рассказывать обо всех нанесенных ему несправедливых обидах и в худшем случае совсем заведется и разозлится.

Он никогда не поднимал на Оскара руку, нет. Но для Оскара не было ничего хуже того, что в эти минуты происходило у него на глазах. От папы не оставалось и следа. Вместо него появлялся монстр, каким-то образом овладевший его телом.

Тот, кем папа становился после выпивки, не имел ни малейшего отношения к нему трезвому. Поэтому легче было думать о папе как об Оборотне. Представлять себе, что в теле отца действительно таится совсем другое существо. Как луна пробуждает в оборотне волка, так алкоголь пробуждал в папе эту чуждую сущность.

Оскар взял номер комиксов про медвежонка Бамсе, попытался читать, но никак не мог сосредоточиться. Он чувствовал себя... брошенным. Через час или около того ему предстояло остаться наедине с Монстром. И единственное, что он мог сделать, – это ждать.

Он швырнул комиксы в стену, встал с кровати и вытащил бумажник. Билеты на метро и две записки от Эли. Он разложил их в ряд на кровати.

«В ОКОШКО – ДЕНЬ, А РАДОСТЬ – ИЗ ОКОШКА!»

И сердечко.

«ДО ВЕЧЕРА. ЭЛИ».

И вторая:

«МНЕ НАДО УДАЛИТЬСЯ, ЧТОБЫ ЖИТЬ, ИЛИ ОСТАТЬСЯ И ПРОСТИТЬСЯ С ЖИЗНЬЮ».

Вампиров не бывает.

Ночь повисла тонким покрывалом за окном. Оскар закрыл глаза и представил себе дорогу в Стокгольм, стремительно мелькающие дома, сады, поля. Он влетел во двор в Блакеберге и дальше – в ее окно, и увидел Эли.

Открыв глаза, он уставился на черный прямоугольник окна. Где-то там – она.

«Братья Юп» затянули новую песню про велосипед с проколотой шиной. Папа и Янне чему-то громко смеялись. Слишком громко. Последовал грохот какого-то предмета, падающего на пол.

Ну, и какого монстра ты выбираешь?

Оскар запихнул записки Эли обратно в бумажник и оделся. Проскользнул в коридор, надел ботинки, куртку, шапку. Несколько секунд тихо постоял в прихожей, прислушиваясь к голосам в гостиной.

Обернулся, уже собираясь уйти, но, заметив что-то, остановился.

На галошнице в прихожей стояли его старые резиновые сапоги, которые он носил, когда ему было года четыре. Они стояли здесь, сколько он себя помнил. А рядом – огромные отцовские сапоги фирмы «Треторн», на одном – заплатка из тех, какими латают велосипедные шины.

Почему он их не выбросил?

И Оскар понял. Из сапог вдруг выросли две фигуры, стоявшие к нему спиной. Папина широкая спина, а рядом – маленькая Оскара. Ладошка Оскара в папиной руке. Они шли по скалистому склону в резиновых сапогах, – наверное, за малиной.

Оскар шмыгнул носом. В горле стоял плач. Он протянул руку, чтобы коснуться маленьких сапог. Из гостиной донесся пьяный смех. Голос Янне, непохожий на себя. Наверное, кого-то пародирует – у него это хорошо получается.

Пальцы Оскара сомкнулись на голенищах маленьких сапог. Да. Он и сам не знал, почему, но это показалось ему правильным. Он украдкой открыл входную дверь и закрыл ее за собой. Ночь была морозной, снег переливался морем крошечных бриллиантов в лунном свете.

Крепко зажав сапоги в руке, он направился к шоссе.

*

Охранник спал – молодой полицейский, приставленный после того, как администрация больницы отказалась каждый день выделять по человеку на охрану Хокана. Правда, дверь запиралась на кодовый замок. Наверное, поэтому он и осмелился задремать.

Горел один ночник, и Хокан изучал размытые тени на потолке, как человек, лежащий в траве, наблюдает за облаками. Он пытался различить формы, фигуры среди теней. Он не знал, сможет ли теперь читать, но его неудержимо тянуло к книгам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});