Инспектор ливней и снежных бурь - Генри Дэвид Торо

рядом с ним!

Удивительно, до какой степени миром правят группировки. Те, кто составляет общество в Новой Англии или Нью-Йорке, или, по крайней мере, по мнению многих, находятся во главе его, – всего лишь клика, люди нашего времени, светские люди, великолепно идущие в упряжке, в которую их впрягли. Почти все институты, таким образом, носят сектантский, узкопартийный характер. Газеты, журналы, колледжи, все виды правительственных и церковных учреждений отражают лишь видимость деятельности немногих людей, массы же – либо подчиняются, либо не обращают на них внимания. Газеты только что оправились от чувства пресыщения и тяжести, которые возникают после ежегодных выпускных церемоний и выступлений в клубах филоматов и перед студенческими обществами. Ни те, кто произносит эти речи, ни те, кто их слушает, не выражают духа нашего времени. А студенты верят, что все эти ежегодные церемонии являются неотъемлемой чертой механизма нашей системы. Есть у нас еще регаты, фейерверки, вечеринки с приглашением знаменитостей, выставки лошадей. Когда я встречаю человека (или мне говорят о таком человеке), который даже не слыхал обо всем этом, который не признает наших лидеров, я испытываю чувство радости. Так, я обрадовался на днях, когда услышал, что в Тамворте, штат Нью-Гемпшир, два человека с мая занимаются ловлей форели, но очень огорчился, узнав, что пойманную рыбу они отправляют в Бостон, удовлетворяя потребности немногих избранных. Редакторы газет, священники, пользующиеся популярностью у прихожан, нынешние наши политики и ораторы, а также чиновники – хоть мы и думаем, что они придерживаются разных политических и религиозных взглядов, – по сути дела представляют собой некое однородное целое, ибо они лишь частички той пены, что собирается на поверхности общества.

Сегодня днем в Ассабете видел сомика. Он лежал на дне, недалеко от берега, очевидно, больной. Лодку он подпустил фута на два. Почти полголовы у него, начиная ото рта и наискосок назад, покрыто черной проказой, похожей на ракообразный лишай. Длинный ус с этой стороны головы, похоже, отмирает и рядом растет новый, прямой, в дюйм высотой; этот маленький черный ус, или шип, похож на дерево, разветвляющееся вверху. Передвигается он с трудом.

Эдит Эмерсон74 дала мне Asclepias tuberosa* из Наушона. Она считает, что там он сейчас в полном цвету.

Удивительно, из каких пустяков и нелепостей состоят наши ежедневные новости. На одно интересное событие приходится девятьсот девяносто девять незначительных, однако и тем и другим уделяется одинаковое внимание. Я только что узнал из газет, что по дну Атлантического океана проложен кабель75. Это, конечно, важное событие, но газеты не ограничиваются простым сообщением. Они пишут еще и о том, как приняли эту новость в каждом мало-мальски значительном городе Соединенных Штатов, из скольких орудий был дан салют и какова была при этом отдача у орудий в Нью-Йорке, Милуоки, Шибойгане; на улицах парни и девушки, старики и молодежь читают все это, не упуская ни малейшей подробности из того, что делалось в Нью-Рошеле и Эвансвилле, и глаза их блестят. Газеты поместили все речи, сказанные по этому поводу, а некоторые люди хотели бы даже собрать их в отдельный том!!!

Вы говорите, что много путешествовали. А сколько людей вы встретили, которые не принадлежат ни к какой секте, партии или группировке? Смогли ли вы проникнуть дальше, туда, где рекомендательные письма уже бесполезны?

Гнездо щегла, которое я видел сегодня днем, лежит на горизонтальном сучке яблони на высоте семи футов над землей, диаметр его – треть дюйма, с одной стороны его подпирает другой сучок – поменьше, оно чуть-чуть касается третьего. Снаружи ширина его три с половиной дюйма, а внутри – один дюйм и три четверти, высота его – два с половиной дюйма от верхнего края до нижнего или чуть пониже сучка, а внутри – полтора дюйма. Гнездо очень плотное, с толстыми утепленными стенками и слегка загнутыми внутрь краями. Оно построено из тонких кусочков коры – виноградной лозы и других деревьев – и одного кусочка стебля, а ближе к поверхности – из большого количества светло-коричневых тонких сережек дуба (?) или пекана (?), перемешанных с увядшими цветками яблони и черешками яблоневых листьев; там можно различить полусгнившие листья нынешнего года, головки прошлогодней леспедецы и других трав и дикорастущих растений; снаружи все это покрыто белой шелковой паутиной, сплетенной пауком или гусеницей. Гнездо выложено толстым, теплым слоем пушка от семян чертополоха (очевидно), с которым смешаны кусочки коры виноградной лозы, а край состоит из таких же кусочков коры, сережек и каких-то тонких волокнистых стебельков и двух-трех (конских) волосков вместе с шерстью (?); углубление выложено более редким и менее цепким пушком чертополоха. Гнездо это сделано с большим искусством.

Ум воспринимает лишь немногие ароматы в течение года. Нас посещает мало мыслей, которые чего-то стоят, и мы бесконечно пережевываем эту жвачку. Наш ум – вроде жвачного животного. Я хорошо помню вкус сухарика, который купил в Нью-Йорке месяца два или три тому назад и ел на ужин, сидя в вагоне. Мой попутчик делал вид, что ему тоже нравятся эти сухари, но при этом – о, маловерный! – он регулярно ужинал в Спрингфилде. В Бостоне таких не делают. Жизнь оставляет нам большей частью лишь аромат, молву и воспоминание о ней. Если мне приходит в голову мысль, я пережевываю ее, как жвачку, каждое утро, покуда она совсем не потеряет вкуса, до тех пор, пока мои хозяева не подкинут мне свежего корма. Гений подобен кисти, которую лишь однажды в течение многих месяцев окунают в краску. Она настолько высыхает, что, хотя мы и водим ею, пытаясь раскрасить нашу землю и небо, из этого ничего не получается. Если без конца проводить кистью по одному и тому же месту, она все равно не добавит ему цвета.

* Ваточник клубневой (лат.).

16 нояб. Днем ходил к Хаббардову выпасу.

День холодный, дует порывистый ветер, небо почти все заволокло тучами.

Лудон76 называет Comus Canadcnsis* лиственным травянистым растением, а грушанки – вечнозелеными травянистыми растениями. Листья огнецвета почти совсем свежие, но немного обвисли; четыре листика у него собраны вместе, как у Sericea** и florida***, и так далее. Это многолетнее растение каждыый год умирает, но корень его сохраняется, и каждую весну появляются новые ростки. Сейчас уже, можно видеть хорошо развитый розовый бутон. Но в этом году огнецвет держится долго, думаю, многие листья останутся зелеными всю зиму под слоем снега. Сейчас они большей частью приобрели красноватый оттенок. Нужно понаблюдать, в каком именно отношении грушанки более морозоустойчивы. Новая почка формируется у них между двумя листьями, когда отмирают старые листья, растущие ниже на стебле или лозе.

Сейчас в лесу валяется много больших веток, сломанных во время бури сильным юго-западным ветром. На них сохранилась густая листва, поскольку мертвое дерево не может скинуть увядшие листья, и эти умершие столь преждевременно листья отличаются цветом от тех, которые остались на деревьях и превратились в желто-бурые (например, на дубах и каштанах) и лишь кое-где сохранили более или менее зеленый оттенок.

Видел серую белку метрах в сорока – пятидесяти от большого Хаббардова леса. Она прыгала по листьям на земле, потом взобралась на дуб, а с него перебралась на верхушку высокой желтой сосны и там затаилась, так что я ее больше не видел.

Земля, слегка припорошенная снежком, отчего стала как бы седой, теперь больше похожа на голые серые ветки дубов. Земля и дубовые рощи производят еще более сильное впечатление своим однообразием.

Мне думается, зеленеющая зимой пипсиссева – самое красивее из наших вечнозеленых растений. Ее глянцевито-зеленые листья кажутся влажными; она встречается повсюду в наших лесах. Также очень интересны кальмия широколистная, Lycopodium dendroideum, companatum и lutidulum*, а также верхушечный щитовник.

* Дёрен канадский (лат.).

** Шелковистый (лат.).

***Цветущий (лат.).

Вы хотите слушать проповеди, лекции… А зачем они вам нужны? И что вы, хныкающие младенцы, хотите в них услышать?